Автор работы: Пользователь скрыл имя, 29 Ноября 2013 в 16:40, реферат
При царе Алексее Михайловиче в 1648 году вспыхивают народные восстания в Москве, Устюге, Сольвычегодске и других городах, в 1649 году – снова в Москве, в 1650 году – в Пскове и Новгороде.
Крестьяне тяготились окончательным закрепощением по Соборному уложению 1649 года. Горожане жаловались на тяжёлые налоги, купцы – на засилье иностранных торговцев, освобождённых от пошлины. Купцы жаловались царю, как некоторые сейчас бы выразились, на разграбление России:
«Голландские, брабантские и гамбургские немцы… не только нас без промыслов сделали, они всё Московское государство огородили: покупая в Москве и в городах мясо и всякий харч и хлеб, вывозят в свою землю».
Страдали от налогового гнёта, от взяточничества и злоупотреблений воевод, других должностных лиц и псковские жители. Поэтому псковское восстание 1650 года было самым сильным и продолжительным из всех городских взрывов народного возмущения середины XVII века.
В течении XVII века, названного современниками «бунташным временем», русская земля переживала бурные проявления народного гнева против правительства, бояр, воевод, приказных людей, то есть против всех господ. Попытки правящих сословий ввести преобразования государственного управления, обеспечить подъём хозяйства были робки и непоследовательны. Они не вытекали из далеко задуманной программы. «Разграниченный сословный строй только усилил рознь общественных интересов и настроений, а финансовые нововведения привели к истощению народных сил, к банкротству и хроническому накоплению недоимок. Всем этим создавалось общее чувство тяжести положения», - писал видный русский историк В. Ключевский. Народное недовольство ходом дел «попало на подготовленную Смутой почву общей возбуждённости и постепенно охватило всё общество сверху донизу».
При царе Алексее
Михайловиче в 1648 году вспыхивают
народные восстания в Москве,
Устюге, Сольвычегодске и других
городах, в 1649 году – снова
в Москве, в 1650 году – в Пскове
и Новгороде.
Крестьяне тяготились окончательным
закрепощением по Соборному уложению
1649 года. Горожане жаловались на тяжёлые
налоги, купцы – на засилье иностранных
торговцев, освобождённых от пошлины.
Купцы жаловались царю, как некоторые
сейчас бы выразились, на разграбление
России:
«Голландские, брабантские и гамбургские
немцы… не только нас без промыслов
сделали, они всё Московское государство
огородили: покупая в Москве и в городах
мясо и всякий харч и хлеб, вывозят в свою
землю».
Страдали от налогового гнёта, от взяточничества
и злоупотреблений воевод, других должностных
лиц и псковские жители. Поэтому псковское
восстание 1650 года было самым сильным
и продолжительным из всех городских взрывов
народного возмущения середины XVII века.
Царские грамоты, составленные в Посольском приказе рисуют начало восстания в Пскове в таких словах: " Велено дати свейской королеве из наших житниц, вцену, десять тысяч чети ржи, да за хелебную покупку, что по нашему указу, что по нашему указу велено гостю Федору Омельянову хлеба купить и две тысячи чеси, для того, чтоб цены приподнять, что по нашем указу велено гостю Федору Омельянову хлеба купити две тысячи чети, для того, чтоб цены приподнять, чтоб по дорогой цене продать… И псковичи, немногие воры, свейские королевы подданного, который по нашему указу был отпущен с Москвы с денежною казною, взяли и его бесчестили и пытали, и нашу казну у него отняли и его отдали за приставы, и тем своим воровством меж государств учинили ссору". Таким образом, грамота связывает приезд Нумменса с началом восстания. Придавая ему особое значение. Нумменс приехал в Псков и был задержан 28 февраля, но события, подготовившие открытое восстание, начались значительно ранее и тесно были связаны с беззастенчивой спекуляцией, начатой на псковском рынке Федором Емельяновым, исполняя приказ правительства, Федор Емельянов сделал крупные закупки хлеба " по большой цене, по тридцати по шти алтын по четыре деньги". Емельянов в своих показаниях уверяет, что такой и даже по большей цене покупали хлеб в Пскове в течение всей зимы. Но в этом можно сомневаться. Обычная цена на хлеб в Пскове была в 2 раза ниже. В этой спекуляции заинтересован был ряд псковских помещиков. В числе продавцов хлеба Емельянов называет помещиков Ивана Нащокина с братом, Ивана Чиркина и Парамона Турова. Как -раз в это время, по словам Емельянова, псковичи "посадские и всяких чинов люди учали про хлебную покупку на него, Федора, гиль заводить".
