Иван Грозный и политика опричнины

Царский дворец в Александровской  слободе был обращен в нечто  среднее между крепостью и  монастырем. Кругом возвышались прочные  стены с бойницами, из которых  мрачно выглядывали жерла пушек. На вышках дежурили дозорные, железные ворота всегда были заперты. Иоанн, начавший проявлять несомненные признаки помешательства, решил, что для него и его приближенных настало время  покаяния. Он выбрал триста самых отчаянных  опричников и объявил их иноками. Для всех членов так называемого «братства» была изготовлена монашеская одежда: грубые нищенские одеяния на козьем меху, длинные черные монашеские посохи, снабженные железным острием, под нищенской рясой скрывались богатые одежды, шитые золотом, у пояса — длинные ножи. 
Рано утром Грозный с сыновьями взбирался на колокольню и вместе с пономарем звонил в колокола. В 4 часа утра все братья собирались в церкви. На тех, кто не явился, накладывали наказание — восьмидневную епитимью, независимо от того, боярин это или сын боярский. С 4 до 7 часов служили молебен. Царь пел вместе с прочей братией в хоре опричников. После часового перерыва Иван снова шествовал в храм и молился с братией до 10 часов.

К этому времени была готова трапеза, и все братья садились за стол. Пока опричники ели, игумен оставался  стоять. По должности настоятеля царь во все время обеда стоя читал  братии назидательные книги. 
Но опричные трапезы были далеки от идеального монашеского аскетизма (впрочем, не так уж часто посещавшего и настоящие монастыри). Описавшие опричный “монастырь” служившие в опричнине ливонские дворяне Иоганн Таубе и Элерт Крузе сообщают: “...каждому подается еда и питье, очень дорогое и состоящее из вина и меда”.¹¹ Когда трапеза заканчивалась, к столу шел сам игумен. Вечерняя трапеза сопровождалась службой, продолжавшейся до 9 часов вечера. После этого монарх шел ко сну в спальню. Там его ждали слепые сказители, которые один за другим пели и рассказывали ему былины и сказки. Засыпал государь не ранее 12 часов ночи.¹² 
Так происходило ежедневно по будням и праздникам. 
Таубе и Крузе сообщают любопытные подробности о первых людях опричного монастыря. Келарем обители был князь Афанасий Вяземский. Келарь заведовал монастырскими припасами и вообще ведал светскими нуждами обители. Вспомним, что князь Афанасий обратил на себя внимание государя во время полоцкого похода, будучи обозным воеводой. Ратные люди сами должны были позаботиться о пропитании. 
В обозах везли провиант и все необходимое для царя и его свиты. Итак, главной обязанностью Вяземского было снабжение двора. Способ казни его наводит на мысль, что князь неслыханно обогатился, занимаясь снабжением. Его держали на правеже много дней, заставляя платить по 1000,500 и 300 рублей на день. Деньги взыскивали также с богатых купцов, которых Вяземский ссужал деньгами, предчувствуя грядущую опалу. 
Если Басманов формировал политику опричнины, то Вяземский изыскивал средства для проведения этой политики. 
Среди руководящих лиц ордена авторы «Записок» называют пономаря Малюту Скуратова. Малюта не играл никакой роли при учреждении опричнины и выдвинулся лишь после кровавого разгрома вотчин Федорова-Челяднина в 1568 г. 
Как пономарь, Скуратов приходил первым в церковь и зажигал свечи, готовил к службе кадило. При случае пономарь мог читать псалмы.

В Слободском монастыре должность  пономаря приобрела особое значение потому, что царь с сыновьями были большими любителями колокольного звона  и взбирались на колокольню со звонарем вместе.

Вопреки бытующему мнению в историографии образование  опричного  «ордена» было кратковременным  эпизодом в истории опричнины.

Его создание тесно связано  с  конфликтом с митрополитом:

Обличения митрополита произвели  огромное впечатление на столичное  население. Грозный задумал учинить  суд над Колычевым. Но он боялся, что епископы воспользуются правом печалования и заступятся за главу  церкви. По церковным правилам миряне не могли судить иерархов церкви.

Очень может быть, что  сам Слободской монастырь возник в период подготовки суда над митрополитом.

