Дипломатическая деятельность Грибоедова

Также весьма важно было Ермолову устранить от непосредственного участия в русско-иранских переговорах мирзу Бизюрка, тесно связанного с английскими резидентами министра Аббас мирзы; посол прибег к грубому и на первый взгляд наивному приему, но зато вполне в стиле восточной дипломатии того времени. Он «поссорился» с каймакамом и затем потребовал ввиду ссоры с ним отстранения мирзы Бизюрка от переговоров.

Далеко не все приемы ермоловской дипломатии могли стать грибоедовскими. Только в результате знакомства с Ираном и личного опыта работы в миссии могла сложиться у Грибоедова своя дипломатическая манера.

Резиденцией русской миссии в Иране был Тавриз, главный город Южного Азербайджана. Объяснялось это тем, что там пребывал наследный принц Аббас мирза, правитель Азербайджана, которому его отец, Фетх-Али шах, поручил руководство внешней политикой Ирана. Поэтому же в Тавризе проживала и многочисленная английская миссия во главе с поверенным в делах Генри Уиллоком. Непосредственным начальником Грибоедова был далматинец Симон Иванович Мазарович, в 1818 г. назначен поверенным в делах в Иране и в этой должности прослужил до 1826 г. Другим сотоварищем Грибоедова по тавризской миссии был актуариус (регистратор) Андрей Карлович Амбургер, немец, вступивший на службу России. Переводчиком миссии был поручик Шамир Бегляров.

Круг лиц, служивших с Грибоедовым в тавризской миссии, был очень узок и не располагал к литературному творчеству: поэт жаловался, что и читать-то стихи некому, так как «сотруженики не русские». Грибоедов не чуждался этого своеобразного общества. Молодой, умный и обаятельный дипломат, говоривший на многих языках, был, бесспорно, интереснейшим человеком европейской колонии в Тавризе. Здесь Грибоедов встретился со своим будущим сотоварищем по «коммерческим замыслам», наполеоновским офицером Теодором Этье, находившимся да службе у Аббас мирзы, при котором была аккредитована Русская миссия в Тавризе. Принц представлял собою центральную фигуру среди государственных деятелей тогдашнего Ирана. Верной и тонкой являлась характеристика Аббас мирзы, данная ему русскими дипломатами. Энергичный в первые годы своей деятельности, принц, постепенно остывая, утратил энергию, оставался порывистым, но, будучи в себе неуверен, не доводил своих начинаний до конца. Также лицом, с которым русской миссии приходилось постоянно и непосредственно иметь дело в Тавризе в годы пребывания в ней Грибоедова, был мирза Бизюрк, опытный государственный деятель, за свою долгую жизнь послуживший пяти суверенам Ирана, последовательно сменившим друг друга на престоле. Фетх-Али шах направил мирзу Бизюрка ко двору наследного принца на пост каймакама. Это — вторая должность по значению в Иране после должности садр-азама, или первого министра.

Русской миссии определено было пребывать при наследнике престола, но, прежде чем обосноваться в Тавризе, миссии следовало представиться самому шаху. Совершив двухнедельный путь через Миане, Зенджан и Казвин, миссия прибыла в марте 1819 г. в Тегеран. Затем «странствующий Грибоедов» вновь трогается в путь, направляясь в Тавриз.

Дипломатическая служба в Иране была сложной и трудной. Таковой ее делали интриги представителей соперничавших с Россией держав, своеобычные традиции восточной дипломатии, социальная, политическая и культурная отсталость Ирана. Вести деловые сношения с вельможами каджарского Ирана было не просто. Они были крайне недоверчивы, нередко прибегали к интригам и полагали, что и другие обязательно стремятся к обману. Они были скрытны, хотя в то же время не всегда умели уберечь государственную тайну. На их неумение придерживаться «сокровенности кабинетов» и на обыкновение «трактовать на людях» сетовали многие европейские дипломаты. Будучи сами подкупными и зная, что без подарков в Иране ничего нельзя было сделать, сановники Фетх-Али шаха и сами пытались ценными подношениями склонить на свою сторону иностранных посланников, действуя при этом нередко довольно открыто. Стремясь затянуть переговоры, иранские дипломаты нередко прибегали к наивным хитростям. То вместо обещанного текста договора, переписанного набело, первый министр Ирана вручал английскому посланнику большой лимон и при этом церемонно осведомлялся о здоровье дипломата, то вдруг в ответственнейший момент беседы с британскими представителями он с самым серьезным видом просил посла рассказать историю мира от сотворения до дней правления Фетх-Али шаха или внезапно начинал выспрашивать секретаря посольства, женат ли он, и рассказывал при этом забавную историю.

Деловые сношения с сановниками шаха требовали от европейской дипломатии очень тщательного подбора представителей, направляемых в Иран. Даже опытный и хорошо знакомый с Востоком политический агент, если он не обладал необходимой для общения с иранским двором выдержкой, мог не успеть в своем поручении.

