История исторического знания

Если предполагается, что задача истории – открытие общих законов, управляющих ходом исторических событий, то из неё, утверждает Мейер, как нежелательные элементы, устраняются три важных фактора: случайность, свободная воля и идеи людей. Исторически значимое отождествляется с типичным или повторяющимся, а индивидуальность превращается всего лишь в пример проявления общих законов. Подлинным предметом исторической мысли, по мнению Мейера, является событие как таковое, факт в его индивидуальной неповторимости; исторических законов не существует, а случай и свободная воля не могут быть удалены из истории без нарушения самой её сущности.

Трудность состояла в разграничении бесконечного множества событий, которые в свое время действительно произошли, и гораздо меньшего числа событий, которые могут быть исследованы историками. Для Мейера историческими являются лишь те события, которые привели к определённым последствиям. Он пытается ограничить число объектов, заслуживающих внимания историка, вводя новый принцип отбора, основанный на интересах историка и общества, представителем которого он является. Именно историк сам порождает проблемы, которые стремится решить, и тем самым создаёт установки для изучения материала. Этот субъективный элемент – существенный фактор любого исторического знания.

190

Какой бы значительной информацией мы ни располагали о том или ином периоде, мы всегда можем узнать о нём ещё больше, изменив тем самым результаты исследований, казавшиеся до сих пор вполне надежными.

Концепция Мейера подверглась критике со стороны выдающегося немецкого мыслителя МАКСА ВЕБЕРА (1864–1920), который, хотя и признавал событийно-индивидуальную историю, подчеркивал познаваемость общих черт действительности, их сопоставимость с идеальным типом, сконструированным на уровне теории, научной моделью, предполагавшей известное согласие между исследователями относительно характерных черт изучаемой реальности. Вебер подчёркивал, что идеальный тип – это аналитическая конструкция, создаваемая исследователем не произвольно, а путём «мыслительного усиления определённых элементов действительности». Он отвергал присущее неокантианству радикальное противопоставление наук о природе и наук о культуре по степени использования в них способа генерализации. В полемике с Мейером Вебер выступал против установления жестких границ между социальными и естественными науками на том основании, будто в задачу истории входит только фиксация фактов, которые служат строительным материалом для «подлинной научной работы». К сожалению, – продолжал он критику неокантианской историографии, – сами историки в стремлении обосновать специфику истории как профессии способствовали предубеждению, согласно которому историческое исследование есть нечто качественно иное, чем научная работа. Однако историческая наука является теоретической и даже номотетическое, так как нуждается в теоретическом знании как необходимой предпосылке эмпирического исследования.

В отличие от Риккерта, акцентировавшего внимание на уникальности культурных явлений, Вебер отыскивал те характерные черты действительности, которые несут в себе элементы повторяемости. Поэтому конструируемые им понятия являются не только идеальными, но и типическими. Историки, по Веберу, не воспроизводят события так, «как они, собственно, происходили», не отражают историческую действительность, а творчески её конструируют, создают её научный образ, опираясь в своих исходных посылках на её реальные черты и выявляя сущностные характеристики с помощью системы научных понятий. Таким образом, идеальный тип конструируется из элементов исторической действительности и служит её познанию. При этом, будучи мыслительной конструкцией, идеальный тип предполагал возможность существования иных гипотетических конструкций, научных моделей того же исторического явления, а, следовательно, и многообразие подходов к изучению реальности, возможность использования различных методологий для создания обобщающего образа того или иного культурно-исторического явления.

191

Но если главным инструментом познания является субъективная категория, то может ли полученное с её помощью знание претендовать на истинность? Отвечая на этот вопрос, Вебер существенно модернизировал неокантианскую теорию ценностей, перенеся последние в мир истории, превратив их в продукт культурного развития общества. Отнесение изучаемого явления к историчным по своей природе ценностям позволяет получать хотя и не абсолютную, но гипотетическую истину. Веберовский идеальный тип выступает в познавательном процессе в качестве научной модели, которая не схематизирует исторический материал, а, напротив, в зависимости от этого материала сама может видоизменяться или даже вовсе быть отброшена исследователем. Так закладывались основы современной исторической эпистемологии – теории исторического познания, хотя в полной мере веберовское учение об идеальном типе получило признание в мировой науке только в последней трети XX в.

В трудах Макса Вебера намечались контуры новой парадигмы истории, сохранившей определённую преемственность с парадигмой XIX в. Однако естественный процесс методологического перевооружения исторической науки был резко нарушен катастрофическими потрясениями начала века, вызвавшими её общий кризис.