Глава церкви обличил неправедное  житие царя. Наличие в Слободе  иноческого братства воочию показывало всем, что государь ведет жизнь  святого. Опричники выехали на Соловки  для розыска о неправедной  и порочной жизни Филиппа в  бытность его соловецким игуменом. Власть находилась в руках слободского  игумена, и он одержал верх над  игуменом соловецким. 
После розыска десять опричных «братьев» увезли с Соловков в Москву игумена Паисия и десять соловецких братьев. 
Священный собор осудил митрополита. Конфликт получил завершение после того, как слободской пономарь задушил низложенного митрополита. Вскоре же орден стал быстро саморазрушаться. В 1570-1571 гг. одни братья были зарезаны либо повешены на воротах собственного дома, другие утоплены либо брошены в темницу.

«Опричная гроза».

«Заговор» Федорова.

В первые дни опричнины  Москва стала свидетелем кровавых казней. Казнили десятками, сотнями, целыми семьями и даже родами.

Очевидцы первых дней опричнины  Таубе и Крузе отметили, что  царские опричники форменным  образом терроризировали обитателей княжеских гнезд. Опальных княжат хватали  и увозили в ссылку, а членов их семей изгоняли из усадеб, и те должны были добираться в места поселения  сами. Поскольку опальным запрещалось  брать с собой что-либо из имущества, некоторые принуждены были кормиться  в пути подаянием.

В соответствии с официальной  версией конюший Федоров-Челяднин готовился произвести переворот  с помощью своих многочисленных слуг и подданных, будто бы посвященных  в планы заговора. Царские телохранители  совершили несколько карательных  походов во владения Челяднина. Ближние  вотчины конюшего разгромил Малюта Скуратов. Заслуги палача были оценены  должным образом, и с этого  момента началось его быстрое  возвышение в опричнине. После разгрома ближних вотчин настала очередь  дальних владений. Челяднин был одним  из богатейших людей своего времени. Ему принадлежали обширные земли  в Бежецком Верху, неподалеку от Твери. Туда царь явился собственной персоной со всей опричной силой. При разгроме боярского двора «кромешники» посекли боярских слуг саблями, а прочую челядь и домочадцев согнали в сарай и взорвали на воздух порохом.

Погром не прекращался  в течение нескольких месяцев  — с марта по июль. Летом опричники  подвели своеобразный итог своей  деятельности со времени раскрытия  «заговора». «Отделано 369 человек и  всего отделано июля по 6-е число» (1568), — читаем в Синодике. Примерно 300 человек из указанных в «отчете» были боярскими слугами и холопами. Они погибли при разгроме вотчин. 
Согласно официальной версии, с которой Шлихтинг ознакомился в опричнине, у конюшего Федорова было 30 сообщников.

Как правило, следствие проводилось  в строгой тайне, и смертные приговоры  выносились заочно. Осужденных убивали  дома или на улице, на трупе оставляли  краткую записку. Таким способом преступления «заговорщиков» доводились до всеобщего сведения. 
Репрессии носили в целом беспорядочный характер. Хватали без разбора друзей и знакомых Челяднина, уцелевших сторонников Адашева, родню находившихся в эмиграции дворян и т.д. Побивали всех, кто осмеливался протестовать против опричнины. Недовольных было более чем достаточно, и они вовсе не хотели молчать.

Пытки открыли перед властями путь к подтверждению вымышленных  обвинений. Арестованных заставляли называть имена «сообщников». Оговоренных  людей казнили без суда. Исключение было сделано только для конюшего Ивана Федорова и Михаила Колычева. Царь собрал в парадных покоях Большого Кремлевского дворца членов думы и  столичное дворянство и велел  привести осужденных. Конюшему он приказал облечься в царские одежды и сесть  на трон. Преклонив колена, Грозный  напутствовал несчастного иронической  речью: «Ты хотел занять мое место, и вот ныне ты, великий князь, наслаждайся  владычеством, которого жаждал!» 
Шлихтинг, Таубе и Крузе одинаково свидетельствуют, что экзекуцию начал сам царь, ударивший боярина ножом. По приказу самодержца земские и опричники, присутствовавшие в зале, стали наносить новые удары по телу, даже когда он перестал подавать признаки жизни. Впервые царь своей рукой покарал «изменника» и, более того, принудил придворных участвовать в публичной расправе. 
Труп убитого протащили за ноги по всему Кремлю на площадь и бросили на всеобщее поругание в навозную яму на берегу Неглинной.

В связи с делом о  заговоре Федорова погибли Василий  Борисов-Бороздин (двоюродный дядя князя  Владимира Старицкого, побывавший в  казанской ссылке), Иван Колычев  и Федор Образцов, ранее служившие  в уделе князя Владимира. 
Репрессии 1568 г. затронули титулованную знать. Но главный удар опричнина обрушила на старомосковское боярство, которому царь после учреждения опричнины вверил управление земщиной. 