26 февраля "посадские и всяких чинов многие люди" приходили на двор к воеводе Собакину со словесным челобитьем, чтоб он задержал отдачу хлеба. Челобитчики указывали, что "им, псковичам, хлеба купить стало негда. Волен бог да государь, станем де все у житниц сами, хотя де велит государь всех перевешать, а в Свейскую землю хлеба из государевых житниц им не давать". Как и следовало ожидать, воевода не принял челобитные.
Большие события развернулись на следующий день 27 февраля. Начало их носило вполне легальный характер. Толпа псковичей «больши трехсот человек» пришли к архиепископу Макарию с просьбой сказать Собакину, чтобы он не торопился с отдачей хлеба. Макарий послал за Собакиным, и здесь между псковичами и воеводой началась по выражению архиепископской отписки "выпрека большая", перебранка и взаимные попреки. Воевода держался вызывающе и назвал пришедших к нему "кликунами", Собакин велел подьячему переписать имена челобитчиков и, действительно, сообщил несколько имен в своей отписке в Посольский приказ. Из толпы в 300 чел. на сени к архиепископу поднялись только человек 50 "лучших людей". Эти люди тотчас же побежали из кельи, когда воевода пригрозил переписать их имена. Бежавшие с архиепископских сеней были настолько испуганы воеводской угрозой, что принялись упрекать остальных псковичей.
Но настроение широких масс псковичей было уже совсем иное, и с ним пришлось тотчас же познакомиться воеводе. На площади среди соборной церкви многие посадские люди и стрельцы кричали Собакину, что не позволят возить хлеб их кремля за город. Воевода принужден был отказаться от вывоза хлеба, боясь «гилевщины и убойства». Весь день и всю ночь «учали ходить толпами, человек по двадцати и по тридцати и по пятидесяти и больши с ружьем». Уже 27 февраля, после известного прихода псковичей к архиепископу, возникла угроза для Ордина-Нащокина. На двор к нему прибежал стрелец Ульян Фадеев и площадный подьячий Филька Шемшаков. Они сообщили Ордину-Нащекину о событиях и обещали обо всем "уведом" наскоро давать. Отсюда он собирал сведения для доклада в Москву и руководил тайными сговорами со старыми стрельцами и "лучшими" людьми. 5 марта Ордин-Нащокин уехал в Москву "чтоб объявить государю про псковский мятеж и бунтованье".
По требованию Швеции русское правительство обещало заплатить за перебежчиков 190 тысяч рублей и продать Швеции 12 тысяч четвертей хлеба по ценам псковского хлебного рынка. Закупка хлеба была поручена псковскому купцу Фёдору Емельянову. Продажа крупной партии хлеба привела к повышению цен на хлеб в полтора раза и послужила непосредственным поводом к началу восстания. 28 февраля многие псковичи собрались у всегородной избы, чтобы написать царю челобитную о хлебе. В это время стало известно о приезде шведа Нумменса с казной за хлебом. Псковичи отправили его под стражей в Снетогорский монастырь. Двор Фёдора Емельянова был разграблен. В Пскове наступил период двоевластия: воевода еще находился на свободе, но власть в городе фактически перешла в руки всегородной избы. Население города чётко разделялось на две большие группы, противостоящие друг другу: с одной стороны — посадские «молодшие» и «худые» люди, рядовые стрельцы, пушкари, затинщики; с другой — «лучшие» посадские люди, стрелецкие начальники, высшее духовенство, дворяне. Среди «молодших» людей наибольшим авторитетом пользовались староста площадных подьячих Томила Слепой, стрелец Прокопий Коза, ремесленники Гаврила Демидов и Михаил Мошницын. Известие о начале восстания в Новгороде вдохновляет псковичей. Власть полностью переходит к всегородной избе, во главе которой стоят вновь выбранные старосты из «меньших» людей — Гаврила Демидов и Михаил Мошницын. Свои требования псковичи изложили в «Большой челобитной». Посадские люди требовали оградить их от притеснения со стороны воевод и дьяков, уменьшить налоги, судить псковичей в Пскове, а не вызывал их в Москву, вовремя и сполна выдавать жалованье служилым людям.