Российская историография и «русская историческая школа»

В России второй половины XIX – начала XX в. сосуществовали последователи всех известных европейских школ. Большинство русских учёных признавало научный и одновременно специфический характер исторического познания, основанного на критическом анализе источников и беспристрастном изложении материала.

Позитивистская концепция исторического знания очень долго сохраняла прочные позиции и в некоторых своих версиях давала весьма впечатляющие результаты. Её разделяли (с некоторыми поправками) такие крупные российские историки, как В. О. Ключевский, Н. И. Кареев, М. М. Ковалевский и др.

192

В 50-е гг. XIX в. ведущую роль играли воспитанные на критическом методе учёные «петербургской исторической школы» (М. С. Куторга, М. М. Стасюлевич и др.), но в 1860–1870-е гг. центр передовой исторической науки переместился в Москву, где прочно сохранялись традиции Т. Н. Грановского и его ближайших учеников, прежде всего П. Н. Кудрявцева (1816–1858) и С. М. Соловьева (1820–1879), который в 1864–1870 гг. избирался деканом историко-филологического факультета, а в 1871– 1877 гг. – ректором университета.

Взгляды ТИМОФЕЯ НИКОЛАЕВИЧА ГРАНОВСКОГО (1813–1855) отличало стремление к активизации социальной функции истории. Это очень точно подметил Н. Г. Чернышевский, считая, что весь характер деятельности Грановского объясняется его служением не личной учёной славе, а обществу.

Грановского отличали широкая эрудиция, исключительная способность к историческому синтезу, умение ярко обрисовать целую эпоху. Много лет проработав в русле романтической историографии, Грановский уже в 1852 г. в своей речи «О современном состоянии и развитии всеобщей истории» выдвинул тезис о том, что история должна заимствовать метод у естественных наук, стремиться стать подлинной наукой и в этих целях даже отказаться от притязаний на художественную законченность формы. Тогда же он начал корректировать в позитивистском духе свои лекции по средневековой истории.

Выдающийся российский историк ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ ГЕРЬЕ (1837–1919) был непосредственным продолжателем традиций Т. Н. Грановского. Он учился в Московском университете как раз в период профессорской деятельности Грановского и впоследствии подчеркивал, что значение исторической кафедры, когда её занимал Грановский, выходило за пределы университетской аудитории и глубоко захватывало всю область русского общественного сознания. Впрочем, Герье выступал против позитивистской историографии, и в частности резко критиковал «Историю цивилизации» Бокля, поясняя, что, поскольку главными источниками историка остаются произведения человека, а главным предметом изучения – поступки людей, историческое познание должно опираться на психологический анализ. Историк подчёркивал влияние идей на судьбу народов и ход цивилизации.

Герье впервые в России ввёл в образовательную практику исторические семинары по немецкому образцу, выбирая для занятий со студентами самые разнообразные темы по социальной и экономической истории, хотя сам в своих исторических работах изучал историю идей.

193

В рамках этих семинаров сформировались  взгляды крупнейших российских историков, впоследствии возглавивших кафедры всеобщей истории во многих университетах России (Н. И. Кареев, П. Г. Виноградов, Р. Ю. Виппер, М. С. Корелин и др.) и прославивших русскую историографическую школу.

Друг Герье, крупнейший русский историк ВАСИЛИЙ ОСИПОВИЧ КЛЮЧЕВСКИЙ (1841–1911) порвал с теоретическими установками «государственной школы» и рассматривал российскую историю как часть всеобщей. Мечтая создать науку об общих законах строения человеческих обществ, приложение которых не зависит от преходящих местных условий, он выстроил свою оригинальную историческую концепцию. На вопрос о том, что составляет предмет исторического изучения, Ключевский отвечал, что этим предметом служат происхождение, развитие и свойства людских союзов. Он искал наиболее существенное в истории народа, выявляя характерные обстоятельства, определявшие его жизнь на разных этапах истории, и видел главную особенность истории великороссов в природном факторе, стимулировавшем непрерывные миграции населения. Выделив четыре «исторические силы», определявшие в своей совокупности исторический процесс – природу страны, физическую природу человека, личность и общество, – Ключевский создал синтетическую концепцию, которая связывала природные условия и человеческую социальность.

