Основные законы геополитики

3. Размеры территории;

4. Численность народонаселения;

5. Характер народа;

6. Характер правительства,  включая национальные учреждения.

По Мэхэну, главным геополитическим  фактором силы в международной политике является использование морей и  контроль над ними.

В определенный момент (античный мир) складывается довольно устойчивая картина, отраженная в «карте Макиндера». Зона теллурократии устойчиво отождествляется  с внутриконтинентальными просторами Северо-Восточной Евразии (в общих  чертах совпадающими с территориями царской России или СССР). Талассократия  все яснее обозначается как береговые  зоны евразийского материка, Средиземноморский  ареал, Атлантический океан и  моря, омывающие Евразию с Юга  и Запада.

Так карта мира обретает геополитическую специфику:

1) Внутриконтинентальные  пространства становятся «неподвижной  платформой», heartland («землей сердцевины»), «географической осью истории», которая устойчиво сохраняет  теллурократическую цивилизационную  специфику.

2) «Внутренний или континентальный  полумесяц», «береговая зона», rimland представляют собой пространство  интенсивного культурного развития. Здесь очевидны черты «талассократии».  Хотя они уравновешиваются многими  «теллурократическими» тенденциями.

3) «Внешний или островной  полумесяц» представляет собой  «неизведанные земли», с которыми  возможны только морские коммуникации. Впервые он дает о себе знать  в Карфагене и торговой финикийской  цивилизации, воздействовав шей  на «внутренний полумесяц» Европы  извне.

Эта геополитическая картина  соотношения талассократии и  теллурократии выявляется потенциально к началу христианской эры, после  эпохи Пунических войн. Но окончательно она приобретает смысл в период становления Англии великой морской  державой – в XVII-XIX веках. Эпоха великих  географических открытий, начатая с  конца XV века, повлекла за собой окончательное  становление талассократии самостоятельным  планетарным образованием, оторвавшимся от Евразии и ее берегов и полностью  сконцентрировавшимся в англосаксонском  мире (Англия, Америка) и колониях. «Новый Карфаген» англосаксонского капитализма  и индустриализма оформился в  нечто единое и цельное, и с  этого времени геополитический  дуализм приобрел уже четко различимые идеологические и политические формы.

Позиционная борьба Англии с континентальными державами –  Австро-венгерской империей, Германией  и Россией – была геополитическим  содержанием XVIII-XIX веков (плюс вторая половина XX века), а с середины нашего столетия главным оплотом талассократии  стали США.

В холодной войне 1946–1991 годов  извечный геополитический дуализм  достиг максимальных пропорций, талассократия  отождествилась с США, а теллурократия  – с СССР.

Два глобальных типа цивилизации, культуры, метаидеологии вылились в  законченные геополитические очертания, резюмирующие всю геополитическую  историю противостояния стихий. При  этом поразительно, что этим формам законченного геополитического дуализма на идеологическом уровне соответствовали  две столь же синтетические реальности – идеология марксизма (социализма) и идеология либерал-капитализма.

В данном случае можно говорить о реализации на практике двух типов  «редукционизма»: экономический редукционизм свелся к противопоставлению идей Смита  и идей Маркса, а геополитический  – к разделению всех секторов планеты  на зоны, подконтрольные талассократии (Новому Карфагену, США) и теллурократии (Новому Риму, СССР).

Геополитическое видение  истории представляет собой модель развития планетарного дуализма до максимальных пропорций. Суша и Море распространяют свое изначальное противостояние на весь мир.

Человеческая история  есть не что иное, как выражение  этой борьбы и путь к ее абсолютизации.

Таково самое общее  выражение главного закона геополитики  – закона дуализма стихий (Суша против Моря).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2. Закон усиления фактора пространства

 

Политическая история  народов земли демонстрирует  постепенный рост политических форм, становящихся все более масштабными. Так возникают государства и  империи. Этот процесс на геополитическом  уровне означает усиление фактора пространства в человеческой истории. Характер крупных  политических образований – государств и империй – выражает дуальность стихий более впечатляюще, выходя на уровень все более и более  универсальных цивилизационных  типов.