В то время, как псковичи ждали от царя ответа на свою челобитную, oт Новгорода к Пскову двинулось войско под командованием И.Хованского. Псковичи стали готовиться к сопротивлению, говоря: «полноте и того, что обманул Новгород и вошёл в город, а их, пскович, не обмануть». Псковичи используют тактику активной обороны и ежедневно беспокоят войске Хованского, остановившееся у Снетогорского монастыря. Активно помогают псковичам в борьбе против правительственных войск окрестные крестьяне. Из всех псковских пригородов только Опочка осталась верна царскому правительству. Особенно крупные отряды были созданы жителями Псковского уезда. Они разоряли дворянские усадьбы, нападали на мелкие отряды и войска Хованского. И.Хованский вынужден был вести борьбу на два фронта.
Но приход правительственных войск активизировал деятельность противников восстания в самом городе: дворян, духовенства, «лучших» людей посада. Гаврила Демидов был вынужден отдать приказ об аресте дворян живших в Пскове.
Неудачи Хованского под Псковом заставили правительство искать новые пути для усмирения города. Вопрос обсуждался на земском соборе в июле 1650 г. Было решено отвести войско Хованского от Пскова, как только псковичи согласятся прекратить сопротивление. Идти на уступки Пскову правительство заставляла боязнь восстания в других городах. Для переговоров в Псков была отправлена делегация во главе с епископом Рафаилом.
Делегация прибывает в сложный для восставшего Пскова момент: долгая блокада истощила хлебные запасы — «молодшие люди» голодают нечем кормить скот, так как пастбища находятся за пределами города.
Проведенная всегородной избой конфискация хлеба и другого имущества у дворян и «лучших» людей приводит к еще большему обострении борьбы в городе. В первой половине августа представители «меньших» людей во всегородней избе были заменены «лучшими», что предрешило успех миссии Рафаила. Так в конце августа 1650 г. восстание в Пскове закончилось но обстановка в сентябре—ноябре оставалась тревожной. До февраля 1651 г. продолжалось в Псковской земле крестьянское движение. Поэтому воевода не решился сразу арестовать руководителей восстания. Только в середине сентября были арестованы Гаврила Демидов, Томила Слепой, Иов Копыто. Арестованные были направлены в Новгород, а затем сосланы на север и в Сибирь.
Таким образом, день 27 февраля подготовил уже события следующего дня.
Центральным местом в событиях 28 февраля безусловно занимает эпизод с Нумменсом. И замечательно, что именно этот эпизод описывается с самими противоречивыми подробностями.
Псковский дворяник А.Л. Ордин-Нащокин рисует нам такую картину. 28 февраля у всегородней избы собрались многие люди писать государю челобитную о хлебе, «и как лучшие люди с площади поразошлись, и того же дни приезжали на площади от Петровских ворот, которые по Московской дороге, стрельцы, а сказали, что де немчин Логин с Москвы везет денежную казну, а поехал около города на немецкий гостин двор. И посадские люди с площади скинулись, того немчина заграбили на Великой реке хотели его ослопы убить, а иные тянули, в прорубь хотели выкинуть. И учали его распашивать как ему та казна на Москве дана». Нумменс просил дать ему повидаться с Федором Емельяновым. Тогда раздались крики -… пытать …немчина и Федора". Нумменс был тогда отведен во всегородную избу, где его обыскали, а к Федору послали за царской грамотой". Задержание Нумменса не было случайным и входило в задачи вождей восставшего Пскова.
В отписках архиепископа Макария и Афанасия Ордын-Нащокина говорятся, что из всегородной избы посылали к Федору Емельянову за грамотами и золотой казной.
