Мартирос Сарян

На "Золотом руне" были организованы большие иностранные отделы. Молодые  русские новаторы шли на прямые контакты с западноевропейскими мастерами, избрав при этом, французское направление. Из иностранных мастеров принимали  участие - Сезанн, Матисс, Ван Гог, Брак, Дерен, Руо, Анри Руссо, Роден, Майоль, Бурдель и другие.    

Мартирос Сарьян прошел с "Голубой розой" весь ее большой и непростой путь с момента зарождения, испытав на себе все стадии смены отношения к ней со стороны зрителей и критики.    

Невзирая  на хулу, Сарьян продолжал спокойно работать. Вскоре насмешки сменились  осторожным полупризнанием, а затем  пришла и слава, крепкая и прочная, которую не могли подточить ни злобные нападки, ни сомнительные похвалы. "Уже в первый период своей  деятельности, до великой революции, Сарьян занял очень видное место  среди наших художников", - писал  А. В. Луначарский, как бы подводя  итоги той полемике, которая велась вокруг работ художника в дореволюционные  годы.    

И вот Сарьян-художник, уже выработавший собственную живописную манеру, "в  поисках новых впечатлений" ежегодно путешествует по родственным его  душе краям. В 1910 году - Константинополь, в 1911 - Египет, в 1912 - северо-запад Армении, в 1913 - Персия, в 1914 - юг Армении, Гохтан. Мировая война помешала художнику увидеть Индию и Японию. Одно за другим возникают знаменитые полотна Сарьяна - "Улица. Полдень", "Константинопольские собаки", "Натюрморт. Виноград", "Финиковая пальма", "Армянка", "Гора Абул и проходящие верблюды", "Портрет поэта Цатуряна", "Цветы Калаки" и др.    

По  возвращении в Москву из путешествия  в Персию, сняв мастерскую недалеко от Кремля (в доме Перцова), Сарьян выполнил цикл картин на персидские темы. "Передо мной, как в калейдоскопе, пронеслись мои путевые впечатления - и прекрасный пейзаж, и застывшая жизнь страны, и затерявшийся в пыли Тегеран. Я  написал картину-панно "Персия" в память об этой стране".    

В Константинополе, в Египте, в Персии - везде, где бы он ни был, Сарьян находит  свой мир и передает его присущими  ему скупыми средствами. Он синтезирует. В этом кроется все обаяние его искусства, в котором слиты воедино живая до осязаемости вещественная сущность предметов и их отвлеченная, идеальная красота.    

Картины, написанные Сарьяном во время поездок  по странам Ближнего Востока и  по мотивам воспоминаний о них, представляют наивысшие творческие завоевания художника  в дореволюционный период. Эти  картины были показаны на крупнейших выставках того времени (в 1910-1913 гг. Сарьян участвует в 21 экспозиции - в  Москве, Петербурге, Киеве, Одессе, Калуге, Ростове-на-Дону, а также в Лондоне), в том числе таких прославленных  художественных объединений, как "Мир  искусства", "Союз русских художников", "Московское товарищество художников". Участие на этих выставках принесло Мартиросу Сарьяну громкую и прочную известность. Работы ближневосточного цикла исполнены, как правило, в технике темперы на картоне (изредка на холсте, который художник начинает регулярно употреблять лишь в 1913-1914 гг.).     

В эти годы единственным новшеством на полотнах Сарьяна стали египетские маски и предметы восточной культуры. Лежащая в основе древнеегипетского  искусства идея бессмертия была понятна  Сарьяну. Не случайно еще в 1907 году он написал восторженную статью об искусстве  Древнего Египта. Два года спустя на одной из своих картин художник изобразил  сфинкса в образе женщины. А полотно "Персиянка" преобразует красоту  женского лица в маску.    

Строгие, обобщенные формы масок были близки Сарьяну. Эти атрибуты древнего искусства  словно смотрят на нас из глубин веков и воспринимаются как живой  символ непостижимого, таинственного, вечного.    

