Средства выражения несогласия в английском языке

He did not look very unhappy.

Подробнее о таких явлениях пойдет речь в главе о роли концепта вежливости в выборе средств выражения несогласия.

Место лексических единиц и структур т.н. неполного отрицания остается не четко фиксированным в общей парадигме средств выражения отрицания, например:

I hardly know him.

Также некоторые грамматисты относят отрицательный союз neither…nor к структурам неполного отрицания, так как, как было уже выше сказано, этот союз является частично-отрицательным.

Эти структуры формально ближе к отрицанию, чем к утверждению; их статус подтверждается тестом, предложенным Е. Клайма, который состоит в построении разделительного вопроса: I hardly know him, do I ?

Особый интерес представляют случаи двойного отрицания. Повторение отрицания при двух членах предложения не допускается нормами мононегативных языков. Ср:-англ.: He said nothing и рус.: Он ничего не сказал.

Двойное отрицание является характерной особенностью просторечия и, соответственно, широко используется как средство речевых характеристик: We are not no thin red`eroes, nor we aren`t no blackguards too.  (R.Kipling).

Представляется, однако, неверным утверждение, что подобное кумулятивное отрицание свидетельствует только о неграмотности говорящего. Оно в то же время экспрессивнее обычного подчеркивает желание говорящего быть совершенно уверенным, что отрицание будет замечено. Подобное многократное отрицание было нормой в древнеанглийском и среднеанглийском, и следует признать, что на этих стадиях английский язык  был в том плане выразительнее. Теперь двойное отрицание сохранилось только в форме диалекта. Например:

I don`t want to have nothing at all to say to you.  (R.Kipling).

В разговорном стиле речи отрицание может иметь разные экспрессивные функции и передавать разные психологические состояния. Так, отрицательная конструкция вместо необходимой утвердительной может передавать волнение, нерешительность, колебание:

I`m wondering if I oughtn’t to ring him up. (E.Waugh).

Эксплицитные и имплицитные средства отрицания вместе с другими средствами способствуют созданию общего смысла высказывания и его оттенков. Один и тот же тип речевого акта, реализуемый в рамках разных стилей, обнаруживает свои особенности в выборе средств отрицания.

В заключение можно сделать вывод, что разноуровневый характер средств выражения отрицания свидетельствует не только о широкомасштабном явлении, но и о возможности передачи очень тонких изменений в структуре значения, позволяющих понять и ощутить целую гамму мельчайших информативных нюансов высказывания.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Выводы по первой главе:

 

Многие вопросы, связанные с отрицанием, спорны, о чем говорит, в частности, существование целого ряда концепций в формальной логике и лингвистики. Наличие разных подходов к категории отрицания в достаточной мере обусловлено  тесной взаимосвязью и взаимозависимостью логического и лингвистического, что формирует более глубокое осмысление грамматической категории.

«Отрицание – есть отсутствие чего-либо» или «высказывание об отсутствии чего-то». Такая формулировка прослеживается во всех исследования категории отрицания и дает общее представление о феномене. В то же время отрицательная сема способна стать ведущей во многих лексемах, формируя новые понятия на основе общих семантических признаков. Таким образом, каждая отрицательная лексема включает в себя либо сему «отрицания», либо семы: «отрицание», «несогласие», либо семы: «отрицание», несогласие», неодобрение» и т.д.,  причем расширение объема приводит к возникновению дополнительного значения (значений  несогласия, неодобрения и т.д.). Семантическая неоднородность категории отрицания в парадигматическом плане находит свое отражение в его способности участвовать в формировании различных речевых актов:

Отрицание:

 

несогласие       неодобрение

Расширение семантического объема происходит за счет появления различных сем, детерминирующих  созначения, поэтому соотношение значений и созначений представляет собой соотношение субординации, когда объем понятий несогласия, неодобрения и др. входит в понятие отрицания, как отношение вида и рода. Между собой объемы созначений находятся в отношении перекрещивания, частично совпадая, что можно изобразить с помощью круговых схем (кругов Эйнера):

 

 

 

 

 

 

1. отрицание
2. несогласие
3. неодобрение.