В духе позитивистской ориентации на принципы естественнонаучного знания Ключевский поставил в курсе «Методология русской истории» вопрос о различении субъективного метода, делающего из истории средство общественного воспитания, и метода объективного, направленного на научное познание прошлого. По его мнению, в основе субъективного метода находится стремление обосновать истоки и постепенное становление современной культуры человечества, а потому отбираются только те исторические факты, которые имеют отношение к этому процессу. Но человечество неоднородно, и вполне естественно, что эта подборка фактов и их оценка у историков, принадлежащих к разным культурам, отличаются друг от друга. «Такое историческое изучение, – писал Ключевский, – отправляется не от исторического явления, а от личного кругозора изучающего, т. е. не от изучаемого объекта, а от изучающего субъекта, и, следовательно, исходным пунктом изучения становится точка зрения изучающего» [15]. Что касается объективного метода, то в его основе лежит взгляд на современную культуру не как на итог развития человечества, а как на одно из его состояний, и задачей становится изучение «самого исторического движения».

194

В этом случае теряет свое значение даже хронологическая последовательность явлений, поскольку важно не то, что после чего следует, а то, что из чего следует, и, соответственно, необходимы иные приёмы исследования: наблюдение, сопоставление и обобщение явлений.

На становление «русской исторической школы» всеобщей истории (такое название ей дали зарубежные ученые, высоко оценившие научные достижения своих российских коллег) огромное воздействие оказала связь историков с Московским университетом. На формирование её научной проблематики и активной общественной позиции повлияла социально-политическая обстановка в пореформенной России. Приоритетные темы группировались вокруг истории социальных отношений и социальной борьбы, особенно в переломные периоды развития общества. Историки неизменно подчеркивали воспитательную и общественную функции их науки, систематически занимались публицистической и просветительской деятельностью, видя в этом долг ученого.

Ближайшим преемником Герье по Московскому университету был выдающийся русский медиевист ПАВЕЛ ГАВРИЛОВИЧ ВИНОГРАДОВ (1854–1925). В центре его научных интересов стояли проблемы происхождения и развития западноевропейского феодализма. Виноградов являлся одним из крупнейших представителей позитивистской историографии. Он подчеркивал свой интерес к социальной истории, а история права, которая была главным предметом его занятий, представлялась ему как аспект социальной истории. В 1901 г. он был вынужден подать в отставку и уехать в Англию, где его знали и ценили, и где ему была предоставлена кафедра в Оксфордском университете. В оксфордском семинаре Виноградова принимали участие молодые европейские и американские ученые. Как выдающееся достижение науки к началу XX в. Виноградов оценивал тот факт, что общественное развитие стало пониматься не как сцепление случайностей, а как результат действия законов. Однако, возражая против взгляда на историю как исключительно или главным образом науку, устанавливающую причины явлений, он утверждал, что многие из исторических фактов сами по себе вызывают глубокий интерес, который делает их достойными изучения независимо от какой-либо возможности связать их вместе посредством законов.

Учеником Герье был также выдающийся ученый и педагог НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ КАРЕЕВ (1850–1931), посвятивший свою научную деятельность преимущественно истории нового времени. Главным предметом исследовательской работы Кареева была история Великой французской революции и её предпосылок.

195

Убеждённый в том, что историки учатся работать не по историческим руководствам методологического содержания, а, читая исторические сочинения авторитетных ученых и решая исторические задачи с помощью опытных преподавателей, Кареев, тем не менее, много и плодотворно занимался теорией истории. Ему принадлежит большое число работ по философским и методологическим проблемам исторической науки. Взгляды русского учёного на роль социологии и научный статус истории отличались и от контовских, и от неокантианских. Уже в 1883 г., предвосхищая последующее развитие исторической мысли, он ввёл различие между науками феноменологическими, к которым относил историю, и номологическими. История трактовалась им как описательная дисциплина, имеющая дело с индивидуальными и неповторимыми фактами. Это вело к отрицанию существования особых исторических законов (за что автор и был подвергнут критике со стороны коллег-позитивистов), поскольку история понималась им как процесс, состоящий из последовательной смены явлений, которые предстают в данной совокупности лишь однажды. И хотя Кареев признавал, что в истории, как и в природе, всё закономерно, он полагал, что эти закономерности по своему характеру являются не историческими, а психологическими и социологическими. Ученый считал, что и природу, и историю возможно познавать обоими методами, т. е. генерализирующим и индивидуализирующим. В изучении истории вероятны разные ступени познания: от конкретных индивидуальных деталей до общих абстрактных характеристик. Вместе с тем Кареев видел задачу истории не в том, чтобы открывать какие-либо законы, предсказывать будущее или давать практические наставления, а в том, чтобы изучать отдельные события прошлого.