Категория интертекстуальности в публицистическом тексте

При включении прецедентного имени в текст используется:

- цитация (Лукашенко, Чебурашка, Ельцин, "Отечество", НДР, "Яблоко", ЛДПР, МЧС, НТВ, Clinton, Bill, Hillary, UN, Duma, Democrats,  Congress, GOP, China, "Aerosmith", Hugh Grant);

- квазицитация (Наш дом на снос (№ 90); Типутин вам на язык!(№61); "Отечество", мать зовет! (№ 36); Federal Gump (№47), Forest Stump (№ 16),  Snow whine and the seven dwarfs (№ 55));

- аллюзия (Не надо кепки. Кепка  из моды вышел (№ 81) Голосуй электорат, за идеи здравые. Лучше левых  полушарий полушарья правые! (№ 11);). В качестве аллюзии как выражения  прецедентного имени является  цитация (Однозначно, мочить! (№ 87, 88, 99) понимаешь, россияне.) и квазицитация (Учитесь, учитесь и учитесь!(№ 27); Государство – это я. Или не я? (№ 91); Метр без кепки;  Чего его слушать? Он здоров как бык!).

В визуальном компоненте выявляется употребление:

- изображения объекта-носителя данного имени, а именно: политических деятелей, литературных персонажей (Отелло, царевна-лягушка; Santa Claus), мифологических героев (Сизиф), исторических героев (Цезарь, Брут) героев мультфильмов (Чебурашка, Винни-Пух, Mickey Mouse); героев кинофильмов (Джеймс Бонд, Форрест Гамп);

- аллюзии (символы политических  партий – слон, медведь, кепка  Лужкова; символы журналов (профиль  кролика – эмблема журнала  «Плейбой»));

- квазиаллюзии (изображение политических  деятелей в виде Давида и  Голиафа, Карлсона,). В данном случае наблюдается отсылка одновременно к литературным, мифологическим или историческим персонажам и к политическим деятелям.

Имя собственное может выступать в качестве заголовка, привлекая внимание читателя одновременно к прецедентной ситуации и к вновь созданному тексту. Например, Возвращение президента (обращение к кинофильму "Возвращение резидента").

Исходя  из данных примеров, следует, что комический эффект строится на:

- соположении реального и прецедентного  ПИ, в результате чего реальный персонаж, сополагаемый с историческим или вымышленным лицом, оказывается в резком "стилистическом" противопоставлении по отношению к последнему;

- цитации несуразных высказываний, слов - паразитов или выражений - паразитов, свойственных тому или  иному политику;

- искаженном представлении выражений, свойственных тому или иному  носителю прецедентного имени;

- искаженном графическом представлении  имени/названия или непосредственно  фигуры персонажа;

          Категория интертекстуальности прецедентного имени может выражаться также посредством отсылки к прецедентному тексту. В вербальном компоненте она осуществляется через:

- цитацию или квазицитацию (Constitution; Holy taxes), где прецедентное имя является  названием текста;

- цитацию прецедентного текста или его фрагмента (…ей в другую сторону; А…! Места для поцелуев!; И ейной мордой начала меня в харю тыкать…; А нам все равно! А нам все равно! Не боимся мы волка и сову.; You have the right to remain silent…);

- квазицитацию ПТ или его  фрагмента (Я от "Яблока" ушел…; Имидж – ничто! Жажда власти все; Наш паровоз, вперед лети, в Госдуме остановка…;  Читайте, завидуйте, я дипломат из бывшего Союза!; “And God said, “Let there be light.” And then he created the earth…And then the oceans and the fish…And then he created Republicans;);

- аллюзию через цитацию ПИ («Победа»  – яхта из «Приключений капитана  Врунгеля»;);

- квазицитацию ПИ, где ПИ – символ ПТ (Federal Gump, Snow whine and the seven dwarfs).

В визуальном компоненте в качестве способа указания применяется:

- аллюзия на ПТ через портретное  изображение действующих героев  текста (Ворона и лиса; Три Толстяка;  старик и Золотая Рыбка; Bamby);

- квазиаллюзия (Степашин гадает  «яблочком по тарелочке»; изображение избушки на курьих ножках с Кремлевской звездой).

Комический эффект в данном случае достигается через: искаженное графическое представление названия (имени); искажение самого ПТ или его фрагмента; соположение реальной ситуации и ПТ, влекущее к возникновению "стилистического" противоречия, где реальная ситуация противопоставлена ПТ; соположение реального персонажа и реальной ситуации с атрибутом ПТ (избушка на курьих ножках), где актуализированный набор ассоциаций, закрепленный за данным текстом вступает в "стилистическое" противоречие с реальной ситуацией и реальным персонажем.

