Геополитические деятели

Теория  «домино» и финляндизация  

 «Доктрина сдерживания» привела к созданию простых и локальных пространственных моделей, с помощью которых объяснялась и прогнозировалась геополитическая ситуация в отдельных секторах римленда. Затем эти модели распространялась и на другие районы Третьего мира. Следуя этим принципам, У. Pocmoy, М. Тейлор и Р. Макнамара создали теорию «домино», ставшую классической аналогией таких моделей. Смысл теории «домино» состоял в том, что «падение»» одной страны-сателлита неизбежно приведет к ущербу интересам США в соседних странах. Так, потеря Камбоджи привела к усилению рисков в Таиланде, Малайзии и примыкающих странах.  

 Администрация США, следуя  теории «домино», не раз ставила  в унизительное положение своих  стратегических партнеров по  НАТО. Так, во второй половине 60-х годов XX в. игнорирование  национальных интересов Франции, которая рассматривалась как плацдарм США для противостояния с СССР, заставило президента Шарля де Голля вывести Францию из НАТО.   

 В Западной Европе теория  «домино» была заменена термином  «финляндизация», который был введен Р. Левенталем в 1966 г. Как известно, Финляндия была в коалиции с Германией против СССР. Однако в 1944 г. СССР обязал эту страну изменить курс и вступить в борьбу против Германии. Парижский мирный договор был мягок по отношению к Финляндии. Она должна была уступить некоторые территории СССР, ограничить численность своей армии и выплатить СССР репарации на сумму в 300 млн долл. товарами. Финляндией управляли правительственные коалиции, в которых коммунисты играли важную роль. Ради обеспечения полного суверенитета во внутренних делах Финляндия воздерживалась от антисоветских действий. Допускалась экстраполяция такой модели на другие страны Западной Европы. При этом исходили из того, что СССР не будет осуществлять захват стран военным путем, но советское влияние будет распространено с помощью навязанного контроля политики стран, вовлеченных в сферу влияния СССР. Считалось, что Финляндия является образцом такого процесса.

Концепция «динамического сдерживания» Гоэя  

 Существенные изменения в модель Спайкмена внес президент Национального института общественной политики (Вашингтон) Колин Грэй. Одним из первых геополитиков он отметил тенденцию перехода от биполярного мира к мультжолярному. По мнению Грэя, СССР, осуществляя мировую экспансию, «перешел» границу сдерживания и утвердился по другую сторону Римленда. Это случилось после Карибского кризиса 1962 г., вызванного размещением СССР ракет средней дальности на Кубе. С этого момента СССР сконцентрировал свои усилия на проникновении в развивающиеся страны. Грэй считал, что США следовало пересмотреть свою «политику сдерживания» в римленде и направить ее на те регионы, которые находятся и вне римленда. Однако при этом ключевым регионом для США остается все же Евразия. Такую геополитику Грэй обозначил термином «динамическое сдерживание». По окончании холодной войны Грэй предостерегал от демонтажа американской инфраструктуры вследствие возможной внезапной смены демократической власти в России на тоталитарную.

Доктрина  ядерного сдерживания Алперовица  

 Американский политолог Тар Алперовиц стал автором теории ядерного сдерживания, которая опиралась на учет новых реалий. Уже во время Второй мировой войны возник новый геополитический фактор, оказавший огромное влияние на все последующее развитие международных отношений — ядерное оружие, обладающее огромной разрушительной силой. Атомная бомба давала США огромную геополитическую власть и означала мировое господство и контроль.  

 Американское правительство  Ф. Рузвельта для достижения  мировой гегемонии запустило «Проект Манхэттен» по созданию ядерной бомбы в Лос-Аламосе. Для его осуществления (с 1942 по 1945 гг.) были привлечены лучшие западные ученые, включая немецких, которые были вывезены из Европы еще в период войны, в проект было инвестировано около 2 млрд долл.  

