Бюджетный процесс

 

 

В рамках парадигмального  подхода, который является в нашем  исследовании ключевым, обратим внимание на следующие замечания Поланьи.

основных способов взаимодействия в социуме по поводу материальных благ: взаимности, распределения и обмена. Исследование данных способов в совокупности с их институциональным оформлением является единственным и подлинным предметом экономики.

 

как средство для  достижения более фундаментальных  целей"*(129).

Экономика не так  далека от этики, как может показаться на первый взгляд. Исторически она связана с такими ценностями эпохи модерна, как рациональность и вычислимость. В Толковом словаре В.И. Даля первым значением слова "хозяйство" является "заведывание, управление порядком и расходами по заведению"*(130). Никто не ставит под сомнение, что бережливость и забота о собственности являются определяющими для экономических отношений. Экономика в ее современном понимании, как отмечает финский ученый Альф Рен (Alf Rehn), "начинается там, где есть, что контролировать, аккумулированный продукт, и является синонимом хорошо планированного обмена и общего стремления к балансу"*(131).

Но было ли так  всегда? И справедливы ли эти утверждения  относительно современного общества?

В основании  нашего понимания экономики, как мы уже говорили вначале, лежит определенное представление о человеке. Homo oeconomicus, о котором писал М. Мосс, рационален, расчетлив и эгоистичен. Расчетливости в хозяйственной жизни в таком случае соответствует социальная жизнь, подчиненная достижению собственных эгоистических целей. Такой взгляд на природу человека не только напоминает рассуждения И. Бентама и О. Холмса, о которых мы уже писали, но также близок такому течению в теории эволюции, как социал-дарвинизм. В 1888 году дарвинист Томас Гексли (Thomas Huxley) в своем эссе "Борьба за существование и ее влияние на человека" утверждал, что борьба и конкуренция являются основными движущими силами развития и эволюции человеческого общества.

бесплатной или  очень скудно оплачиваемой работы - разве все они не являются проявлениями, в бесконечно-разнообразных формах, все той же, вечно живущей в человечестве, потребности взаимной помощи и поддержки?"*(133)

Джеймса Вудберна (James Woodburn)*(138). По сходной причине  не устраивает Бенклера и понятие "дар", который в научной литературе рассматривается преимущественно в контексте обмена даров, когда с помощью такого обмена и циркуляции вещей в обществе достигается производство и воспроизводство социальных отношений.

Самого Бенклера интересует иное: как посредством нерыночных механизмов (суть которых заключается в том, что люди делятся с другими) производятся вещи, действия и услуги, имеющие материальную ценность.

сообщество индивидов, которые взаимодействуют на регулярной основе, именно такой вид кооперации, основанный на "слабых" социальных связях, в последнее время становится все более многообещающим.

интеллектуальной  собственности, о чем постоянно  говорят, но также и регулирование  компьютерных технологий и проводной  сети связи*(139).

 

те, которые способен совершить данный индивид в соответствии со своими интересами и в удобное для себя время.

Приводя различные  примеры, Бенклер признает, что описываемый  им феномен и его экономические  свойства нуждаются в серьезном  изучении. Литература по социологии и антропологии дара могут быть ценным подспорьем в дальнейших исследованиях, однако практика "взаимного предоставления" должна рассматриваться не как социальная практика, а как разновидность именно экономического производства.

 

 

§ 3. Информационные технологии и право

 

Не существует никакой защиты от технологии, за исключением  самой технологии. Когда вы создаете новую среду на одной ступени  развития технологии, вы должны создать  антисреду на следующей.

Маршалл Маклюэн*(141)

 

 

Введение

 

Культура определяет образ жизни и стиль мышления, господствующие в обществе, а технологии являются, в свою очередь, неотъемлемой частью культуры. Поэтому вполне логично, что технологические перевороты изменяют общество в целом, включая общественные отношения, которые являются предметом правового регулирования.

 

неработающих  или неэффективных правовых норм.

В первую очередь  с пробелами в правовом регулировании, вызванными изменением экономической  ситуации в связи с распространением новых технологий, сталкивается юридическая практика. Для судей дела, в которых предметом разбирательства являются информационные технологии, становятся настоящей "головной болью". Даже для квалифицированных судей нередко затруднительно принять грамотное и справедливое решение, когда речь заходит о нюансах создания или распространения компьютерных программ, цепочки лиц, связанных с созданием и эксплуатацией сайта и т.д. и т.п.

