Автор работы: Пользователь скрыл имя, 07 Декабря 2013 в 19:49, контрольная работа
Происхождение человека от обезьяны. Исследования Джейн Гудел (она изучала шимпанзе в нескольких национальных парках). Питание: мясо (охота), фрукты. Живут группами по 30-80 особей. Различно поведение самцов и самок. У самца может быть несколько самок. Самцы борются за власть. Шимпанзе используют различные орудия.
В условиях эксперимента высшие обезьяны способны на большее, чем в условиях живой природы.
Переход к более сложным формам поведения обусловлен необходимостью выживания в меняющихся условиях.
Как мы видели (§12), с началом земледелия радикально изменилась концепция человеческой участи: она оказалась такой же хрупкой и эфемерной, как жизнь растений. Но, с другой стороны, человек как бы разделил с растениями их циклическую судьбу: рождение, жизнь, смерть, новое рождение. Мегалитические монументы можно истолковать, как ответ на наш индонезийский миф: если жизнь человека подобна жизни злаков, сила и долговечность достижимы через смерть. Умершие возвращаются в лоно Матери-Земли с надеждой разделить судьбу посеянных семян: к тому же они мистически ассоциируются с каменными блоками погребальной камеры и, следовательно, становятся столь же сильными и неразрушимыми, как камни.
Мегалитический культ мертвых, вероятно, опирался не только на веру в то, что душа остается жить после смерти, но и, главное, на уверенность в могуществе предков и надежду на их защиту и помощь. Такие верования коренным образом отличаются от концепций, зафиксированных у других народов древности (месопотамцев, хеттов, евреев, греков и др.). для которых умершие были жалкими тенями, беспомощными и несчастными. Более того, если для строителей мегалитов, от Ирландии до Мальты и Эгейских островов, ритуальное объединение с предками являлось краеугольным камнем их религиозной активности, то в протоисторических культурах Центральной Европы, как и древнего Ближнего Востока, строго обязательным было разделение между мертвыми и живыми.
Помимо различных церемоний (процессий,
танцев и т.д.), мегалитический культ
мертвых включал также
Следует учитывать также и сексуальный смысл менгиров, ибо он повсеместно документирован на различных уровнях культуры. Иеремия (Иер 2:27) упоминает тех, "кто говорит дереву: "ты мой отец" и камню – "ты родил меня". Вера в оплодотворяющие возможности менгиров бытовала среди европейских крестьян еще в начале этого столетия. Во Франции, чтобы иметь детей, молодые женщины устраивали "скольжение" (лежа, скользили вдоль камня) или "трение" (сидя на монолите или прижимаясь животом к скале).
Генеративная функция не должна
объясняться фаллической
Церемониальные центры и мегалитические конструкции
Некоторые мегалитические комплексы, такие, как, например, в Карнаке или Эшдауне, в Беркшире (800 мегалитов на площади 250 и 500 м, расположение которых напоминает параллелограмм), несомненно, были важными церемониальными центрами. Празднества включали жертвоприношения и, как можно предполагать, танцы и процессии. По большой улице в Карнаке, в самом деле, могли шествовать тысячи людей. Возможно, большинство праздников было связано с культом мертвых. Кромлех в Стонхендже, как и другие аналогичные монументы в Англии, стоял посреди поля погребальных курганов. Этот знаменитый церемониальный центр был, по крайней мере, в своей первоначальной форме, святилищем, специально построенным для поддержания связей с предками. В структурном отношении Стонхендж можно сравнить с некоторыми мегалитическими комплексами других культур, развившимися из священных мест – храма или города. Мы встречаемся здесь с восприятием священного пространства, как Центра Мира, особого места, где возможно общение с небом и с подземным миром, т.е. с богами, хтоническими богинями и духами мертвых.