 Испытание первой атомной  бомбы США произошло 16 июля 1945 г., т.е. перед началом Потсдамской  конференции (17 июля — 2 августа  1945 г. ), на которой главы правительств  главных держав — победительниц во Второй мировой войне принимали решения о послевоенном устройстве мира. Президент США Г. Трумэн ни словом не обмолвился об испытании в Аламагордо (штат Нью-Мексико) И. Сталину, который возглавлял советскую делегацию в Потсдаме. Позже 6 и 9 августа 1945 г., по приказу Трумэна, на японские города Хиросима и Нагасаки, были сброшены две атомной бомбы, унесшие жизни свыше 200 тыс. человек.  

 В 1965 г. Гар Алперовиц ввел термин «атомная дипломатия». По его мнению, с учетом уроков «холодной войны» современная фаза геополитического развития должна учитывать влияние ряда факторов. С одной стороны, существование ядерных вооружений в известном смысле помогло предотвратить мировую войну из-за опасности взаимного гарантированного уничтожения противников. С другой — малые военные интервенции (Вьетнам, Афганистан, Персидский залив) продемонстрировали ограниченную полезность ядерного оружия, исходя из финансовых, моральных и политических оценок. Кроме того, поддержание массированного военного потенциала западными великими державами ведет к снижению их международной конкурентоспособности по сравнению со странами, которые не несут существенного военного бремени. В то же время реальной и непосредственной угрозой национальной безопасности является, конечно, ядерное оружие в руках безрассудной державы.  

 Испытание атомной бомбы  в СССР в 1949 г. в Семипалатинске  лишило США глобального преимущества. Теперь любой конфликт между двумя супердержавами будет ядерным с самого начала войны. Следовательно, главным является фактор внезапности. Затем постепенно сформировался «Атомный клуб», куда вошли США (атомная бомба была взорвана в июне 1945 г., водородная — в ноябре 1952 г.); СССР (август 1949 г. и август 1953 г.); Великобритания (октябрь 1952 г. и май 1957 г.); Франция (февраль 1960 г. и август 1968 г.); Китай (октябрь 1964 г. и июль 1967 г.); Индия (май 1974 г.). После этого гонка вооружений происходила по линии военных технологий, связанных с повышением эффективности ядерного оружия.  

 В современной стратегии  ядерного устрашения НАТО и  в доктрине национальной безопасности России по-прежнему обосновывается необходимость сохранить «перспективу» использования атомного оружия первыми. Многие политики и исследователи считают, что политика ядерного сдерживания воспитала политическую психологию, исключающую достижение политических целей противоборствующих идеологий военным путем.  

 Огромную угрозу миру представляет  так называемое ядерное подполье. По оценкам экспертов, от 25 до 30 государств мира обладают возможностями для создания ядерного оружия. Угроза ядерного шантажа сегодня также исходит от террористических организаций.  

 Наряду с этим, более 100 стран  стали участниками безъядерных  зон. ЮАР отказалась от обладания  ядерным оружием и демонтировала созданные ядерные устройства. Все Южное полушарие объявлено безъядерной зоной планеты. После поражения в войне в Персидском заливе Ирак был принужден Советом Безопасности ООН к демонтажу промышленного потенциала для создания оружия массового уничтожения. Вслед за безъядерными зонами в Латинской Америке и в южной части Тихого океана появились безъядерные зоны в Африке и в Юго-Восточной Азии.  

 До недавнего времени главное  внимание ядерных держав было  направлено на поиски путей  отказа от ядерного оружия  главных претендентов в «Атомный  клуб» — Индии, Пакистана и  Израиля. Индия и Пакистан в  мае 1998 г. провели ядерные испытания  (Индия — пять испытаний на полигоне Покхарап, а Пакистан — примерно столько же испытаний на полигоне в горах Чагай). Израиль вообще негативно относится к проблеме международного контроля над его ядерной программой, хотя в настоящее время никакой ядерной угрозы для Израиля практически не существует. Союзнические отношения с США и фактические гарантии основ его безопасности лишают дальнейшие работы над ядерной программой убедительной мотивировки. 

