Англоязычная литература второй половины двадцатого века

5.0 Айрис Мердок

Айрис Мердок (1919-1999). Творчество Айрис Мердок занимает значительное место в истории современной английской литературы. Автор двадцати шести романов, Мердок на протяжении более четырех десятилетий привлекала своими произведениями внимание читателей и исследователей. Роман «Под сетью» (1954) прочно вошел в историю английской литературы. В этом произведении воплотилась идеология поколения «рассерженных молодых людей», на взгляды которых существенное влияние оказала популярная в тот период философия экзистенциализма.

 

Несмотря на смелые эксперименты, А. Мердок всегда заявляла, что опирается на великие традиции литературы прошлого - творчество Ч. Диккенса, Дж. Элиот, Дж. Остин, Л. Толстого. Писательница родилась в Дублине. В ее творчестве отдельными мотивами звучит специфическая тональность «островного» мышления англо-ирландской литературно-художественной традиции (Дж. Джойс, Б. Шоу, С. Беккет).[5] Роман А. Мердок «Алое и зеленое» (1965) - «пасхальном» восстании в Ирландии 1916 г.

 

В творчестве А. Мердок, особенно в ее романах 80-90-х гг. («Монахини и солдаты» (1980), «Ученик философа» (1983), «Добрый подмастерье» (1985), «Книга и братство» (1987), «Послание планете» (1989), «Зеленый рыцарь» (1993), «Выбор Джексона» (1995)), проявились некоторые общие черты, позволяющие говорить о своеобразии художественного мира английской писательницы, выразившемся в широком использовании игровых приемов.

 

В романах А. Мердок постоянно присутствует мотив тайны как важная игровая категория. В ранних, так называемых «готических», романах писательницы («Бегство от волшебника» (1956), «Замок на песке» (1957), «Единорог» (1963), «Итальянка» (1964) и др.) воссоздавалась атмосфера замкнутого в пространстве и времени текста, в рамках которого действовали одержимые клаустрофобией персонажи. Эта традиция была заложена создателями жанра «готического романа» Анной Рэдклифф, Горэсом Уолполом, Мэтью Льюисом, которые возводили ирреальное и ужасное в степень объективной действительности. Для их произведений типичен образ жертвы, попавшей в лапы сатанинского злодея. [5]

 

Герои «готического» романа - «злые волшебники». Они насильно подвергают своих «учеников» погружению в подземный мир духа, в подсознание  до того момента, когда они начинают восходить на моральные высоты. Атмосфера  винных погребов, подземных лабиринтов, подвалов, темниц усиливает идею инфернального  путешествия в подсознательные  области разума.

 

В романах Мердок ставится знак равенства между тайной как законом мироздания и жизнью как спектаклем, игрой. Хотя в произведениях писательницы и ощущаются моменты мистики - видение «неопознанного летающего объекта» в романе «Ученик философа», явление Иисуса Христа к Анне Кевидж («Монахини и солдаты»), автор прибегает при этом к крайней степени изобретательности и всевозможным художественным ухищрениям, с тем, чтобы придать этим «нереалистическим» явлениям идеальный характер, отнести их к разряду иллюзорных явлений.

 

Мердок, впитавшая дух западной и восточной философии, стремится создать универсальный язык для человечества, построить мост между восточным и западным миропониманием.

5.1 «Добрый подмастерье»

В романе Мердок «Добрый подмастерье» игра известными мотивами превращается в способ мистификации читателя в том случае, когда время для раскрытия сюжетной тайны еще не пришло. Главный герой Эдвард Бальтрам находится на пути к осознанию высшего смысла добра, и его попытки сознательно очиститься от греха - непреднамеренного убийства товарища по учебе Марка Вильсдена - приводят к долгим скитаниям героя по лабиринтам «кривого Зазеркалья», постоянно награждающего героя «усмешками» своих моральных тупиков. Страшные воспоминания в виде воскресшего Марка, зловещая обстановка поместья Сигард, куда Эдвард приходит в поисках отца, его блуждания по окрестностям Сигарда, призрак погибшего отца, смотрящего на него из глубины реки, - все это скорее «рябь» готического подсознательного на поверхности хотя и выздоравливающего, но еще больного, потрясенного аморальным поступком сознания Эдварда. В то же время настоящая смерть его отца Джесса Бальтрама, пророчество экстрасенса, предсказывающего встречу Эдварда с полусумасшедшим родителем, мотивы Илоны, отвергнувшей, казалось бы, надежный и незыблемый уклад жизни в Сигарде и ставшей танцовщицей в лондонском стриптиз-баре, - это действительно «театр жизни» ироничные авторские ловушки.

 

Противопоставление духовной эволюции близких характеров - Эдварда  и Стюарта, проходящих процесс «воспитания  чувств», воплощают запутанность и  непредсказуемость процесса «ученичества добру». Молодые люди - друзья и единомышленники, но представления о постижении тайны  добра как одного из божественных ликов человеческой природы у  них разное.