Таким образом, обращение к прецедентному имени собственному имеет место как в вербальном, так и изобразительном компоненте интертекстуальности, при этом существует дублирование (то есть одновременная отсылка в вербальной и невербальной части произведения). Достижение необходимого эффекта при отсылке к прецедентным именам собственным в публицистическом дискурсе чаще обусловлено комичностью изобразительной части карикатуры (например, искаженное отображение политических деятелей), нежели вербальным компонентом. Может осуществляться соположение реального персонажа (события) с прецедентным именем собственным, соположением строгой цитации высказываний политиков с вымышленной ситуацией, сопоставлением прецедентных феноменов между собой, искажением прецедентного феномена или реального персонажа (ситуации), цитации слов-паразитов, свойственных тому или иному политику.

2.2. Грамматические способы  реализации интертекстуальности  в публицистическом тексте

Категорию интертекстуальности можно трактовать двояко: во-первых, как соотнесенность конкретного экземпляра текста с определенным типом текста и, во-вторых, как его соотнесенность с другим текстом / другими текстами.

Первый вариант трактовки данного признака в своей основе опирается на различные активно развиваемые ныне текстовые классификации, т. е. на выделение неких классов текстов, обладающих определенным (типичным) набором содержательных и/или формальных признаков (например, интервью, доклад, конспект и т. п.).

Когда говорят об интертекстуальности как соотнесенности с другими текстами, то прежде всего имеют в виду такие специфические речевые жанры, как критика и пародии, весь смысл которых заключается в постоянном соотнесении одного речевого произведения с другим. Однако данная проблема, конечно, не исчерпывается изучением только критических и пародийных произведений. „Интертекстуализмы“ – так некоторые лингвисты называют сигналы-отсылки от одного текста к другому – начинают выдвигаться на передний план лингвистического интереса» (Филиппов 2003: 119–132).

В современной филологии не утихают споры о содержании термина «интертекстуальность». По словам В.Д. Мазо, «одним из первых в мире обзорно-аналитических исследований, посвященных учению об интертекстуальности как возможному разделу поэтики», является переведенная на русский язык в 2008 г. книга Натали Пьеге-Гро «Введение в теорию интертекстуальности». Понятие интертекстуальности связано с насущной во все времена филологической проблемой воспроизводимости как универсального свойства мысли и речи; при этом авторы считают важным разграничивать два типа «чужого слова» в тексте: воспроизводимость как «повторение в дискурсе общеизвестного, устоявшегося и потому утратившего свою свежесть, обреченного на автоматизм воспроизведения и восприятия», и интертекстуальность как «возобновление в индивидуальной дискурсной практике уже существующего, не освоенного всей лингвокультурой, а потому обладающего новизной на фоне общепринятого» (Хорохордина 2009: 33). Любопытный анализ публицистического текста в этом аспекте приведен в следующей статье из журнала «Мир русского слова»:

О.В. Хорохордина. «Чужое» в текстовой деятельности

«Итак, что и как воспроизводится в дискурсе? Обратимся к примеру.

„Строительство транспортных коридоров в 2005 году будет продолжено

Петр Великий, прорубив на Северо-Западе России окно в Европу, рассчитывал, что это подтянет страну до уровня цивилизованного мира. Но одна из двух вечных российских бед – дороги, вернее их отсутствие, снижали значимость выхода к Балтийскому морю. Три века понадобилось, чтобы преодолеть обе российские беды, и только сейчас балтийский транспортный коридор готовится связать Европу с Дальним Востоком и Южно-азиатскими странами.

С подробностями – Вячеслав Чуманов“ (Вести. 10.01.2005.)

Возникает вопрос: не будь нам известно, откуда взят этот фрагмент, что могли бы мы сказать о его происхождении?

Содержание – информация об актуальном событии и комментарий к нему, равно как соединение в речи ориентации на чередование стандарта (транспортный коридор; подтянет… до уровня; цивилизованного мира; вернее… отсутствие; снижали значимость…;… понадобилось, чтобы…, и только сейчас… готовится + инфинитив) с экспрессивными формами (прорубив… окно в Европу; одна из двух вечных российских бед – дороги) обнаруживает связь данного текста со СМИ; наличие фразы: „С подробностями – Вячеслав Чуманов“, типичной для современных новостных передач, свидетельствует о том, что перед нами фрагмент речи ведущего новостной передачи; наличие же заголовка, используемого в качестве анонса в новостных радио – и телепередачах, но обычно не воспроизводимого вместе с текстом о конкретном сюжете в общем потоке новостей, указывает на письменный характер данного текста, тем самым позволяя идентифицировать текст как фрагмент интернет-версии новостной передачи.

