Карибский кризис

В это время на пути к  Кубе находилось более 20 советских  кораблей, и первые из них приближались к линии блокады, Фидель Кастро объявил  о проведении всеобщей мобилизации. Хрущев вел себя внешне спокойно, понимая, что за океаном внимательно следят за каждым его шагом, и вечером 23 октября посетил Большой театр.

Президент США направил Хрущеву  письмо с призывом соблюдать правила  блокады. Кеннеди писал, что США  не намерены открывать огонь по советским  кораблям. Он выражал желание, “чтобы оба мы держались осмотрительно  и не допускали, чтобы события  осложнили положение и еще  более затруднили контроль над ним”. Это послание не было опубликовано в СССР, как и призыв генерального секретаря ООН У Тана приостановить перевозку оружия на Кубу. Аналогичный призыв исходил и от 89-летнего английского философа Бертрана Рассела.

Утром 24 октября два советских  судна приблизились к линии блокады  в 500 милях от Кубы, под прикрытием подводной лодки. Навстречу шел  авианосец“Эссекс”с противолодочными вертолетами на борту. Р. Макнамара отдал приказ - в случае необходимости атаковать советскую подводную лодку глубинными бомбами со слабыми зарядами, чтобы заставить ее всплыть на поверхность.

Но Хрущев не хотел рисковать  и приказал советским судам остановиться на линии блокады, предложив американскому  президенту срочную встречу. В своем  первом послании к Кеннеди Хрущев придерживался угрожающего тона. Он называл действия США“чистейшим бандитизмом”, “безумием выродившегося империализма”и заявлял, что СССР не будет считаться с блокадой и сумеет защитить свои права. Кеннеди ответил, что он готов встретиться с Хрущевым, но только после устранения с Кубы советских ракет.

Воздушная разведка и анализ данных, полученных от агентуры в СССР, показывали, что эти ракеты будут  готовы к действию не раньше чем  через несколько дней. Над Кубой  дважды в день пролетали эскадрильи из восьми низко летящих американских самолетов. Другие самолеты непрерывно следили за советскими подводными лодками. Советские корабли, приближаясь  к линии блокады, останавливались  в океане, однако, некоторые из них  получили приказ лечь на обратный курс. Монтаж ракетных установок и бомбардировщиков продолжался. На Кубу вылетел А. И. Микоян, чтобы наблюдать за ситуацией  с близкого расстояния и увязывать  действия Советского правительства  с действиями Кубы. Хрущев опасался, что Кастро может предпринять  какой-либо неосмотрительный и опасный  шаг.

    Второе послание  Хрущева

Напряжение нарастало. Один из американских самолетов У-2 был  сбит, и летчик погиб. Узнав о гибели американского летчика, Кеннеди  приказал увеличить в несколько  раз число самолетов, патрулировавших  острова. 26 октября был отдан приказ о подготовке к вторжению на Кубу. Вечером того же дня Кеннеди получил  от Хрущева новое письмо, составленное в иных выражениях, - оно не появилось  в советских газетах. Роберт Макнамара писал, что это было самое необычное дипломатическое послание, какое он когда-либо видел. Письмо было продиктовано лично Хрущевым и даже не отредактировано, текст был, совершенно очевидно, составлен человеком, находившимся в состоянии сильного эмоционального напряжения. Советский премьер убедился, что действия США не являются блефом, и что мир оказался на краю пропасти. Теперь он просил Кеннеди проявить сдержанность, ибо“если разразится война, то остановить ее будет не в нашей власти. Я сам участвовал в двух войнах и знаю, что война кончается только после того, как прокатится по всем городам и селам, сея повсюду смерть и разрушение”. Хрущев не отрицал теперь, что на Кубе имеются советские ракеты. Он писал, что раз все оружие уже доставлено, то американская блокада не имеет смысла, ракеты находятся под контролем советских офицеров и не будут использованы для нападения на США.

“В этом отношении, - говорилось в его послании, - вы можете быть спокойны. Мы находимся в здравом уме  и прекрасно понимаем, что если мы нападем на вас, вы ответите нам  тем же. Но тогда это обернется  и против нас, и я думаю, что  вы это тоже понимаете. Из этого следует, что мы люди нормальные. Как же мы можем допустить, чтобы произошли  те несуразные действия, которые вы нам приписываете. Только сумасшедшие  могут так поступать или самоубийцы, желающие и сами погибнуть и весь мир перед тем уничтожить”.

Хрущев предлагал Кеннеди  снять блокаду и дать обязательство  не вторгаться на Кубу. В этом случае СССР заберет и уничтожит доставленное на Кубу ракетное оружие. Хрущев писал: “Мы с вами не должны тянуть за концы каната, на котором вы завязали узел войны, потому, что, чем крепче мы оба будем тянуть, тем сильнее стянется узел, и придет время, когда узел будет так туго стянут, что даже тот, кто завязал его, не в силах будет развязать, и придется разрубить.... Давайте не только перестанем тянуть за концы каната, но примем меры к тому, чтобы узел развязать. Мы к этому готовы”.