Практически все композиции раннего Сарьяна (кроме самых первых, еще ученических) не так уж и портретны, даже если они формально и относятся  к жанру портрета. Мгновенно и  очень точно схватив сходство (это вообще никогда не было для  художника значительной трудностью), Сарьян делал его лишь частной  деталью какого-то широкого, иногда символического обобщения. Так, он изображает себя в образе "человек-солнце" ("Автопортрет", 1909), создает лики прекрасной женственности ("Персиянка", 1910), мужественной силы ("Юноша. Портрет  М. Гюльназаряна", 1915 - характерно, что у картины двойное название и первое, обобщенное, точнее), самозабвения художника ("Александр Цатурян", 1915) и т. д. В некоторых работах начала двадцатых годов индивидуальное начало занимает значительно большее место. А в портретных работах парижского периода оно становится определяющим.     

Почти все свои ранние портретные композиции Сарьян строил на сочетании человеческого  облика и символико-декоративного  фона, разработанного с глубоким вниманием  и чрезвычайно тщательно.    

На  примере большой серии работ  видно, что условно-сценическое построение более ранних портретов в Париже сменяется у Сарьяна изображениями  конкретно-реального типа. Поэтому логичен переход от аллегорических сопоставлений человеческих обликов и символических деталей к композициям с нейтральным фоном; для решения индивидуально-психологических задач этого иногда вполне достаточно.     

На  полотнах Сарьяна в первую очередь  бросается в глаза богатство  художественных форм и разнообразие колорита, истоки которого - фольклор, народные песни, посвященные природе, а также многочисленные образцы  народного декоративного искусства, отмеченные истинным богатством воображения, в особенности хачкары.    

Интересен тот факт, что еще в 1906-1907 гг. Сарьян написал ряд статей, посвященных  армянской архитектуре, а в 1912 году поднял перед представителями армянской  интеллигенции вопрос о спасении древних памятников.    

Основное  содержание сарьяновского творчества идет от непоколебимого жизнелюбия, в высшей степени присущего народу. Явление Сарьяна как художника было обусловлено общим подъемом армянской культуры начала века.    

Именно  в это время был записан  и опубликован армянский эпос о Давиде Сасунском. Поэзия и театральное  искусство вновь переживали "Золотой  век". Торос Тораманян научно обосновал самобытность армянской архитектуры, Комитас явил миру национальную музыку во всей ее красоте.    

Как представитель этой плеяды деятелей искусства Сарьян утверждал национальное мышление в живописи. Ему - первому  из армянских художников, получивших образование в Европе,- удалось  открыть пути обновления национального  стиля. Это была миссия, осуществление  которой снискало ему славу основоположника  вновь возрожденной художественной школы.    

Не  следует, однако, забывать, что до Великой  Октябрьской революции Армения  на протяжении долгих веков была лишена государственности и находилась под чужеземным игом. В результате тяжелых политических условий армянская  интеллигенция была вынуждена жить вдали от родины. И хотя созданная  народом культура продолжала существовать, в самой Армении давно уже  не было культурной жизни и самобытная эта культура была, в сущности, не известна цивилизованному миру.    

М. Сарьяну было тридцать четыре года, когда началась первая мировая война, которой сопутствовала величайшая трагедия армянского народа - геноцид, угрожавший ему полным физическим уничтожением. Всенародная битва при Сардарапате в 1918 году остановила продвижение врага к сердцу Армении. Однако страна все еще пребывала в крайне тяжелом состоянии. И тут ход истории круто изменился: молодая Советская республика протянула Армении руку помощи. В 1920 году в Восточной Армении была установлена Советская власть. Народ не только спасся от гибели, но и получил долгожданную государственность.    