С точки зрения социальной психологии поведение судей  при рассмотрении подобных дел является вполне предсказуемым. Вместо того чтобы объективно оценивать новую для себя информацию, судьи выступают в роли "когнитивных скупцов"*(142): они предпочитают редуцировать ее к известной информации, привычным для себя правовым ситуациям. Иная стратегия может привести к неопределенности, затянуть процедуру, пошатнуть стандарты, замены которым еще не найдено*(143).

В своем докладе 1993 года "Наука и технология в  принятии судебных решений" комиссия Карнеги по науке, технологии и управлению констатировала: "В настоящий  момент параллельные дороги ученых и юристов обычно подчиняются законам Эвклидовой геометрии - они не пересекаются, - хотя обе дисциплины нередко осмысливают одни и те же предметы. А когда их пути пересекаются, результатом чаще является непонимание, чем конструктивная коммуникация"*(144). Комиссия полагала, что помочь может более тесное общение между учеными, судьями и адвокатами, более широкое распространение информации о научных инновациях.

По прошествии двадцати лет мы можем сказать, что  ситуация начала меняться, но в целом  проблема остается нерешенной. В США продолжаются дискуссии о некомпетентности окружных судов в вопросах патентного права и о юридическом формализме, которые нередко позволяют игнорировать техническую суть вопроса, требующую обращения к внеправовым источникам информации*(145). В России суды для включения информационных технологий в правовой контекст нередко используют неуместные метафоры и аналогии*(146).

Причина, видимо, кроется в общекультурных процессах. Узкая специализация становится характерной чертой времени*(147). Мир техники усложняется, из вещественного, и уже потому очевидного, он все больше превращается в виртуальный мир "тонкой материи", который не "прочитывается" правом, не поддается буквальной интерпретации на языке, унаследованном от римского права.

Одним из возможных  правовых ответов на умножающиеся проблемы является перемещение бремени регулирования  с жестких законодательных норм на гибкие стандарты и иные системы  саморегулирования*(148).

Выбор правил поведения, осуществленный самими экономическими агентами, не всегда оказывается оптимальным и, в свою очередь, связан с правовыми рисками, включая самые серьезные: несоблюдение фундаментальных прав пользователей, антиконкурентной направленности и др. Однако существуют и позитивные примеры, которые получают дальнейшее распространение и становятся своеобразными образцами, примерами успешной практики.

 

 

Информация как  предмет научного познания и "псевдопроблема" правовых дефиниций

 

"Здание нашего  несколько искусственно созданного  благополучия слишком легко может рухнуть, как только в один прекрасный день окажется, что при помощи всего лишь нескольких слов, таких как "информация", "энтропия", "избыточность", нельзя решить всех наших проблем".

Клод Шеннон*(149)

 

 

Понятие "информация" оказалось в центре как научных, так и общественно-политических дискуссий главным образом благодаря технологическому всплеску, результатом которого стала "компьютерная революция". Первые шаги в теории информации были сделаны еще в первой половине 20 века: в 1928 году Р. Хартли впервые дал количественное определение информации, а в 1948 году вышла знаменитая книга К. Шеннона "Математическая теория связи", где информации дается уже статистическое определение*(150). В теории Шеннона понятие "информации" тесно связано с понятиями "энтропии" и "связи". Информацией оказываются только те передаваемые сообщения, которые уменьшают неопределённость у получателя информации.

Дальнейшая теоретическая  разработка теории информации велась в направлении расширения понятия "информации", которое включало отныне семантический и прагматический аспекты.

 

 

Развитие электронно-вычислительной техники сопровождалось бурным ростом научного и общественного интереса к общефилософским и гуманитарным вопросам, связанным с использованием информационных технологий. Достаточно быстро стало очевидным, что информация как предмет научного исследования не может быть сведена к относительно краткому набору описаний и дефиниций. Одновременно расширилось и понятие информации: теперь информация характеризовала не только формальную структуру технологической обработки разнообразного содержания, но и всю совокупность коммуникативных явлений в области науки.