Таким образом, можно заключить, что речевые акты несогласия и неодобрения являются составляющими категории отрицания, поскольку средства выражения несогласия, неодобрения и др. в конечном итоге базируются на грамматической категории отрицания.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава II. Специфика выражения несогласия в английском языке (лингво-культурологический аспект).

 

2.1. О значимости лингво-культурологического  подхода к анализу грамматических  явлений.

 

Расширение международных связей, в том числе в области образования, развитие новых информационных технологий, глобализация  образования привели к тому, что английский язык в нашей стране из предмета преподавания действительно стал средством международного общения. Все более широкое признание получает тезис о том, что изучение языка в самом себе и для себя, вне связи с культурой и менталитетом народа – его носителя, является занятием если не абсолютно бесполезным, то малопродуктивным.

Особую актуальность приобрел тезис, выдвинутый великим Гумбольдтом, что язык представляет собой особую форму «мировидения». Развитие этого тезиса привело лингвистов к необходимости признать тот факт, что язык является феноменом социальным и национальным и несет на себе отпечатки особенностей мировоззрения, этических и культурных ценностей того языкового социума, который на нем говорит.

Долгое время считалось, что социкультурные нормы отражаются преимущественно в словарном составе языка, в то время как категориальное содержание грамматических форм является универсальным. Нельзя не согласиться, что лексикон реагирует на изменение в социальной жизни и ценностных ориентациях с большей быстротой и чуткостью, чем грамматика. Однако особенности менталитета и культуры в целом находят отражение не только в словарном составе, но и в грамматическом строе языка. Взаимозависимость между культурными ценностями и их отражением в грамматике языка изучена, на наш взгляд, значительно менее подробно и требует дальнейшего изучения. В последнее время широкую поддержку получают идеи В.фон-Гумбольдта, И.Г. Гердера и А. А. Потебни о том, что грамматика «более родственна духовному своеобразию наций, нежели лексика». Американский грамматист Марта Колин считает, что, чем больше мы знаем о грамматике другого языка, тем больше мы знаем о той нации, которая на нем говорит. Эту же мысль высказывает и У. Нэш, говоря, что «грамматика – это не формальная структура, которая существует в себе и для себя, а попытка отчетливо представить те понятия, которые мы сформировали об окружающей действительности: она отражает то, как мы смотрим на мир».

В этой связи уместно вспомнить и тот факт, что в университетах средневековья грамматика занимала весьма привилегированное положение и изучалась как часть общечеловеческой культуры. Сегодня грамматисты все чаще и чаще возвращаются к мысли о необходимости возвращения грамматики языка в лоно культуры, что и делает актуальным изучение грамматики конкретного языка в лингвокультурном аспекте, т.е. изучение социокультурного потенциала грамматического строя конкретного языка в его сопоставлении с другими языками в том же, социкультурном ракурсе.

Известно, что исследователи в области грамматики выделяют три основных компонента в грамматической многоязычной компетенции: форму, показывающую, как строится высказывание; значение, указывающее на то, что выражает та или иная грамматическая форма; и прагматический компонент, содержащий информацию об условиях и целях употребления той или иной грамматической формы, ее соответствия социокультурным нормам нации, говорящей на данном языке. И если два первых компонента всегда находились в поле зрения, как исследователей, так и преподавателей-практиков, то третий, прагматический компонент, социокультурный в своей основе, учитывается далеко не в полной мере. Между тем недостаточное внимание к этому аспекту нередко приводит к тому, что иноязычная речь студентов, безупречная с точки зрения формы и содержания, тем не менее, оказывается не вполне аутентичной лишь потому, что сквозь нее то и дело «проглядывает» культура и культурные конвенции родного, а не иностранного языка, что может служить причиной коммуникативных неудач. Так, преподаватели английского языка, имеющие опыт работы в поликультурных группах, отмечают, что английская речь студентов – японцев кажется им нарочито вежливой, в то время как речь русских студентов, напротив, слишком агрессивной и категоричной, что, в свою очередь, обусловлено особенностями культуры и менталитета. Наиболее значительные различия, как показывают предварительные наблюдения над речью носителей языка и англоязычной речью русских студентов, а также анализ параллельных текстов, наблюдается в таких наиболее распространенных и частотных речевых актах, как выражение несогласия, возражения, совета, благодарности, извинения, запроса, предостережения и т.д. В осуществлении подобных речевых актов оказываются значимыми различные компоненты: характер интонации, тон, количество реплик, выбор слов и т.д. Грамматическое оформление речевого акта, выбор наиболее приемлемой грамматической формы играет не менее важную роль, чем выбор правильного слова или интонации, наиболее точно передающей коммуникативное намерение говорящего. Исследователи неоднократно отмечали, что одной из социокультурных норм англоязычного общения является так называемая дистанцированность, находящая свое как невербальное (соблюдение физической, пространственной дистанции при общении), так и невербальное выражение в грамматических категориях лица, числа, времени, залога, наклонения и вида.