5. ди авторов, осознавших геополитическую значимость вышеуказанных факторов, следует назвать в первую очередь Дж. Кроуна, X. де Блая, Б. Рассета, Л. Кантори, С. Шпигеля и др. Типичны для этой группы исследователей позиции Сола Б. Коэна. 
 
Еще в начале 60-х гг. Коэн разделил мир на геостратегические районы, характеризующиеся общностью хозяйства (иными словами, объединяющие промышленное ядро и аграрно-сырьевую периферию), системы коммуникаций и идеологии, в свою очередь, подразделяющиеся на геополитические районы по признакам общности образа жизни, исторических и культурных связей, потоков миграций и географической близости. Коэн выдвинул гипотезу, что политические отношения в новом взаимозависимом мире будут строиться на основе связей между «взаимозаменяемыми», то есть примерно равными по влиятельности, блоками стран переменного состава. 
 
Суммируя многочисленные определения политической географии, Коэн приходит к заключению, что общим во многих из них является то, что «в основе географического мышления лежит пространственная дифференциация. Дифференциация политических явлений в зависимости от места и составляет суть политической географии»30. 
 
Коэн выделил два типа регионов мирового масштаба: геостратегические и геополитические. К первому типу он относил ориентированный на торговлю мир морских держав и евразийско-континентальный мир. Коэн говорил также о возможности выделения самостоятельного региона стран Индийского океана, который возникнет на месте Британского содружества наций. Мир морских держав включает в себя Англию, США, Южную Америку, Карибский бассейн, прибрежные страны Европы, Магриб, Африку южнее Сахары, островную Азию и Океанию. Что касается континентального мира, то он состоит из двух геополитических регионов — хартленда вместе с Восточной Европой и Восточной Азией. Каждый геополитический регион состоит из одной большой страны или нескольких малых стран. Причем каждый из них имеет собственные политические, экономические, социальные и культурные характеристики, которые придают ему специфику и единство. При этом процесс объединения Европы Коэн рассматривал как процесс возникновения нового сверхгосударства, по своему весу и значимости равновеликого двум супердержавам. В его схеме два геостратегических региона разделяются друг от друга шаткими поясами Ближнего Востока и Юго-Западной Азии. Оба они только недавно вышли из-под колониального господства и не сумели добиться широкого регионального единства. Коэн объяснял это наличием в данных регионах внутренних физических преград, отсутствием объединительных геополитических стержней и постоянными внешними давлениями, исходящими от морского и континентального геостратегических регионов31. В другой своей работе Коэн характеризовал сформировавшуюся к 70-м гг. «глобальную политическую систему» в терминах полицентризма, выделив в ней четыре крупных силовых узла: США, прибрежную Европу, Советский Союз и Китай. В этих глобальных рамках, по схеме Коэна, существует множество мировых силовых осей, которые служат лучшей гарантией глобального равновесия32. 
 
В книге «География и политика в разделенном мире» (Нью-Йорк, 1964) Коэн предложил ввести в геополитический метод дополнительную классификацию, основанную на делении основных геополитических реальностей на «ядра» (nucleus) и «дисконтинуальные пояса». С его точки зрения, каждый конкретный регион планеты может быть разложен на четыре геополитические составляющие: 
 
«1) внешняя морская (водная) среда, зависящая от торгового флота и портов; 
 
2) континентальное ядро (nucleus), тождественное «Hinterland» (геополитическому термину, означающему «удаленные от побережья внутренние регионы»); 
 
3) дисконтинуальный пояс (береговые сектора, ориентированные либо внутрь континента, либо от него); 
 
4) регионы, геополитически независимые от этого ансамбля». 
 