В некоторых регионах Франции, на Иберийском полуострове и в других местах найдены следы культа богини-хранительницы мертвых. Но нигде, кроме как на Мальте, нет таких ярких образцов мегалитической архитектуры и таких выразительных свидетельств культа мертвых и почитания Великой Богини. Раскопки обнаружили очень мало домов, но целых семнадцать храмов, и предполагается, что их было еще больше. Это подтверждает мнение некоторых ученых, что в период неолита Мальта была isola sacra. Большие эллиптические террасы, сооружавшиеся перед святилищами или между ними, явно предназначались для ритуальной хореографии и танцев во время процессий. Стены храма украшали чудесные спиральные барельефы; найдено также несколько каменных скульптур лежащих на боку женщин. Но самым сенсационным открытием была огромная статуя сидящей женщины – несомненно, богини.
Археологические находки свидетельствуют о развитом культе, включавшем жертвоприношения животных, приношения пищи и напитков, обряды инкубациии поклонения, о существовании влиятельного и хорошо организованного жреческого корпуса. Культу мертвых принадлежала, вероятно, центральная роль. Из замечательного некрополя в Гал-Сафлиени, гипогея, состоящего из нескольких высеченных в скале камер, были извлечены кости примерно 7000 человек. В гипогее находились статуи лежащих женщин, что позволяло предположить существование ритуала инкубации. Как и в других мегалитических монументах, стены внутренних помещений украшали барельефы и роспись. Эти обширные палаты были разделены каменными ширмами с лепниной и служили для проведения религиозных церемоний, закрепленных за жрецами и посвященными.
Если гипогей был одновременно и некрополем, и молельней, то в храмах не было найдено никаких захоронений. Изогнутая линия расположения мальтийских святилищ уникальна; археологи называют ее "почкообразной", но, как полагает Г. Цунц, она скорее напоминает форму матки. Поскольку храмы имели крышу, а в помещениях, лишенных окон, было довольно темно, вхождение в святилище было эквивалентно вхождению во "внутренности земли", т.е, в чрево хтонической Богини. Но высеченные в скалах могилы тоже имели форму матки. Можно сказать, что умершего помещали в лоно земли для новой жизни. "Храмы воспроизводили ту же модель, но в более широком масштабе. Живущий, вступая в них, вступал в тело богини". Действительно, заключает Г. Цунц, эти монументы были сценой для "культа-мистерии в точном смысле этого термина"
Hаpяду
со скотоводством и
В XXII ст. до Р.Х. в регионе Эгейского моря происходят значительные изменения: существовавшие здесь до этого момента достаточно развитые культурные центры в короткий период времени разрушаются вследствие вторжения новых племен . Античная традиция называет этих пришельцев пеласгами. Пеласги селятся на Кикладских островах и в Арголиде (юг Пелопоннеса), но главным центром их будущей могущественной морской державы становится остров Крит.
В короткий срок пеласги создают сильнейший по тем временам флот и берут под свой контроль водные просторы всего Средиземноморья. Оборонительные укрепления, поначалу появляющиеся на Крите, в дальнейшем совершенно исчезают, что говорит о полной уверенности критян в своей неуязвимости.
По всему Криту протягиваются замечательные дороги, связавшие друг с другом самые отдаленные уголки острова. Правители Крита строят роскошные дворцы, известнейший из которых – кносский дворец – включал в себя около тысячи помещений общей площадью 16 тыс кв.м. Стены дворцов расписываются прекрасными фресками.
Очень скоро критяне, опираясь на свой могучий флот, разворачивают широкомасштабную экономическую экспансию. Великолепная критская керамика появляется практически во всех регионах Средиземного моря. Уже в начале II тысячелетия критяне занимают остров Кипр и берут под свой контроль одно из крупнейших по тем временам месторождений меди. Часто посещавших Египет критян египтяне называли ''людьми с красной кожей''.
Но критские мореходы не ограничиваются только Средиземноморьем. Изображения летучих рыб на фресках свидетельствуют о том, что критяне добирались до экваториальной зоны Атлантики (24, с. 130); да и в самой Африке имеются прямые свидетельства пребывания там пеласгов: в горном массиве Брандберг (Юго-Западная Африка) обнаружена наскальная фреска с изображением дамы, чей костюм соответствует тем, которые носили женщины Крита (67).