Рассмотрим следующий пример: «What can I do for you? – Что бы Вы хотели?» Примеры подобного типа показывают, что в английском языке данная коммуникативная ситуация представлена с позиции говорящего, а в русском – с позиции слушающего. Английский язык на этом основании относят к числу так называемых эгоцентрических языков, а русский – к числу альтерэгоцентрических. Именно эти различия находят свое отражение в выборе личного местоимения в осуществлении коммуникативного акта предложения услуг – при англоязычном общении собеседник, предлагая свои услуги, как бы не вторгается в личное пространство другого участника коммуникации, а в русском языке – говорящий обращается непосредственно к участнику ситуации, что, может быть, в свою очередь, обусловлено принципом коллективизма, общинности, свойственной русскому менталитету.

Особенности менталитета, социокультурные ценности языка могут находить свое проявление в различных грамматических категориях. Установление различий в функционировании форм категорий позволяет выделить национально-культурную специфику актов коммуникации в различных языках и учитывать ее в процессе формирования межкультурной коммуникативной компетенции.

Замена термина «социолингвистическая компетенция» (которая рассматривается как компонент общей коммуникативной компетенции) термином «межкультурная компетенция» была предложена М. Хайдом. Автор отмечает, что язык – это не только лингвистический код, в его строе и правилах употребления отражены культурные ценности, без освоения которых (равно как и без освоения самого лингвистического кода) невозможно успешное общение на иностранном языке. Например, в условиях использования английского языка как языка международного общения сбои коммуникации могут происходить не столько из-за грамматических ошибок, сколько из-за того, что представители разных культур будут говорить и писать по-английски, опираясь на собственные культурные нормы (например, правила вежливости). Соглашаясь в целом с этим утверждением, необходимо тем не менее отметить, что автор недооценивает социокультурный потенциал грамматического строя языка. Грамматические ошибки так же культурно обусловлены, как и нормы вежливости. Однако социокультурное содержание грамматики далеко не так очевидно, как те области культурно обусловленного употребления языка, на которых концентрируется М. Хайд. Он, в частности, выделяет такие сферы, как варьирование используемых языковых средств в зависимости от ситуации общения, речевой этикет, правила вежливости, требования к выбору темы разговора, табу, использование пауз, интонации, бранных слов, эксплицитность и имплицитность (что сказать открыто, а что оставить в подтексте) понимание подтекста. Автор, например,  обнаружил, что хорошо владеющие английским языком шведы «молчат» в ходе беседы иначе, чем британцы. Это может создать у последних ложное впечатление, что собеседник настроен враждебно и не заинтересован в продолжении общения. Приведенное наблюдение действительно свидетельствует о культурных различиях между шведами и британцами. Однако оно отражает и более глубокую проблему: ошибочное впечатление британца – это свидетельство его собственного культурного эгоцентризма, «закрытости» по отношение к культурным различиям между народами. Превращение английского языка в язык международного общения требует «культурной открытости» не только от изучающих его, но и от тех,  для кого этот язык является родным. Более того, можно быть уверенным, что носители английского языка, проживающие в разных государствах с собственными культурными особенностями, и даже представители разных социальных слоев одной нации будут по-разному делать паузы при общении. Справедливо замечание, что «чужая культура» воспринимается как отклоняющаяся от нормы, при этом нормою считаются образцы своей культуры, и чужая культура постигается путем приведения чужих образов сознания к образам своей культуры».