Концепция дисконтинуальных поясов была подхвачена такими ведущими американскими стратегами, как Генри Киссинджер, который считал, что политическая стратегия США относительно дисконтинуальных береговых зон состоит в том, чтобы соединить фрагменты в одно целое и обеспечить тем самым атлантизму полный контроль над Советской Евразией. Эта доктрина получила название «Linkage» (от англ. link — связь, звено). Чтобы стратегия «анаконды» была до конца успешной, необходимо было обратить особое внимание на те «береговые сектора» Евразии, которые либо сохраняли нейтралитет, либо тяготели к внутренним пространствам континента. На практике эта политика осуществлялась через вьетнамскую войну, активизацию американо-китайских отношений, поддержку США проамериканского режима в Иране, поддержку националистов-диссидентов Украины и Прибалтики и т.д. 
 
В этой же книге Коэн выделяет два геостратегических региона: 
 
1. «Зависящий от торговли морской мир». 
 
2. «Евразийский континентальный мир». 
 
В их составе он выделяет следующие геополитические регионы: 
 
Англо-Америка и Карибский бассейн; 
 
Западная (морская) Европа и Магриб; 
 
Советский Союз и Восточная Европа. 
 
Теория «окраинных зон»33 («шатэбелтов») Коэна стала известна в 1964 г. и была как бы предвестницей войны, развязанной США против Вьетнама в 1964—1975 гг., агрессии, осуществленной Израилем против арабских стран в 1967 г. Политические выводы из карты «мировых геостратегических регионов и их геополитических подразделений», составленной Коэном, около десяти лет служили пропагандистским прикрытием геостратегии США на Ближнем и Среднем Востоке, в Индокитае. 
 
Коэн строит геополитический анализ современных международных отношений, исходя из положения о разделе мира после войны между СССР и США. «Новое Деление (мира. — Ю. Т.) отражает самое важное геополитическое событие нашего времени — отступление после 1945 г. Запада с позиций, которые плотно окружали внутреннюю часть Евразии, — пишет Коэн. — Сегодня в политическом отношении мир можно уподобить сериям концентрических кругов с коммунистическим блоком в центре Евразии, с Западом, частично обрамляющим этот регион, и нейтральными странами, занимающими промежуточное положение между ними»34. Два «внутренних круга» после второй мировой войны расширили свои площади: коммунистический — за счет нейтрального и западного мира, нейтральный — за счет западного. 
 
На основании теории Коэна американцы Кеннет Томпсон и Джозеф Блэк выдвинули военно-геополитическую схему «национальных целей» США. «Внешнеполитические цели Соединенных Штатов, — пишут они, — лучше всего могут быть изображены в виде ряда концентрических окружностей». В центре этого круга помещено «требование обеспечения безопасности существующих территориальных границ» США. Вторая окаймляющая его полоса обозначает необходимость оказания противодействия со стороны американского правительства любым попыткам какого-либо государства в Европе или Азии установить свою единоличную гегемонию в пределах восточного полушария. И наконец, на периферии этих целей находится третья окружность, обозначающая заинтересованность США в «создании и поддержании такого международного порядка, который бы обеспечивал хорошую возможность для выживания демократических ценностей» в масштабах «всей земли»35.

 
 
Расстановка сил на международной  арене сводится Коэном к противоборству двух «центров силы» — Запада и  Востока, на равном удалении от которых  расположены все государства, относящиеся  к числу неприсоединившихся. Таким  образом, речь идет не о социальных системах во всей их многосложности, но лишь о современных группировках социалистических и империалистических государств. 
 
На карте Коэна евразиатский хартленд и Восточная Европа (первый геополитический регион) и Восточная Азия (второй геополитический регион) составляют первый геостратегический регион. Второй геостратегический регион (зависимые от торговли морские страны) состоит из пяти геополитических регионов: морская Европа и Магриб, Англо-Америка и Карибский бассейн, Африка к югу от Сахары, Южная Америка, тихоокеанские территории Азии и Австралия плюс Океания. Между двумя этими главными геостратегическими регионами ведется борьба за влияние в Юго-Западной Азии, Северо-Восточной Африке и Юго-Восточной Азии. Формируется третий центр силы в Южной Азии — будущий третий геостратегический регион, но он еще недостаточно оформился и окреп36. 
 