 

В конце процесса «морального  ученичества» Эдварда оказывается, что таинственность происходящего - скорее аберрация зрения главного героя-повествователя, смотревшего  на все происходящее через призму совершенного греха. Симптомом полного  выздоровления становится простая  картина бытия: море, паруса в крупную  полоску, солнце как явный признак  выхода героя из длинного туннеля, соединявшего «пещеру» его сознания с миром  реальных моральных ценностей.

5.2 «Книга и братство»

В романе «Книга и братство»  Мердок пытается найти причины разрушения связных религиозных и моральных структур, способы решения личностных проблем с учетом неоднозначных последствий технократической революции, идей Фрейда, Маркса, реальности усугубляющегося терроризма, необратимого процесса утраты истинных моральных ценностей.

 

Книга, которую пишет «демонический» Кримонд в первой половине произведения, служит осью, вокруг которой вращаются все заботы «братства» интеллектуалов, выпускников Оксфорда, которые долгие годы поддерживали ее написание материально.

 

Сам Кримонд отнесен писательницей к разряду людей, которые создают миф вокруг себя, и этот миф в конечном счете начинает властвовать над ними. Человек, ощущая себя загнанным в западню, заставляет окружающих играть определенные роли в их жизни. Кримонд превращается в «бога», демона-разрушителя, от поступков которого страдают окружающие. «Мифология» книги Кримонда глубоко скрыта от поверхностного взгляда, но ее разрушительному влиянию подвержены почти все персонажи. Даже бывшая возлюбленная Кримонда Джин не может проникнуть за занавес, который Кримонд плотно задернул над процессом создания своего «эпохального» труда, и становится в какой-то отрезок времени рабой идеи о написании книги.

 

Важно отметить, что гораздо  большей тайной у Мердок становится не книга Кримонда, а внутренний мир самого персонажа, фигура которого преднамеренно исключена автором из круга лиц, чувства и мысли которых становятся доступными рассказчику. Вуаль накинута не на идеи и содержание книги, а на мироощущение человека, создающего эту книгу. Мы узнаем о деталях содержания книги от самого Кримонда во время его споров с членами «братства», но книга в готовом виде так и не появляется в романе Мердок, заставляя усомниться в ее существовании. Что стоит за неудачной попыткой самоубийства Кримонда - потеря цели для писателя или сомнения в полноценности силовых идей, преломленных через призму неомарксизма, - эту загадку автор преднамеренно оставляет неразгаданной. Но процесс распада текста книги неизбежно влечет за собой и разногласия внутри «братства». «В этой ситуаций кто-то должен умереть», - говорит один из членов «Общества поддержки Книги» Дженкин Ридерхуд, фигура, воплощающая в романе добро. Жертвой нелепой случайности становится именно он, подтверждая идею Мердок о том, что трагедия и ирония - единое целое, два органично слитых лика жизни.

5.3 «Зеленый рыцарь»

Мотив тайны в романах  Мердок проявляется и в том, что герои уподобляют жизнь загадке, ребусу, мозаике, кроссворду. Основная цель, которую они ставят при выходе из таких ситуаций, - разгадывание этой тайны, сведение ее к простым, доходчивым понятиям, к обыденной жизни. Главный герой романа «Зеленый рыцарь» (1993) Клемент Графф вспоминает заповедь таинственного персонажа Питера Мира заботиться о брате Лукасе. Эти слова производят глубокое впечатление на Клемента, глубоко вписываются в его душу. Клемент оправдывается, но потом толкует эту мысль по-своему: слова Питера вероятнее всего относятся к будущему. « И он подумал, я буду слепо и секретно собирать все эти факты жизни, как части некоей игры в мозаику, и никогда не пойму ее смысла, пока я жив. Может быть, каждое человеческое существо несет такую неизбежную нагрузку. Это означает быть человечным. Очень таинственное занятие». Жизнь как мозаика - постоянный мотив поздних произведений А. Мердок. [5]

 

Имена персонажей в романе «Зеленый рыцарь» также становятся предметом загадки, которую постоянно  приходится отгадывать читателю, как  бы играя в затяжную игру с автором. Питер (Петр как апостол Христа) по фамилии Мир (слово, как говорят сами персонажи, - русского происхождения), Лукас (библейский Лука), Алеф (первая буква еврейского алфавита), Мой (мойра, судьба) - все имена «говорящие» и дают богатую пищу для размышлений. Знание тайны имени для Мердок - колдовское знание, сулящее обладание волшебной властью. Этимология имени напрямую обращена к изотерическим знаниям, к постижению тайн бытия. [5]

5.4 «Выбор Джексона»

В своем последнем романе «Выбор Джексона» (1995) Мердок выводит на сцену некоего Джексона, «слугу двух господ», почти в середине романа, заставляя сравнить этого персонажа с «богом из машины». К моменту его появления действие драматически раскалено. Кажется, ничто не может спасти «хороших» героев - Бенета, Туана, Мариан - от полного морального и даже физического саморазрушения. Мы ничего не знаем про Джексона, кроме того, что он некоторое время назад работал «мальчиком на побегушках» у Бенета. Мало что становится про него известно и к финалу произведения. Джексон - таинственная фигура, тень, в абрисе которой пересекается «коллективное бессознательное» активно действующих персонажей. «Играя» с образом Джексона, автор пытается дать намек на разрешение тех духовных проблем, с которыми сталкиваются герои.