Все вышесказанное подтверждает необходимость формирования у изучающих иностранный язык межкультурный компетенции. Длинный список признаков, описывающих межкультурную компетенцию, показывает, что это понятие междисциплинарное, которое не может быть определено в рамках только одной научной дисциплины. Необходимо признать, что культура страны изучаемого языка не исчерпывает (и даже не объясняет) содержания культурного компонента этого языка и не обеспечивает формирования межкультурной компетенции. Культурное содержание  иностранного языка отражено в особенностях языковой картины мира народа, говорящего на данном языке, иными словами, оно является проекцией его языкового сознания.

Большой интерес представляет предложенное  Ю.Н. Карауловым понятие «психоглосса» – единица языкового сознания, отражающая определенную черту языкового строя или системы языка, «которая обладает высокой устойчивостью к вариациям и стабильностью во времени». Автор считает, что набор психоглосс скорее всего и составляет содержание национального языкового типа. Ю.Н. Караулов выделяет три вида психоглосс: грамматические, когнитивные и мотивационные, соответствующие трем уровням организации языковой личности. Первые связаны со знанием языка,  вторые совпадают с типичными категориями образа мира, третьи отражают национальный характер. Фундаментальное значение для обучения иностранному языку имеет тот факт, что грамматические психоглоссы составляют основу языковой личности и формируют единую апперценционную базу всех говорящих на данном языке, которая и определяет общий языковый тип. Таким образом, основу фрмирования иноязычного сознания вторичной языковой личности будет составлять комплекс грамматических психоглосс, соответствующий общеанглийскому языковому типу. И именно это должно составлять цель начального этапа обучения любому иностранному языку.

Таким образом, можно сказать, что грамматике принадлежит важная роль в формировании межкультурной коммуникативной компетенции, и при обучении грамматике в ВУЗе необходимо учитывать не только форму и сематику грамматических форм, но и их прагматический потенциал, который содержит информацию о социокультурных ценностях, нашедших свое отражение в грамматических формах.

 

 

 

2.2. Культурные концепты и их отражение  в языке.

 

Языковая личность как предмет лингвистического изучения представляет собой обобщенный образ носителя культурно-языковых и коммуникативно-деятельных ценностей, знаний, установок и поведенческих реакций. В структуре языковой личности выделяются, как пишет Ю. Н. Караулов, три уровня: вербально-семантический, предполагающий для носителя нормальное владение естественным языком, когнитивный, единицами которого являются понятия, идеи, коцепты, складывающиеся у каждой языковой индивидуальности в более или менее упорядоченную картину мира, отражающую иерархию ценностей, и прагматический, заключающий цели, мотивы, интересы и интенциональности. В этой структуре особое место принадлежит ценностям – наиболее фундаметальным характеристикам культуры, внешним ориентирам поведения. Эти ориентиры возникают, по мнению П. С. Гуревича, не только на основе знания и информации, но и собственного жизненного опыта человека, они представляют собой личностно окрашенное отношение к миру. Ценности лежат в основе оценки тех предпочтений, которые человек делает, характеризуя предметы, качества, события. В этом смысле представляется оправданным разделить ценности на внешние и внутренние, имея в ввиду то обстоятельство, что между внешними, социально обусловленными, и внутренними, персонально обусловленными, ценностями нет четко очерченной границы. Таким образом, противопоставляются ценности индивидуальные, микрогрупповые (например, в семье, между близкими друзьями), макрогрупповые (социальные, ролевые, статусные и др.), этнические и общечеловеческие. Можно выделить также ценности типа цивилизации (например, ценности современного индустриального общества) между этническими и общечеловеческими, но с лингвистической точки зрения наибольший интерес представляют те явления, которые зафиксированы в языке – прежде всего в его лексике и фразеологии.