Ощутимый урон популярности концепции «окраинных зон» нанесла статья американского географа Ф. Келли37, опубликованная в журнале «Политикал Джиографи Куотерли» в 1986 г., в которой подвергнуты критике важнейшие положения Коэна. Острие критики направлено против тезиса о географической уникальности «окраинных зон». Сравнительный анализ стран Юго-Западной и Юго-Восточной Азии с другими регионами третьего мира по четырем индексам38 не подтвердил тезис об уникальности «окраинных зон». Отклонение этих показателей для стран «окраинных зон» от среднего значения фрагментарно и сопоставимо с подобными отклонениями для остальных макрорегионов третьего мира. Дополнительные данные — размер территории, численность и плотность населения, урбанизация, темпы экономического роста, особенности средств массовой информации, географическое положение — для стран «окраинных зон» также не подтверждают предположение об их уникальности. Определенные отклонения рассмотренных индексов для этих стран от среднего являются необходимым, но недостаточным условием для заключения об их уникальности. В отличие от «статичных» сфер влияния и буферных зон состав стран «окраинных зон» довольно быстро меняется. Ф. Келли считает, что границы и конфигурация «окраинных зон» отличаются известным динамизмом не столько по причине изменения физико-, экономико- и политико-географической ценности определенных районов, сколько в результате вмешательства крупных держав в локальные конфликты, что усиливает потенциальную возможность глобализации региональных коллизий. Политика «неоглобализма», проводимая сегодня американскими «консерваторами», грозит превратить третий мир в непрерывную «окраинную зону». 
 
Коэн поставил под вопрос политику сдерживания и на протяжении ряда лет пытался ревизовать теорию Спикмена «хартленд—римленд». Недостаток этой теории, по меткому выражению Коэна, заключается в том, что политика сдерживания хартленда похожа на запирание дверей конюшни, когда лошадь уже сбежала; имеется в виду существование военно-морских сил СССР во всяких океанах и их присутствие на Кубе, во Вьетнаме. 
 
Коэн также отрицает существование геостратегического единства пространства. Мир в его модели достаточно фундаментально разделен. В своей модели автор использует традиционное географическое понятие региона, выделяя два типа: глобальные и региональные (по масштабу). Первые (глобальные) — геостратегические сферы — отражают международные отношения значительной части мира; вторые (региональные) — геополитические регионы — являются подразделениями геостратегических сфер и сравнительно однородны по экономике, политике и культуре. 
 
Коэн выделяет две основные геостратегические сферы, в каждой из которых доминирует одна из двух сверхдержав, и называет их «Зависимый от торговли мир морских держав» и «Евразийский континентальный мир». Здесь мы видим, что пространственная (двухполушарная) структура мира Коэна схожа со старыми геополитическими моделями. Однако он идет немного дальше и делит каждую из двух геостратегических сфер на геополитические регионы. По схеме 1991 г. первая сфера («океаническая») включает четыре региона: 1) Англо-Америка и Карибские страны; 2) Европа и страны Магриба; 3) Южная Америка и Южная Африка; 4) островная (оффшорная) Азия и Океания; вторая («континентальная») — два региона: хартленд (страны СНГ); Восточная Азия. Помимо этих регионов выделяется Южная Азия как особая геостратегическая сфера. В качестве «разделительного пояса» между «океаническим» и «континентальным» полушариями выделяется Ближний Восток, а также второй «разделительный пояс» к югу от Сахары. Страны Центрально-Восточной Европы обозначены Коэном как «страны-ворота» между хартлендом и значительной частью «океанического» полушария, которые призваны ускорить связи и восстановить равновесие в мире. 
 