Царскую грамоту читали при всем народе. Но все это рассказы с чужих слов, записи, составленные спустя несколько лет после события. В этих рассказах заметен целый ряд противоречий и преувеличений. Несомненно, только, что тотчас же после обыска, произведенного над Нумменсом во всегородной избе, архиепископ и воевода уже к вечеру сделали попытку умирить восстание путем религиозного воздействия.
Архиепископ с троицкими соборными попами в сопровождении воеводы и дьяков выходил на площадь с образом Троицы "уговаривать". Старое средство не оправдало себя. Архиепископ и воевода сами сознаются, что они "уговорить не смогли". Нумменс вместе с казной и стрельцами был поставлен на подворье Снетогорского монастыря. Казна была цела, целы были и печать. В этот же день из "лучших" людей пострадал только один Федор Емельянов, двор которого был разграблен.
События 1 марта должны были показать воеводе и архиепископу, что речь на этот раз идет уже не о простой "гилевщине", а о настоящем восстании. Архиепископ в этот день служил обедню и молебен в соборе и "говорил всяким мерами" псковичам, чтобы они отпустили Нуммсенса. Уговоры оказались и на этот раз напрасными. В пятом часу того же дня на площадь перед народом Нумменс был допрошен и после допроса опять отведен на Снетогорское подворье. Здесь же на площади переводчик читал и переводил немецкие грамотки, привезенные Нумменсом.
После 1 марта в Пскове начался период своего роде двоевластия. Воевода выпустил из своих рук власть над городом. Он находился еще на свободе, но отписки принужден был посылать тайно, " чтоб из тех людей, которые тот гуль завели и смуту учинили, никто не ведал".
Власть фактически перешла в руки всегородней избы. Одно время, по видимому, под сильным давлением восставших псковичей староста земской избы Иван Федоров Подрез предлагал архиепископу взять городовые ключи у воеводы . Архиепископ отказал Федорову, и ключи остались у Собакина.
В начале марта в Пскове воцарилось относительное спокойствие. Но это было временное затишье перед новой грозой. Псков в это время являл поразительное зрелище, ясно и четко разделившись на две партии,- бедных и богатых, угнетаемых и угнетенных, обездоленных и привилегированных.
На одной стороне были стрельцы, средние и мелкие посадские люди, на другой дворяне, "лучшие" посадские люди, стрельцы сотники и пятидесятники. Это резкое классовое деление бросалось в глаза все очевидцам восстания 1650 г. В громадном большинстве были в стороне от восстания и стрельцы старого приказа, в то время как два новых приказа стали в первые ряды восставших. Из старых стрельцов только 20 человек примкнуло ко всенародной избе.
Среди "худых" и "молодших" людей сразу же выдвинулись и взяли в свои руки сласть несколько человек. Среди них на первом месте упоминается староста площадных подьячих Томила Слепой. Участием подьячего в восстании объясняется особое внимание и недоверие, который псковичи проявили на бумаге Нумменса и позже к царским грамотам. Ближайшим помощником Томилы был стрелец старого приказа Прокафий или Прошка Коза. К вождям восстания принадлежали также посадские люди – Никита Леванисон, два брата серебряника Макаровы, стрельцы Никита Сорокоум, Муха, Деминко Воинов и беглый человек боярина Морозова портной мастер "Степанко". Контрреволюционные силы составлялись из коалиции помещиков, стрелецких и казачьих голов, стрелецких сотников и пятидесятников, попов и черного духовенства и "лучших" посадских людей.
В это время тайно подготавливалась ликвидация восстания.
Для составления челобитных были выбраны по два или по три человека из каждого чина, т.е. отдельно от стрельцов, попов, посадских людей и т.д.
8 марта из Пскова выехали выборные люди: посадский человек Прохор, стрелец Яшка. С ними был отправлен с дарами посадский человек Сысой Григорьев. Известно. Что челобитных было три: первая с просьбой не отдавать за рубеж хлеба, вторая с жалобами на Федора Емельянова, третья о немчине и о казне.
Использованная литература
1.Восстание в Пскове 1650 г. // Псковский край в истории России. - 2-е изд., испр. и доп. - Псков, 2001. - С.42-44.
2. Газета «Молодежь Псковщины» №44 (5304) от 24-30 октября 1993 года