Революция застает его в Ростове-на-Дону, где он организует общество художников. В 1921 году по приглашению председателя Совнаркома Армении А. Мясникяна Сарьян с семьей переселяется в Ереван. Здесь по поручению Народного Комиссара Просвещения Ашота Иоаннисяна организует Музей археологии, этнографии и изобразительного искусства (Сарьян был первым директором этого музея).     

Отныне  Армения навсегда становится его  родным домом и главной темой  творчества.    

В советские годы Ереван, столица новой  республики, оказывается центром  притяжения для армянских ученых, писателей, музыкантов, художников, разбросанных доселе по разным городам России и  других стран.    

В Ереване Сарьян становится инициатором  создания ассоциации художников, общества охраны памятников национальной старины, художественной школы и т. д. Он был  одним из "полпредов" молодого советского искусства за рубежом  и участвовал в первых крупных  выставках работ советских художников за границей - в 1922 году в Берлине, в 1924 году - в Венеции (XIV биеннале). Сарьян совместно с П. Кончаловским был командирован на эту выставку, где экспонировались его картины, посвященные природе и жизни Армении ("Горы", "Армения", "Полуденная тишина", "Мой дворик", "Портрет поэта Е. Чаренда", "Арагац", "Ереван" и др.). Аветик Исаакян, который именно в Венеции, в 1924 году познакомился с творчеством художника, вспоминает: "Я стоял перед работами Сарьяна и говорил как бы с самим собой - Сарьян певец ярких красок армянской природы. Я был взволнован и все время повторял - он певец Армении, певец Армении".    

Сарьян - художник, поэт и певец Советской  Армении: уже в середине 20-х годов  так представляют творческий облик  мастера повсеместно - и в СССР, и за рубежом. В эти же годы он создает герб Советской Армении  и занавес первого государственного театра.    

Примечательно, что в 1925 году Армения принесла в  дар Третьяковской галерее картину  Сарьяна "Горы" (1923). Этот подарок, конечно, имел глубоко символический  характер. "Дар, может быть, и скромен,- писал в этой связи в 1926 году критик Н. М. Щекотов, - но в высшей степени  знаменателен. Им открывается совершенно новая страница в истории искусства. Это первый признак того, что понятие "русское искусство", которым  до революции покрывались все  самые ценные художественные произведения, создававшиеся "от финских хладных  скал до пламенной Колхиды", отживает свой век... Каждый народ, входящий в  состав Союза, сделает свой ценный вклад  в единое искусство СССР, которое  уподобится тогда алмазу, отражающему  мир многоцветной игрой бесчисленных своих граней".    

По  предложению А. В. Луначарского, поддержанного  правительством Армении, едет в Венецию, где в XIV Международной художественной выставке (Биеннале ди Венеция) участвовали и советские мастера. Посещение музеев Рима, Флоренции, Венеции. Картины Сарьяна имеют на выставке яркий и шумный успех, репродуцируются. В корреспонденции, опубликованной тифлисской газетой "Заря Востока" 26.X.24 года, сообщалось: "По экспонатам русского павильона иностранцы могли судить и еще об одном явлении, характерном для новой России: укрепление искусства на бывших ее окраинах, а теперь братских республиках. Так, отличные произведения М. Сарьяна, воссоздавшие синтетические картины Армении, не могли не поведать зрителю о том, что эта недавняя юдоль скорби начинает расцветать для новой жизни".    

В 1926 году Сарьян едет в Париж, где  после полуторалетнего пребывания организует выставку своих работ  также преимущественно на армянские  темы и сюжеты.    

Период  осень 1926-весна 1928 гг. относится к  временам высшего расцвета его таланта  и, главное, много решает в его  судьбе.    

Эти полтора года Сарьян провел в Париже. По его собственным словам, он там  работал увлеченно и с полной самоотдачей. Сарьян вспоминает:    

"При  помощи моих старых друзей - семейства  Будагян (я давно познакомился с ними в Москве) я снял за сравнительно скромную плату помещение близ бульвара Сен-Мишель. В своей парижской мастерской я намеревался работать только "для себя". Однако, когда подворачивался случай, я продавал некоторые картины, чтобы чуть пополнить свой тощий бюджет...    