Пребывание в Тавризе среди иностранных резидентов было для Грибоедова безусловно поучительным. Неискушенный в делах секретарь русской миссии проходил здесь хорошую школу практической дипломатии.

Помня советы Ермолова, Грибоедов с особым вниманием приглядывался к деятельности английских дипломатов в Иране. В ту пору английским поверенным в делах в Иране был Генри Уиллок, который за свою антирусскую деятельность в 1827 г., в самый разгар русско-иранской войны, был возведен в рыцарское достоинство. Самое деятельное участие в расширении и закреплении английского влияния в Иране и в антирусских происках английских резидентов принимал Уильям Монтис, инженер мадрасской армии. Другим английским резидентом, также хорошо известным Грибоедову, был английский врач Кормик, медик, который был «наиболее активным агентом Ост-Индской компании».

Деятельность русской миссии в Иране в годы пребывания в ней Александра Сергеевича Грибоедова (1819—1821 гг.) заключалась прежде всего в мероприятиях по осуществлению Гюлистанского трактата. В этой работе миссия почти на каждом шагу наталкивалась обычно на прикрытое, а иногда и незавуалированное противодействие английских резидентов. Это обстоятельство в свою очередь придало известную специфику работе русской миссии в Иране. Русским дипломатам приходилось постоянно отклонять английское вмешательство в русско-иранские отношения и, укрепляя русское влияние в Иране, тем самым ограничивать сферу влияния Британии.

Гюлистанский трактат предусматривал свободное возвращение русских пленных из Ирана в Россию. Условие это, по убеждению русских властей, должно было явиться основанием и для возвращения тех дезертиров, которые бежали из русских частей в Иран и из которых Аббас мирзой был сформирован «русский батальон». Царское правительство и командование в Закавказье придавали большое значение расформированию этого «русского батальона». Оснований к тому было достаточно. Наличие русских дезертиров в войсках наследного принца Ирана не только оказывало вредное влияние на моральное состояние кавказских войск, в особенности пограничных, но умаляло достоинство русского имени на Востоке и компрометировало русскую армию. «Русский батальон» был наиболее боеспособной частью иранской армии. Аббас мирза рассматривал русских в своих войсках как постоянных и дешевых инструкторов. Иранская пехота была многим обязана пленным русским солдатам, которых иранцы еще во время первой русско-иранской войны заставляли обучать свою армию. На «русский батальон» надеялся опереться Аббас мирза и в той смуте, которая, казалось, неизбежно последует после смерти Фетх-Али шаха. В силу всех этих причин иранские власти оставляли без удовлетворения неоднократные представления русского правительства о расформировании батальона. На решение иранского правительства не выдавать пленных и беглых русских солдат, зачисленных в иранские войска, влияли и англичане, видя уже в самом факте существования в Иране полка бехадыран (богатырей), как называли «русский батальон», ущерб влиянию России.

Пленные и дезертиры, несмотря ни на что, в большинстве своем оставались душою и сердцем русскими, не забывали родину. Грибоедову солдаты прямо говорили, что они «трезвые об России тужат». В войну 1826—1828 гг. «русский батальон» категорически отказался сражаться против русских войск. Грибоедов энергично взялся за дело. Встретясь на улице в Тавризе с двумя или тремя русскими сарбазами, Грибоедов начал им говорить, что они поступили подло, изменив присяге и отечеству. На другой же день у его квартиры собралось 70 сарбазов, которые и отправились с ним на родину. Отправлению отряда дезертиров в Грузию всячески мешали чиновники наследного принца, препятствовал и сам Аббас мирза. Для успеха предприятия надо было преодолеть и влияние английских резидентов, так как позиция, занятая в этом вопросе наследником престола, в значительной степени определялась именно этим влиянием. Грибоедову удалось при личном свидании с Аббас мирзой добиться благоприятного решения спорного вопроса.

Грибоедов тогда был один в тавризской миссии. Мазарович уехал в Тегеран. В его отсутствие секретарем русской миссии были получены сведения о том, что слуга капитана Эдуарда Уиллока, брата английского поверенного в делах в Иране, возвращаясь из Закавказья в Иран, увел с собою банду русских дезертиров, солдат 42 егерского полка, а сам капитан Уиллок взял с собою в Тавриз двух русских перебежчиков. Факт этот подтверждал особую заинтересованность английских резидентов в Иране в сохранении «русского батальона» Аббас мирзы. Грибоедов не оставил это без внимания. Он направил английскому поверенному весьма решительную и резкую ноту, в которой описал все действия Уиллока и настоятельно просил в будущем не действовать подобным образом. Резкая нота Грибоедова не могла быть оставлена английским поверенным в делах без ответа. Генри Уиллок поручил доктору Кормику и капитану Харту посетить секретаря русской миссии, вручить ему ответную ноту, написанную в не слишком тактичной форме, и добиться того, чтобы Грибоедов взял свою обратно. Несомненно, английского резидента в еще большей степени устроили бы устные объяснения с секретарем русской миссии, так как обмен нотами, хотя бы и вербальными, представлял письменную фиксацию неприятных для британской миссии обстоятельств, послуживших основанием к конфликту. Но Грибоедов не взял обратно свою ноту. Напротив, он направил британскому поверенному в делах новую ноту, в которой привел настолько убедительные доказательства виновности Эдуарда Уиллока, что оспаривать их английский дипломат уже не стал, а предпочел прекратить переписку.