Территории  в составе опричнины.

Казнив Федорова-Челяднина, опричники обезглавили земское  правительство. Однако земщина все  еще располагала военными силами, многократно превосходившими опричный корпус. Это обстоятельство было предметом  постоянной тревоги царя.

Стремление укрепить военные  силы опричнины и побудило царя расширить  личные владения за счет Ростова и Ярославля. Опричные бояре провели в этих городах «перебор людишек», благодаря чему удельное воинство получило значительное подкрепление. 
Другая цель была обусловлена возвратом опричного правительства к антикняжеской политике. Вместе с конюшим Федоровым опричники казнили в 1568 г. самых видных из казанских ссыльных: боярина князя Андрея Катырева— Ростовского и князя Федора Троекурова-Ярославского, князя Василия Волка-Ростовского, трех князей Хохолковых-Ростовских, князя Александра Ярославова-Ярославского, Данилу Сицкого-Ярославского, Данилу Ушатого Ярославского, князя Федора Сисеева-Ярославского, князя Михаила Засекина, Ивана Смелого Засекина и Семена Баташева Засекина. 
Описанные казни и зачисление в опричнину Ростова и Ярославля сводили на нет результаты амнистии 1566 г. Однако преувеличивать значение новых выселений не следует.¹³ 
Опричнина обострила земельный голод. Множество дворян лишились имений и стали добиваться компенсаций. Без земли они не могли нести службу. Уложение 1562 г. предписывало пускать конфискованные княжеские вотчины в поместную раздачу. В соответствии с Уложением власти успели раздать многие конфискованные у ссыльных княжат вотчины новым владельцам. 
Возвратившимся из Казани лицам либо возвращали их родовые земли, либо предоставляли в виде компенсации вотчины в разных уездах государства. Новые выселения коснулись, естественно, только тех, кто вернулся на родовые земли. 
Больше половины ростовских князей и многие ярославские князья перешли на службу в другие уезды задолго до опричнины. Эту категорию новые выселения никак не затрагивали.

На переселенцев распространялось правило, согласно которому они получали право на компенсацию. Так, например, князь Д.И. Засекин-Ярославский получил  деревни в земском Владимирском уезде «против его ярославские  вотчины, что у него взято с  городом с Ярославлем вместе».

У князей был способ избежать общей участи. Известно, что некоторые  из них поступили на службу в опричнину. Но врата в опричнину были узкими. В «государеву светлость» были приняты  совсем немногие лица из суздальской  знати. 
На пятом году существования опричного режима под контролем опричных властей оказалась территория трех главных центров, на которой располагались самые крупные гнезда наследственных родовых княжеских вотчин. То были Суздаль, Ростов и Ярославль. Вне опричнины оставалось городище Стародуб Ряполовский. Но он был передан князю Владимиру Андреевичу. 
В 1569 г. в опричнину перешел Симонов монастырь, один из самых богатых столичных монастырей. Вследствие ходатайств со стороны англичан царь принял в свой удел Московскую торговую компанию. Еще раньше в опричнину поступили богатейшие купцы-солепромышленники Строгановы, которым царь пожаловал Прикамье. Отныне опричнину финансировал отечественный и иностранный торговый капитал.¹⁴

Конфликт  с церковью.

Начавшиеся казни, связанные с «заговором» Федорова вызвали резкий протест со стороны высшего духовенства. 
Митрополит Филипп посетил царя и долго беседовал с ним наедине. Убедившись в тщетности увещеваний, он выждал момент, когда царь со всей своей свитой явился на богослужение в кремлевский Успенский собор, и при большом стечении народа произнес проповедь о необходимости упразднить опричнину. Кремлевский диспут кратко и точно описан новгородским летописцем: 22 марта 1568 г. «учал митрополит Филипп с государем на Москве враждовати о опришнины». Диспут нарушил благочиние церковной службы и имел неблагоприятный для Грозного исход. Не получив от митрополита благословения, царь в ярости стукнул посохом оземь и пригрозил митрополиту, а заодно и всей земле суровыми карами. «Я был слишком мягок к вам, но теперь вы у меня взвоете!» — будто бы произнес он.¹⁵ На другой день о столкновении царя с митрополитом говорила вся столица. Церковь пользовалась большим авторитетом как среди власть имущих, так и в беспокойных низах. Народ не оставался безучастным свидетелем происходившего.