 

В последнем романе Мердок прибегает к испытанному в ранних произведениях мотиву амнезии - потери памяти. Этим «недугом» у нее страдает Джексон. Когда встает вопрос о его возрасте, главный герой не может точно вспомнить, сколько ему лет, и ощущает себя очень древним, родившимся две тысячи лет назад - намек на божественное происхождение Джексона, на его избранность, на то, что он - посланец Богов. Недаром Джексон, выполняя несколько раз роль письмоносца, снимает «трагедийный синдром» с происходящего, придавая действию некоторую мелодраматическую слащавость.

 

Джексон становится символом трансцендентной природы добра, фигурой, во многом напоминающей Питера Мира из «Зеленого рыцаря». Так же как Мир, Джексон приходит из виртуальной  реальности, чтобы придать моральный  импульс героям, находящимся на стадии первобытной моральной спячки, провести инициацию, переход на более высокий  уровень морального самосознания. В  финале романа Джексон готов присоединиться к божественному началу, которое  породило его. Слабым отблеском тайны  как мерцающего в человеческом сознании образа отраженной, но не до конца понятой  материи, становится паутинка, на которую  Джексон бережно сажает ползущего  по его руке паучка. Паутина - одновременно и паллиатив разгадки - Джексон  выбирает реальную жизнь, и опять  же - символ «сплетенности» мира роковыми случайностями, которые приводят к половинчатости понимания бытия, читай - к таинственности.

 

Джексон ощущает себя частью всемогущей матери-природы, живым существом, всецело зависящим от законов - и  физических, и моральных (чувство  ответственности за судьбу спасенных  им людей) - этого мира, а не потусторонней  действительности. Под занавес Мердок поступает очень типично. Последний кадр выхватывает улыбку уходящего Джексона. Но это улыбка не счастливого существа (счастливые развязки в творчестве Мердок редки), а скорее Будды, понявшего в конце пути, что внешней дороги дальше нет, что весь смысл движения не вширь, а вглубь себя, в таинственные недра тех моральных измерений, о которых - все творчество Мердок.

 

Последние годы жизни Мердок оказались крайне драматичными: путешествие «вглубь себя» как литературный сюжет предопределило судьбу самой писательницы, завершилось для нее полной потерей памяти. Болезнь Альцгеймера сделала невозможной ее творческую работу, и Мердок умерла в 1999 г., оставив после себя огромное литературное наследие. [3]

6.0 Джон Фаулз

Джон Фаулз (род. 1926). Этого  современного английского писателя критики по праву считают магом  и волшебником слова, выдающимся мистификатором. Его романы «Коллекционер» (1963), «Волхв» (1966, 1977), «Женщина французского лейтенанта» (1969), «Дэниел Мартин» (1977), «Мантисса» (1982), «Каприз» (1985), сборник повестей и рассказов «Башня из черного дерева» (1974), сборник стихов (1973), книги афоризмов «Аристос» (1964, 1980) и другие произведения получили широкую известность во всем мире. Многие из его произведений экранизированы. [3]

6.1 «Коллекционер»

Фаулз дебютировал коротким романом «Коллекционер» (1963), в котором  постоянно проявляются элементы фильма ужасов. За обыденными, на первый взгляд, событиями ощущается присутствие  зловещей силы. Простому клерку Фредерику  Клеггу судьба подбрасывает неожиданный выигрыш на скачках. Коллекционер бабочек, он задумывает жуткий план похищения и заключения в темницу девушки Миранды Грей.

 

Фаулз не случайно сделал Клегга коллекционером бабочек: у древних греков одно и то же слово обозначало бабочку и душу. Коллекционеры не любят живых бабочек. Поэтому Клегг никак не может привести созданный им идеал в соответствие с реальностью: Миранда - живая, ее мир - мир движения, поиска, творчества. Она тип «анимы» - «души» - одухотворенной красоты. Мир Клегга - мир подполья, замкнутого пространства, в котором творческая личность жить не в состоянии. Продумывая план похищения Миранды, Клегг позаимствовал его технологию из книги «Тайны гестапо».

 

Миранда, конечно, выходец  из шекспировского мира. [6] Она носительница идеалов живого творческого человека, которые противопоставляются нарочито серым, искусственным идеалам Клегга, как будто специально, в насмешку, хотя и не сознавая этого, присвоившего себе имя Фердинанда из шекспировской «Бури». Победа Клегга, уморившего Миранду, - псевдопобеда: ему не стало лучше в жизни. Его душа так и не вылупилась из кокона, не стала бабочкой.