Согласно этому закону безопасность государства зависит  не только от его военной силы, технологического развития и экономической базы, но прежде всего от величины и географического  месторасположения его земель и  территорий. Без территориальной  самодостаточности невозможно решить проблему суверенитета. Эта закономерность отчетливо проявляется по мере развития техники и науки.

Совершенствование уровня кораблестроения  и вооружений объективно усилили  позиции морских цивилизаций. Начиная  с эпохи великих географических открытий (развитие торговли и товарообмена) эта цивилизация наращивает свое преимущество. В этой закономерности никто не сомневался, когда происходило  противостояние двух сверхдержав во второй половине XX века. Рано или поздно даже «неприсоединившиеся» страны были вынуждены делать свой выбор в  пользу одного из центров мировой  политики.

В конце XX века создается  единый англосаксонский комплекс, который  закрепляет свое господство над подконтрольными  им сферами влияния. Однако это отнюдь не означает, что принцип Больших  Пространств теряет свое значение. Напротив, все очевиднее становится, что проект США заключается в  превращение всей поверхности земли  в Единое Большое Пространство, управляемое  из американского центра. Поэтому  перед каждым государством и народом  стоит альтернатива – либо интеграция в единое Большое Пространство под  руководством атлантистов, либо организация  нового Большого Пространства, способного противостоять последней сверхдержаве.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

3. Закон синтеза суши и моря

 

В качестве производного основного  закона геополитики — дуализма талассократии  и теллурократии можно с определенной долей условности назвать закон  синтеза суши и моря — «береговая зона». Это тоже ключевое понятие  в геополитике. «Береговая зона», или Rimland — фрагмент талассократии или  теллурократии. Влияние моря и предопределяет в «береговой зоне» более активное развитие, чем на суше, поэтому она  — более сложное и культурное образование. Rimland напоминает одновременно, как считает А. Дугин, «остров  и корабль», а с другой стороны  — «Империю и Дом». По его мнению, Rimland — «сложная реальность, имеющая  самостоятельную логику и в огромной мере влияющая и на талассократию, и  на теллурократию. Береговая зона выступает  как субъект истории со своей  волей и судьбой, но реализуются  они в рамках геополитического дуализма.

Береговая зона выступает  как территория, которую можно  оторвать от континентальной массы  и превратить в базу, торговый или  военный анклав для наступления  на сушу. С другой стороны, она используется для ограничения влияния моря.

Rimland представляет собой  составное пространство, которое  потенциально несет в себе  возможность быть фрагментом  либо талассократии, либо теллурократии.  Это наиболее сложный и насыщенный  культурой регион. Влияние морской  стихии, Воды, провоцирует в «береговой  зоне» активное и динамическое  развитие. Континентальная масса  давит, заставляя структурализировать  энергию. С одной стороны, rimland переходит в Остров и Корабль.  С другой стороны – в Империю  и Дом.

Rimland не сводится, однако, лишь к промежуточной и переходной  среде, в которой протекает  противодействие двух импульсов.  Это очень сложная реальность, имеющая самостоятельную логику  и в огромной мере влияющая  и на талассократию, и на  теллурократию. Это не объект  истории, но его активный субъект.  Борьба за rimland талассократии и  теллурократии не есть соперничество  за обладание простой стратегической  позицией. Rimland обладает собственной  судьбой и собственной исторической  волей, которая, однако, не может  разрешиться вне базового геополитического  дуализма. Rimland в значительной степени  свободен в выборе, но не свободен  в структуре выбора – так  как кроме талассократического  или теллурократического пути  третьего ему не дано.

В связи с таким качеством  «внутренний полумесяц» часто вообще отождествляется с ареалом распространения  человеческой цивилизации. В глубине  континента царит консерватизм, вне  его пределов – вызов подвижного хаоса.

«Береговые зоны» самой  своей позицией поставлены перед  необходимостью давать ответ на проблему, предложенную географией.

Rimland является пограничной  зоной, поясом, полосой. Вместе  с тем – это граница. Такое  сочетание подводит к геополитическому  определению границы.