Таким образом, типовое содержание, его типовое языковое воплощение и типовые элементы речевой композиции, иными словами, регулярно воспроизводимые жанрово-стилевые индикаторы, позволяют любому современному россиянину, пользующемуся Интернетом, безошибочно определить источник данного текстового фрагмента.

Налицо, с одной стороны, воспроизведение в индивидуальном дискурсе единиц семантико-строевого уровня языковой личности современного представителя русской лингвокультуры. Этот уровень „является продуктом переработки речевого опыта человека, в его поверхностном ярусе должны храниться единицы разной протяженности – от готовых словоформ до типовых фраз, частотность употребления которых приводит к целостному „переживанию“ последних без расчленения их на составляющие элементы“. С другой стороны, в текстовой деятельности проявляется глубинный ярус (лингвокогнитивный уровень языковой личности) через воспроизведение грамматических фрагментов языковой модели мира, характерных для типичного современного представителя русской лингвокультуры.

Одним из средств хранения языковой картины мира в сознании и воплощения её в дискурсе являются прецедентные феномены, такие как прецедентные высказывания (например: „В России две беды – дороги и дураки“), прецедентные ситуации, часто вербализуемые в дискурсе грамматическими формами выражения интертекстуальности (например: „В Европу прорубил окно“). Автоматизм операций с прецедентными феноменами в текстовой деятельности позволяет авторам использовать их, не теряя уверенности, что речевой продукт будет и без особых усилий интерпретирован средним представителем данной лингвокультуры, в том числе и параллельно со звучанием речи (анализируемый пример текста имел изначально устную форму представления, для которой, как известно, характерна необратимость). Фраза: „Три века понадобилось, чтобы преодолеть обе российские беды, и только сейчас балтийский транспортный коридор готовится связать Европу с Дальним Востоком и Южно-азиатскими странами“ – предполагает, что слушатель знает, что Россия получила выход к Балтийскому морю в начале XVIII века, а также поймет, о каких двух российских бедах идет речь» (Хорохордина 2009: 33,34).

Итак, грамматические интертекстуализмы часто включаются в ряд так называемых прецедентных феноменов – особого рода знаков, «вербализуемых феноменов»: которые хорошо знакомы всем представителям национально-лингвокультурного сообщества; которые актуальны в когнитивном (познавательном и эмоциональном) плане; обращение (апелляция) к которым постоянно возобновляется в речи представителей того или иного национально-лингвокультурного сообщества (Красных 2003: 170).

Выводы:

Интертекстуальность представляет собой структурированную сеть вынужденных ассоциаций в читательском восприятии, порожденную текстом. Это также один из вариантов передачи информации, тем или иным образом транслируемой из поколения в поколение. В широком смысле интертекстуальность понимается как необходимое предварительное условие для любого текста, не сводимое к проблеме источников и влияний и представляющее собой общее поле анонимных формул. В рамках более узких подходов интертекстуальность трактуется как взаимодействие тех или иных текстов.

Как показал анализ лингвистической литературы, проблема интертекстуальности в газетно-публицистической речи средств массовой информации не является предметом активного изучения современных исследователей, но она не может не вызывать интереса. Объектом изучения могут быть способы введения интертекстуальных включений в публицистический дискурс, функции интертекстуальности в публицистике и др. В качестве слагаемого интертекстуальности может рассматриваться роль прецедентного текста, высказывания и т.п. в тексте. В данном исследовании определяется интертекстуальная плотность/ разреженность публицистического дискурса; наличие интертекстуальных включений в той или иной газете и их дифференциация по принципу приоритетности использования того или иного феномена в каждом из рассмотренных изданий; процентное соотношение употребления интертекстуальных включений в том или ином издании; разновидности их функционирования в текстах; местонахождение данных феноменов в той или иной части статьи (заголовке, вводке, самом корпусе статьи, концовке).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Исследование показало, что во многих случаях свойство, присущее тексту как интертексту, может характеризовать текст в сочетании с другими категориальными/ономасиологическими признаками, в результате чего один и тот же текст может быть классифицирован и, соответственно, назван по-разному. В целом же, проведенный анализ группы «интертекстов» позволил прийти к выводу о необходимости дальнейшего изучения входящих в нее членов, направленного на уточнение содержания и функций отдельных специальных понятий и имен, а также отбор и систематизацию общего состава группы. Целью такой работы является придание «интертекстам» соответствующего научного статуса в рамках теории текста, а именно: статуса объекта данной филологической дисциплины с возможным выделением самостоятельного, посвященного им раздела.