 

Любопытно, что  идея об универсальной применимости теории информации оказалась соблазнительной  не только для философов, но и для представителей биологии, социологии, психологии, экономики и других наук.

Охладить их пыл пытался уже К. Шеннон, который  в кратком предисловии к "Трудам по теории информации", броско озаглавленном "Праздничный экипаж" (Bandwagon), написал  фразу, вынесенную в эпиграф к настоящему параграфу*(154). Шеннон, конечно же, верил, и притом безгранично, в правоту своей теории, однако, будучи честным (а не только знаменитым) ученым, он предостерегал современников от поспешных выводов и необоснованной экстраполяции, какими бы побуждениями они ни были вызваны.

государства боролись за освоение территорий, а затем  за распоряжение и эксплуатацию сырьевых ресурсов и дешевой рабочей силы, надо полагать, они будут бороться в будущем за освоение информации"*(156).

 

 

Что касается информации, которая идет от информационной сети к индивиду (потребителю), то здесь первостепенное значение приобретает возможность выбора. В информационной сфере в качестве условия для свободного выбора (отбора) информации выступает, в частности, ее разнообразие, которое не сводится к ее многоканальности, т.е. к количественному показателю источников информации. Пределы, относительно которых право информационного выбора можно считать реальным, являются функцией условий доступа, а также предварительной информации о выборе, которой обладает индивид.

Но информация не только потребляется индивидом, существует также информация, которой информационная сеть обменивается с индивидом, т.е. информация, которая поступает в  сеть от индивида, включая информацию о нем, т.е. его персональные данные. Иными словами, информационная автономия подразумевает определенную степень активности индивидов не только в качестве читателей или слушателей, но также в качестве тех, кто говорит или пишет, т.е. креативных или созидающих субъектов. Именно поэтому правовые нормы должны определять не только правила доступа к информации, но и правила ее использования.

 

регулировании (т.е. вызывают или провоцируют проблемы, которые не могут быть решены нормативными установлениями этики, сложившихся или складывающихся обычаев, техническими средствами и пр.), наконец, в-третьих, являются восприимчивыми к правовому воздействию.

Проблема легального определения понятия "информация" является характерной чертой именно российского правового дискурса. В других странах ни ученые, ни законотворцы не считают, что отсутствие дефиниции столь широкого понятия может негативно отразиться на практике. Право не может и не должно определять максимально общие понятия как таковые и прекрасно обходится без определения таких понятий, как общество, человек, язык, культура или материя.

Аналогичную ситуацию мы наблюдаем и с понятием "информация". В законодательстве различных стран  можно встретить синонимический ряд (информация, данные, сведения, факты  и т.п.). Приравнивание к иным понятиям и указание на безотносительность к форме представления не дают полноценного правового определения. То же самое справедливо также и в отношении понятия "Интернет". Упоминание об информационно-телекоммуникационной сети или ссылка на базовый протокол (Internet Protocol) с правовой точки зрения не информативны - они позволяют лишь идентифицировать объект, но не задают правил для последующего правового анализа. В обоих случаях вместо искомой легальной дефиниции мы получаем крайне общую, ничего существенного не проясняющую, нейтральную характеристику понятия.

 

Международная практика развития законодательства в  сфере информационных технологий пошла  по иному пути. Используя философскую  терминологию, осваиваемый сегодня  правом подход можно обозначить как "индуктивный". Информация как таковая остается на периферии: право всегда регулирует отношения, связанные с тем или иным информационным объектом, а не с информацией как таковой. И точно так же не случайно, что ни в одной стране мира нет всеобъемлющего (кодифицированного) законодательства по Интернету. Существующие нормативные акты регулируют частные аспекты функционирования сети: деятельность операторов, распределение адресного пространства, борьбу со спамом и т.п.

Рискнем предположить, что отсутствие работоспособных определений не является следствием отсутствия единого научного понимания понятия или невосприимчивости права к современным технологиям. Как нам представляется, любые попытки дать в законе определение наиболее общим понятиям через исчерпывающий перечень значимых для права признаков являются бесперспективными. Поиски подобных определений могут быть при определенных условиях полезны для науки, раскрывая новые аспекты изучаемого феномена, но никак не для правовой практики.