Частных заказов я не искал, но в нескольких случаях они сами нашли меня; по большей части эти заказы исходили от армянских семей, которые жили в Париже... Но исполнение заказов  было всего лишь малым эпизодом в  моей жизни того времени. Я приехал  с другими целями, мне надо было как-то разобраться в своих собственных  возможностях и устремлениях. Я работал  в Париже с упоением, что было сил. Когда в январе 1928 года парижская  галерея Жирар (на улице Эдуарда VII) устроила персональную выставку моих работ, она включала тридцать шесть холстов. Каталог сохранился, там указаны названия. Почти все эти холсты были написаны в Париже на протяжении 1927 года. Кроме того, несколько моих картин, тогда же исполненных, уже принадлежали частным владельцам, оказались вне Парижа и на выставку не попали.    

А ведь обычно я писал не более десяти, редко пятнадцати композиционных полотен  в год. Лишь в 1910-1912 годах я сделал много больше. Но тогда я был  в каком-то самозабвении. И в 1927 году, пожалуй, тоже".    

К несчастью, почти все картины, написанные в Париже (а также шесть или  семь полотен, датированных 1921-25 годами - их художник привез с собой в  Париж из Еревана), ожидала бедственная участь: Сарьян отправил их морем, но французский корабль "Фиржи", в трюме которого находились работы живописца, загорелся в константинопольском порту, и сарьяновские холсты - все до единого - погибли.    

Вот как вышло, что от целого периода, насыщенного напряженнейшим и вместе с тем полным счастливой легкости трудом, не осталось почти ничего. Сохранились лишь те картины, которые были проданы в Париже (их местопребывание, за несколькими исключениями, установлено ныне сотрудниками ереванского Музея М. С. Сарьяна), и еще несколько этюдных полотен и рисунков, которые Сарьян не отсылал багажом, а захватил с собой при отъезде на родину. Правда, остались фотографии, сделанные в Париже, с части написанных там полотен.    

Уехав за тридевять земель, Сарьян практически  совершенно не изменил тематики своих  картин. Находясь в Париже, художник писал виды Армении, делал натюрморты, все детали которых воссоздавались по памяти - они "приехали" вместе с автором из Еревана в Париж; наконец, живописец работал над  портретами парижских армян - в этих полотнах он продолжал поиски, начатые  дома. Если не принимать во внимание несколько беглых этюдов ("На Марне", "Сена в Париже"), Сарьян лишь однажды  написал картину по парижскому мотиву. Это городской пейзаж, увиденный  из окна мастерской художника. Он выполнен в импрессионистическом духе, ощущение Парижа соединилось тут с наиболее яркими впечатлениями, полученными  в музеях.    

Однако  в других вещах парижского периода  художник больше ни разу не прибегает  к открыто-импрессионистической стилистике, хотя она оказалась для него такой  ясной и понятной. В своих произведениях  Сарьян лишь использует отдельные черты  и приемы импрессионизма для построения композиций совсем иного типа, чем  те, которые характерны для этого  направления.    

Постепенно  Сарьян находит новые принципы живописной стилистики, которые перекликаются  с различными из предшествующих примеров, но, в общем, самостоятельны и обладают своей, особой ориентацией.    

Вот его полотна 1927 года - "Горный пейзаж", "Лето. Козы", "У ручья", "На склоне горы". В них варьируется столь обычное для мастера соединение пейзажа и жанра. Но еще недавно (например, в картинах "Полуденный зной", "Арагац летом", "Горы" и в других композиционных вещах начала двадцатых годов) это соединение строилось на контрастах. Крохотные фигурки людей, животных, миниатюрные домики - словом, все, что связано с повседневностью людской жизни, терялось в нескончаемых пространствах долин, на фоне величественно-монументальной пластики гор.