В северном направлении критяне проникают столь же далеко: по всему западному побережью Европы, а также на Британских островах встречаются различные критские изделия, а в Швеции известно изображение критского корабля, датируемое XVIII ст. до Р.Х. (63).
Не исключено, что критянам была известна и дорога в Америку: среди легенд Нового света есть легенды, повествующие о прибытии с востока, со стороны Атлантического океана, белокожих и рыжебородых богов (24, с. 131), сохранились даже их цветные изображения (31).
Значительную роль в религии критян играл культ быка, отголоски которого сохранились в мифе о Минотавре. На фресках, каменных и глиняных сосудах часто встречаются изображения игр с быками, в которых юноши и девушки проявляли свою смелость и ловкость. Древнейшие изображения этих игр относятся еще к XXII ст. до Р.Х. (24, с. 99.) Сам культ быка типологически очень близок к аналогичным культам в культурах Синташта Южного Зауралья и Чатал-Гююк Анатолии (26, с. 61).
Спустя два столетия после прихода пеласгов, в XX ст. до Р.Х. в Эгеиде появляется вторая волна переселенцев. Вскоре в XIX ст. до Р.Х. другая ветвь этой волны появляется и на западном побережье Малой Азии. В хеттских документах район их расселения именуется страной Лукка, а в исторической науке принято пользоваться определением Троада – по названию гомеровской Трои.
В отличие от пеласгов, пришедших в Грецию и на Крит морем откуда-то с востока, вторая волна (ахейцы и троянцы) появилась в Эгеиде со стороны Северных Балкан и не характеризовалась столь высоким уровнем культурного развития. В самой Греции ахейцы располагают свои селения внутри страны, в удаленных от моря местах, предпочитая земледелие и скотоводство морскому делу. Им уже приходится серьезно заботиться о собственной безопасности и укреплять свои зарождающиеся города оборонительными сооружениями. Сама культура ахейцев, наполненная воинственностью, резко контрастирует с миролюбивостью критского искусства и полным отсутствием в нём военной тематики.
В течении нескольких последующих столетий ахейцы и пеласги мирно сосуществуют рядом, между ними не происходит каких-либо заметных столкновений. И может быть еще не скоро ахейцы достигли культурного уровня Крита, если бы не коренные перемены, произошедшие в развитии Ахейской Греции и связанные с появлением на Южных Балканах третьей волны переселенцев.
За тысячи километров от Эгейского моря, в степях Южного Урала и Юго-Западной Сибири в XVIII ст. до Р.Х. таинственным образом появляется высокоразвитая культура Синташта, названная так по первому открытому археологами поселению этой культуры.
Синташта состояла из нескольких десятков селений-протогородов, представлявших собой крепости с заранее спланированной системой обороны, двухэтажными домами и единой системой отвода дождевой воды. Население этих городов, среди которых наилучшим образом сохранился Аркаим, владело исключительным уровнем металлургического мастерства. Прямо в домах были вырыты колодцы, благодаря чему для выплавки металла использовалась естественная тяга, а не трудоёмкие меха.
Но вот в XVI ст до Р.Х. культура Синташта
неожиданно прекращает своё существование.
Население снимается с
Снявшиеся с места синташтинцы берут курс на запад. Перевалив через Урал, они разделяются на две части. Часть их поворачивает на север, в сторону Камы и ''растворяется'' в северных лесах Восточной Европы. Свидетельства её пребывания где-то в приполярье мы обнаруживаем в сказаниях античных авторов о гипербореях. А историк раннего средневековья Павсаний (XI в.) даже пишет, что храм Апполона в Дельфах был основан прибывшими сюда гиперборейцами, один из которых по имени Олен стал первым дельфийским жрецом. (Также см.: 19.)