    Ликвидация кризиса

В своем послании Хрущев предлагал  Штатам компромисс. Правда уже на следующее  утро, еще не получив ответа на отправленное письмо, Хрущев направил новое послание к Кеннеди, в котором требовал, чтобы американцы убрали свои ракеты с турецкой территории. Он предлагал  провести в течение 2-3 недель переговоры с США по всему комплексу возникших  проблем. Это не устраивало Кеннеди, и он ответил только на полученное вечером 26 октября письмо, оставив  без внимания следующее. Кеннеди  заявил о готовности США снять  блокаду с Кубы, и о том, что  США не будут нападать на Кубу, если Советский Союз уберет с территории этой страны наступательное оружие. Одновременно, используя конфиденциальные каналы, Кеннеди заверил Хрущева, что  США уберут свои ракеты из Турции, но позднее, после ликвидации кризисной  ситуации. В любом случае, Кеннеди  требовал немедленного прекращения  всех работ по установке ракет  на Кубе и удаления под наблюдением  ООН всего наступательного оружия с острова. В конфиденциальном порядке  Кеннеди давал понять Хрущеву, что  даже при желании президент США  не в состоянии слишком долго  сдерживать более жесткую реакцию  американских властей на действия СССР. Послание Кеннеди от 27 октября было опубликовано в советской печати, что являлось, в сущности, официальным  признанием присутствия советских  ракет на Кубе. Не без внутреннего  сопротивления и, возможно, не без  борьбы внутри руководства, Хрущев принял предложение Кеннеди. У него оставалось мало времени и скудный выбор: или военные действия, или уступка.

Советский лидер решил  уступить. В письме от 28 октября Хрущев заявлял: “Я отношусь с пониманием к вашей тревоге и тревоге  народов США в связи с тем, что оружие, которое вы называете  наступательным, действительно является грозным оружием. И Вы, и мы понимаем, что это за оружие”.

Хрущев писал далее, что  коль скоро США заявляют, что не совершат нападения на Кубу, то и  мотивы, побудившие СССР поставить  Кубе новое оружие, отпадают: налицо все необходимое для ликвидации конфликта. Поэтому Советское правительство  отдает распоряжение о демонтаже, упаковке, и возвращении в СССР всего  этого оружия. Впоследствии, чтобы  не оставлять никаких сомнений в  своем миролюбии, Хрущев даже разрешил американским экспертам осмотреть  советские корабли и пересчитать  увозимые в трюмах ракеты.

Это был решающий шаг в  ликвидации Карибского кризиса, после  этого все могли, наконец, вздохнуть  спокойно, т. к. стало ясно, что войны  все-таки не будет. Единственной недовольной  стороной осталась Куба. Поиск решения  и обмен посланиями между Кеннеди  и Хрущевым происходил без учета  интересов Фиделя Кастро. Более того, даже информацию о происходивших  событиях он получал через Микояна. Кастро не считал заверения американского  президента достаточной гарантией  неприкосновенности для Кубы, он также  требовал прекращения полетов разведывательных самолетов США, прекращения торгового  эмбарго и ликвидации на территории Кубы военно-морской базы США. Микояну  пришлось потратить много усилий, чтобы убедить Кастро не создавать  дополнительных препятствий к удалению советских ракет.

Бесполезно рассуждать о  том, что Хрущев проиграл этот раунд  с Кеннеди, что удаление ракет  явилось унижением для СССР и  т. д. и т. п. Лишь очень немногие журналисты осмелились тогда писать о“капитуляции”Советского Союза. Сам Кеннеди вовсе не был настроен праздновать победу. За возникновение кризиса ответственность разделяли и советские, и американские руководители, но и Хрущев, и Кеннеди проявили в решающие часы разумную сдержанность, сохранив контроль над ходом событий и не позволив конфликту перерасти в разрушительную войну. В Вашингтоне имелось немало влиятельных государственных деятелей, которые с самого начала настаивали на действиях, ведущих только к войне. Можно предполагать, что и в окружении Хрущева не все были согласны с его решением - удалить ракеты с Кубы. И если престиж Кеннеди после Карибского кризиса заметно поднялся, то надо сказать, что поднялся и международный престиж Хрущева, который сумел вовремя остановиться и уступить. Компромисс был достигнут усилиями обеих сторон. Но не следует забывать и о том, что согласие СССР демонтировать и увезти ракеты и бомбардировщики с Кубы стало известно в Вашингтоне менее чем за сутки до назначенной правительством США атаки. Эта операция вместе с советскими ракетами, офицерами и специалистами уничтожила бы и кубинское государство, а стало быть, привела и к ответным мерам со стороны СССР.

    Заключение: последствия  Карибского кризиса

Изменения в мировой политике за последнее десятилетие во многом прояснили значение Карибского кризиса  и его основные результаты.