Одна из особенностей модели Коэна заключается в полицентричности геополитической карты мира. Он выделяет пять геополитических центров мира (державы первого порядка): США, Россия, Япония, Китай и Европа (ЕС). Эти центры определяют свои геополитические регионы. Другие геополитические регионы определяют государства второго порядка, которые доминируют в своих регионах, такие, как Индия, Бразилия и Нигерия. Коэн рассматривает почти 30 стран в качестве государств второго порядка, за ними следуют государства третьего, четвертого и пятого порядков. Выделение основывается на размере сферы их внешнеполитического влияния. Конечный результат заключается в многосторонних пересечениях земного шара многими частично совпадающими районами влияния, которые меняются более динамично, чем биполярная модель.

6. Анализ идей и подходов, высказываемых Бжезинским, требует понимания того, что он принадлежит к тем личностям и кругам, которые не просто формулируют и озвучивают геополитические и геостратегические тренды, но формируют их. Бжезинский не только и не столько информируют мировую общественность о происходящих изменениях на геополитической арене, сколько участвует в формировании данной арены. Научная, политическая, информационная и прочая активность Бжезинского этот тот самый случай, когда проведение границы между словом и делом, информационным событием и реальностью, которую оно призвано отобразить, становится более чем затруднительным. В такой ситуации рассуждения о реализуемости предлагаемого видения мира становятся некорректным, так как идеи, высказываемые Бжезинским, могут инициировать процессы и активность, которая,  в конечном счете, приведет к претворению данных идей в жизнь.

Такая оценка требует  ответственного отношения к высказываемым  идеям, вне зависимости от того, насколько  они выглядят реализуемыми сегодня, сейчас. Грань между невозможным и невероятным в такого рода текстах становится нечеткой и трудно различаемой. Сказанное тем более справедливо, если принять во внимание турбулентный характер современной эпохи и исторический опыт последних десятилетий, когда становились политической реальностью сценарии, которые ранее оценивались как невозможные. В таких условиях апеллировать необходимо не к опыту и знаниям эксперта и экспертного сообщества, опираясь на который выстраиваются краткосрочные перспективы, но стратегической интуиции и долгосрочным трендам.

Бжезинский говорит  о добавлении к двум основным явлениям текущей эпохи  глобализации и Сети (интернетизации) еще одного – дерегуляции. Запад и ранее признавал, что процессы глобализации приобрели внутреннюю логику и стремятся вырваться из-под контроля, когда говорить о существовании политической силы, осуществляющей контроль над ними, не приходится. Сегодня налицо также дерегуляция, то есть частичная потеря контроля над социально-экономической и финансовой сферами со стороны западной политической элиты, когда нужны сознательные усилия, чтобы не потерять уже и политический контроль над процессами. Дополнительную остроту создает высокая политическая активность и динамизм международной среды - «глобальное политическое пробуждение».

Бжезинский признает, что образовались резкие социально-экономические  контрасты и разрывы в западном обществе и в мире в целом. Концентрация социально-экономической и финансовой мощи в глобальном масштабе происходит на фоне ослабления традиционных политических рычагов регулирования общественными  процессами. Выражаясь языком марксисткой  политэкономии, которая становится все более и более популярной среди исследователей, пытающихся найти  язык и методологию для описания разворачивающегося мирового кризиса,  – налицо явное несоответствие между политической надстройкой и социально-экономическим базисом западного и глобального обществ. И вполне в духе марксистского анализа корни нынешнего несоответствия базиса и надстройки Бжезинский видит, в том числе, в жадности и эгоизме политического класса и сверхконцентрации национального богатства в руках более чем ограниченного круга акторов. Выражаясь языком теории сложных адаптивных систем Запад и мировая политическая система достаточно близко подошли к кромке хаоса и состоянию кризисной неустойчивости, когда небольшие и непреднамеренные воздействия и флуктуации могут привести к непредсказуемым результатам и сваливанию системы в состояние хаоса, в котором говорить об управлении и контроле в традиционном смысле говорить не приходится.