Мифопоэтика средового восприятия

 

Мифологемы, архетипы и стереотипы Петербурга.

 

Применительно к этому городу знаками его, одновременно соседствующими и враждующими, выступают образы-символы Вода и Камень.

Общеизвестна роль Воды при строительстве города. Выбор его места решил выход к морю. По примеру Венеции и Амстердама он был задуман, как вырастающий из воды — весь Васильевский остров в проекте мыслился сетью каналов. Низкая болотистая местность определила великое множество малых речек, в соответствии с духом времени забили многочисленные фонтаны. Со временем каналы и малые реки засыпались, фонтаны приходили в негодность. И именно вода — наводнение —стала источником постоянной опасности для этого города. Мы помним, что в мифопоэтической картине мира Вода, так называемый амбивалентный знак —это символ зарождения, самой жизни и символ гибели, конца, символ диалектического перетекания добра и зла в свою противоположность. Роль Камня в мифопоэтической картине мира не отражена энциклопедией ≪Мифы народов мира≫ но семантика его (значение, смысл) может быть реконструирована из сложившейся фразеологии и также окажется неоднозначной (амбивалентной). Общеизвестен указ Петра о каменном строительстве в Петербурге: здесь можно было строить только из камня, но и из камня можно было строить только здесь (особо тесная увязка города и камня). Вначале Камень для города выступал символом надежности, нерушимости, защиты (≪как за каменной стеной≫, ≪слова тверже камня

≫), ≪работало≫ исконное, библейское значение символа. Со временем в сознании горожан начинается трансформация семантики Камня, он становится символом сдержанности, скрытности, непроницаемости (≪каменное выражение лица≫) —это уже город, отторгаемый Гоголем. Еще позже Камень —уже символ черствости, жестокости, бесчувственности (≪каменное сердце≫) —город, пугающий Достоевского. Уже в наше время, в 80-е годы, общество стало свидетелем того, как обе этисквозные темы встретились в весьма реальной фигуре дамбы. Решение о строительстве

этого сооружения опиралось на прочтение символа воды как зла (наводнения), а символа камня как добра (защита). Затем в общественном сознании произошла инверсия их смыслов: вода стала восприниматься как символ очищения (утверждалась положительная роль наводнений в экологии региона), а камень —как символ насилия над природой. Кроме того, в сложившемся на тот момент социально-психологическом климате камень дамбы воспринимался и как искусственная ≪каменная стена≫ между принимающими решения и теми, кому затем ≪не рекомендуется≫ купаться в Финском заливе. Но, как говорится, ≪вода камень точит≫, и знаки снова меняют свои смыслы: сейчас возвращается представление о том, что строительство этого сооружения все же следует завершить. В образе Петербурга неоднократно виделось и отмечалось в литературе и искусстве сочетание строгости и текучести, определенности и неуловимости, одним словом — двойственности. Помимо фундаментальных общекультурных мифологем, живущих в образе конкретного города и воздействующих на восприятие его среды, у каждого из них складывается и своя мифология, основанная на его реальной истории, безотносительно к тому, насколько внеисторично или квазиисторично трактуются ее факты. Применительно к Петербургу можно проанализировать такие узловые темы местной мифологии, обозначив их как ≪Северная Пальмира≫, ≪Окно в Европу≫, ≪Царь-преобразователь≫, прочитанные сквозь призму барочной культуры —колыбели его зарождения. Северная Пальмира. Пальмира, как известно, город в оазисе Сирийской пустыни, приобретший в III веке до н. э. большое экономическое значение. Санкт-Петербург возник по мановению руки царя, словно мираж в пустыне, если не из песков, так ≪из тьмы лесов, из топи блат≫. Возник далеко в не самом климатически пригодном месте, в отрыве от центров сосредоточения сложившейся на тот момент отечественной культуры. Петербург —оазис в болоте и оазис в Московской Руси, во всех отношениях как бы нечто исключительное, внеконтекстуальное и центробежное (или —эксцентричное).

Окно в Европу. Этот миф вполне укоренился в массовом сознании и сегодня

мало кем осознается, что насильственная петровская цивилизационная прививка — это достойная эпохи барокко ≪игра в Европу≫ при вполне местной подоплеке. Если в исторической и культурологической литературе отмечается, что за таким, не подготовленным естественным ходом событий прорывом всегда следует серьезный откат, то в массовом сознании утвердился миф об особой культурной миссии Петербурга —≪самого европейского из российских городов≫.

Царь-преобразователь. Соседствует с предыдущим и миф о первом просвещенном российском монархе Петре Великом и об исключительно прогрессивном характере его усилий по преобразованию отечественной культуры. Миф, как и положено ему, игнорирует тот факт, что и до Петра в истории Руси бывали и светлые умы, и реформаторы (например, князь Курбский, царь Алексей Михайлович), что в действительности Петр был одним из самых кровавых царей, а обаятельное величие его фигуры вписывается в общий тон неоренессансного размаха культуры барокко.

Такого рода квазиисторичные представления питают массовое сознание, насыщают сложившийся в нем образ города своими красками и становятся силой, формирующей его своеобразную атмосферу. Так, мифы общественного сознания становятся насущной реальностью, способной влиять на характер ожиданийи пристрастий в отношении развития среды данного города. Для завершения анализа ≪осадочных≫ элементов в ≪средовом≫ языке Петербурга следует проследить, как менялись здесь представления о достойной городской среде со сменой эпох и сменой архитектурных стилей, влияние которых испытал город на протяжении своей истории. Каждая эпоха оставила в его историческом образе свой неизгладимый след. Таковы:

•барокко с его пышной театрализацией жизни;

•классицизм с его строгой регулярностью и нормативной эстетикой;

•эклектика с ее романтизмом и нарастающей урбанизацией;

•модерн с его изысканной утонченностью и системным подходом к эстетической организации среды.

Каждый из этих этапов оставил в представлениях о городе, бытующих в массовом сознании, свой ≪нерастворимый осадок≫. Но анализ его содержания слишком далеко увел бы нас от основной темы. В результате всех этих рассуждений и их авторской интерпретации в воображении

проектировщика вырисовывается представление о том, какие же качества

городской среды могут быть востребованы горожанами (а также и гостями города, туристами и прочими его средовыми субъектами) на основании не только одних практических соображений комфорта. Можно представить себе эмоциональную окраску бессознательных ожиданий от •средовой・ атмосферы≫ конкретного города, базирующихся на мифологемах, архетипах и стереотипах, сложившихся в массовом сознании по его поводу.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение:

Архаический человек воспринимал мир целостно и не вычленял себя из этого мира, отстраненная позиция наблюдателя — плод более позднего сознания. Эмоционально включенный в среду человек, полностью адаптированный к этой среде, переживает ее как естественное продолжение самого себя. Полнейшая «растворенность» его в среде распространяется на все аспекты восприятия, то есть в основе «средового» восприятия лежит мифологический тип сознания, до сегодняшнего дня сохраняющий свою актуальность.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список использцемой литературы:

1. Основы теории дизайна: учебник для вузов, И.А. Розенсон, 2006

 

Интернет-ресурсы:

1. http://www.ielastic.ru/design/mifopoetika-sredovogo-vospriyatiya

2. http://doutuapse.ru/blogs/qrqlbq/mifopoyetika-sredovogo-vosprijatija.html

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Приложение

 

                                   Мифопоэтическая модель мира

 

пространственные                                                         образы-символы

образы-символы                                                            природных объектов

 

Вход, Арка Вода

Порог Дерево

Путь Гора

Поворот

Мост

 

 

 

 

формировании языка городской среды

 

архаизмы        литературная речь         сленг