Самым главным последствием успешного разрешения Карибского кризиса  представляется осознание сверхдержавами своей уязвимости и зависимости  друг от друга. Стало ясно, что угрозой  третьей мировой войны играть нельзя. Урок был усвоен: правительства  обеих стран никогда больше не допускали в своих отношениях таких опасных кризисных ситуаций. И надо заметить, что именно после  конца Карибского кризиса отношения  между странами-участницами перешли  не несколько новый уровень: от категорического  неприятия к попытке сотрудничества. Примером этого может служить  Договор о запрещении ядерных  испытаний. Камнем преткновения при  его обсуждении оказались подземные  испытания: Запад настаивал на возможных  инспекциях в случае возникновения  подозрений в нарушении будущего договора. Москва упорно выступала  против таких инспекций, считая их орудием  шпионажа со стороны Запада и утверждая, что для контроля над договором вполне достаточно национальных средств обнаружения возможных нарушений. Был, однако, момент, когда Хрущев, стремясь к полноценному договору и к улучшению своих отношений с Кеннеди, при встрече с последним в Вене дал согласие на 2–3 инспекции в год, хотя эта его уступка и вызвала недовольство среди его коллег в руководстве СССР. Но американский президент настаивал на 10 инспекциях как минимум. Его советники считали, что раз Хрущев сошел со своей принципиальной позиции отказа от инспекций вообще, его можно будет“дожать”и в отношении увеличения числа инспекций на местах. Однако Хрущев, рассерженный таким торгом и недостаточной оценкой значения его принципиальной уступки, которая далась ему непросто, неожиданно вновь твердо отошел на прежнюю позицию: “никаких инспекций! ”. Как впоследствии признался Советскому послу в США Добрынину директор Атомного агентства США Сиборг, “оценка хода переговоров с Хрущевым в этом вопросе была серьезным просчетом администрации Кеннеди, ибо ей нужно было принять его уступку в надежде на ее расширение в будущем”. В результате в 1963 году был заключен договор о прекращении испытаний в трех средах: в атмосфере, в космическом пространстве и под водой, оставив вне договора испытания под землей. После долгих лет бесплодных переговоров на свет, наконец, появился документ, который с полным основанием можно считать одним из первых международных правовых актов, реально направленных на разрядку международной напряженности.

Имело место сотрудничество при подготовке Договора о принципах  деятельности государств по исследованию и использованию космического пространства (подписано 27 января 1967 года), Соглашения о спасении и возвращении космонавтов  и объектов, запущенных в космическое  пространство (подписано 22 апреля 1968 года).

Надо сказать, что руководящие  деятели СССР и США много раз  встречались в эти годы за столом переговоров. Так, в июне 1967 года состоялась встреча в Гласборо Председателя Совета Министров СССР Косыгина с президентом США Линдоном Джонсоном, в связи с необходимостью урегулировать арабо-израильский конфликт. Были достигнуты принципиальные договоренности относительно подписания Договора о нераспространении ядерного оружия, а также о желательности двусторонних переговоров об ограничении стратегических вооружений. Договор о нераспространении ядерного оружия, подписанный 1 июля 1968 года представителями СССР, США и Великобритании, имел большое значение для улучшения советско-американских отношений и международной обстановки в целом. Также американской стороной был поднят вопрос о взаимном отказе от создания систем противоракетной обороны, т. к. развертывание таких систем дестабилизирует общую стратегическую обстановку и повлечет за собой новый дорогой виток гонки ракетно-ядерных вооружений без реального обеспечения безопасности обеих сторон. Косыгин ответил фактическим отказом, т. к. против всяческих ограничений на системы ПРО выступали советские военные: к этому времени в СССР уже начали создаваться первые, хотя и несовершенные, элементы таких систем вокруг Москвы и Таллина, тем более, ограничения ПРО были далеко не в интересах СССР. Примечательно, что этот вопрос до сих пор по некоторым аспектам (несмотря на договор 1972 года) остается предметом разногласий и упорных переговоров обеих правительств. Так, в марте 1997 года на встрече в Хельсинки Борис Ельцин и Билл Клинтон вновь сочли необходимым опубликовать специальное заявление по ПРО и ее различным типам.

В июне 1968 года вступила в  силу советско-американская консульская  конвенция, была открыта авиалиния  Москва– Нью-Йорк, начал осуществляться обмен в области науки, культуры и спорта. Однако Карибский кризис имел и серьезные негативные последствия долгосрочного плана. Советское руководство не могло забыть унизительной, как ему казалось, потери своего престижа, когда ему на глазах всего мира пришлось вывозить обратно свои ракеты с Кубы. Советский военный истеблишмент воспользовался этим для того, чтобы добиться новой большой программы наращивания ракетно-ядерных вооружений. Таким образом, Карибский кризис по-своему дал новый импульс гонке вооружений, что делало нестабильной военную, а значит, и политическую обстановку в мире.

В то же время у обеих  держав в тот момент был неплохой шанс начать взаимно контролировать эту гонку, по крайней мере, в отдельных  областях. Надо было приложить все  усилия, чтобы расширить договоренность о выводе ракет средней дальности  из Турции и Кубы путем взаимного  запрета на размещение всего класса таких ракет средней дальности. Однако США не стремились к этому, т. к. они уже имели подобные ракеты также в Италии и Великобритании, а Советский Союз не размещал их в других странах, кроме Кубы.