Решительный протест Грибоедова против антирусских поступков английского капитана — пособничества русским перебежчикам — вызвал раздражение английских резидентов в Иране и они весьма отрицательно оценили молодого дипломатического агента России. В бытность свою в Тавризе Александр Сергеевич Грибоедов принимал серьезное участие в осуществлении важного мероприятия, направленного к ограничению английского влияния в Иране. Оно было связано с Восточным кризисом 20-х годов.

Когда в 1821 г. поднялось греческое восстание, подавить которое не могли самые ужасные злодеяния турецких властей, вся передовая Россия стала на сторону греков. Войну с Турцией за освобождение Греции прогрессивные представители русского общества рассматривали сквозь призму патриотических убеждений и революционных устремлений. Они считали эту войну справедливой и потому желанной. Иран счел международную обстановку благоприятной для себя и начал войну против Турции с целью захвата Ванского санджака и других пограничных турецких районов. По целому ряду причин турецко-иранская война совершенно «не устраивала» английских политиков. Во-первых, окончательно рушился антирусский агрессивный блок Турции и Ирана под эгидой Британии, над сколачиванием которого британская дипломатия не переставала трудиться и после Бухарестского мира (1812 г.) и после Гюлистанского (1813 г.). Во-вторых, Тегеранский договор 1814 г. предусматривал субсидирование англичанами Аббас мирзы, а следовательно, и вооружение иранской армии для будущего столкновения с Россией, а не на случай войны с Турцией. Наконец, уже сам факт, что эта война была развязана и велась вопреки настояниям английской дипломатии, колебал авторитет последней на Ближнем и Среднем Востоке.

Только в 1823 г. английские хлопоты о прекращении военных действий между Ираном и Турцией увенчались успехом: в Эрзеруме был заключен мир, по которому обе враждовавшие стороны согласились на восстановление довоенного положения. Война Ирана с Турцией шла настолько вразрез со всем направлением английской политики на Востоке, что, как только она вспыхнула, встревоженное английское правительство принялось усиленно бомбардировать своими нотами Ливена, русского посла в Лондоне, обвиняя дипломатических агентов России в подстрекательстве Ирана к войне с турками.

В 1821 г. Грибоедов, несомненно, одержал победу над английской дипломатией. С этого времени и почуяли английские резиденты в Иране в секретаре русской миссии, молодом, но одаренном дипломате, своего опаснейшего противника. Тавризский этап был решающим в формировании Грибоедова-дипломата. Принцип «строжайшего правосудия» Грибоедов и полагал в основу своей дипломатической деятельности. Признание этого принципа руководящим в внешнеполитической сфере означало, что восточная политика России должна была быть справедливой. Авторитет России на Среднем Востоке должен в первую очередь определяться не ее военным потенциалом, а мирным влиянием, крепкими экономическими и культурными связями с восточными народами. Но от этого принципа, которому дипломат старался по мере сил и возможностей следовать, ему приходилось иногда отступать. Грибоедов все же являлся дипломатическим агентом царской России и далеко не был свободен в решениях и поступках, завися от руководителей внешней политики России.

3.Деятельность А. С. Грибоедова во время русско-иранской войны 1826-1828 гг. и мирных переговоров России с Ираном.

Тавризский период дипломатической службы Грибоедова окончился в ноябре 1821 г. его поездкой в Грузию к Ермолову. Он явился туда с докладом о положении дел в Иране в связи с разгоревшейся ирано-турецкой войной. Генерал решил оставить Грибоедова в Тифлисе и ходатайствовал перед Нессельроде об определении дипломата при нем, Ермолове, «секретарем по иностранной части». Просьба главноуправляющего была удовлетворена, и коллежский асессор Грибоедов (чин этот он получил тоже по настоянию Ермолова) в феврале 1822 г. начал службу в качестве дипломатического секретаря при «проконсуле Кавказа».

Еще в Тавризе у Грибоедова возникла мысль о направлении значительной части азиатской торговли с Европой через Грузию. Этому способствовало его участие в разработке условий льготного закавказского тарифа, в исполнение статей Гюлистанского договора. Указом императора Александра I от 8 октября 1821 г. в Закавказье был введен новый льготный тариф сроком на 10 лет, который дал толчок к развитию закавказской торговли и образованию значительных капиталов. Тавризские материалы Грибоедова, связанные с проблемой русско-иранских торговых отношений, а также собранные в Грузии данные по экономике Закавказья впоследствии легли в основание проекта учреждения Российской Закавказской компании.