В отличие от границ между  государствами, геополитика понимает этот термин иначе, отправляясь от изначальной  модели, в которой первограницей  или архетипом всех границ является конкретное историко-географическое и  культурное понятие rimland.

Пространственный объем  береговых зон является следствием взгляда на материк извне, «от  лица морских пришельцев». Именно для  «сил моря» берег является полосой, простирающейся вглубь суши. Для самого материка, берег напротив, это предел, линия.

Граница как линия (а именно так она понимается в международном  праве) – это рудимент «сухопутной  юриспруденции», унаследованный современным  правом из древнейших традиций. Это  взгляд сугубо сухопутный.

Но взгляд морской, внешний  по отношению к материку, видитбереговые территории как потенциальные колонии, как полоски земли, которые можно  оторвать от остальной континентальной  массы, превратить в базу, в стратегическое пространство. При этом береговая  зона никогда не становится до конца  «своей»; при необходимости можно  сесть на корабль и уплыть на родину, на «остров». Полосой же берег становится именно за счет того, что пришельцам с моря небезопасно углубляться  внутрь континента только на определенное расстояние.

Так как геополитика совмещает  оба взгляда на пространство –  морской и сухопутный, то в ней rimland понимается как особая реальность, как граница-полоса, причем ее качественный объем зависит от того, какой импульс  доминирует в данном секторе –  сухопутный или морской. Гигантские и вполне судоходные океанические побережья  Индии и Китая – суть линии, полосы минимального объема. Соответствующие  культуры имеют сухопутную ориентацию, и объем береговых полос тяготеет к нулю, к тому, чтобы стать  просто концом материка. В Европе и  особенно в Средиземноморье береговые  зоны суть широкие полосы, уходящие далеко вглубь материка. Их объем максимален. Но в обоих случаях речь идет о  геополитической границе. Следовательно, это категория переменная, варьирующаяся, в зависимости от обстоятельств, от линии до полосы.

Такой подход геополитика  проецирует и на анализ более частных  проблем, связанных с границами. Она рассматривает границы между  государствами как «зоны переменного  объема». Этот объем – его сокращение или расширение – зависит от общей  континентальной динамики. В зависимости  от нее эти зоны меняют форму и  траекторию в заданных пределах. В  понятие «геополитической границы» могут входить целые государства. Например, английская идея “санитарного кордона” между Россией и Германией  предполагала создание “ничейной” (полуколониальной и ориентированной на Англию) зоны, состоящей из прибалтийских и  восточноевропейских государств. Континенталистская политика России и Германии, напротив, тяготела к тому, чтобы превратить эту зону в линию (Брест-Литовск, Раппало, пакт Риббентроп-Молотов).

При этом законченная и  совершенная талассократия (Англия, США) применяет в данном случае двойной  стандарт: границы собственных Островов талассократы стремятся свести к  линии, а береговые зоны Евразии  максимально расширить. Для континенталистской геополитики логично использовать точно такой же принцип в обратном направлении: границы Евразии –  линии, границы Америки – полосы.

Аналогия с историческим rimland'ом как “колыбелью цивилизации” показывает важнейшее значение «зон-границ»  и в более частных случаях. Свободные от необходимости нести  на себе тяжесть географического  заряда истории «пограничные зоны»  сплошь и рядом направляют свою энергию  в культурно-интеллектуальные сферы. И умелое использование этого  «легкого» геополитического потенциала составляет искусство геополитической  стратегии противоборствующих сторон.

При этом именно «морские силы»  овладели этим в совершенстве, так  как всегда основывались на принципе максимального и скорейшего извлечения пользы из колонизированных территорий. Это отличало их от сухопутных завоевателей, которые после захвата территории сразу же начинали считать ее своей, а, следователь но, не очень спешили  выжимать из нее все, что можно.

Таким образом, Rimland выступает  поясом, пограничной зоной, или границей. В геополитике этот термин несет  иную смысловую нагрузку, чем понятие  границы между государствами. Морские  пришельцы видят берег не как  линию для самого материка, а как  территорию, которую можно оторвать от континентальной массы, превратить в базу, торговый, военный анклав для дальнейшего наступления  на сушу.