Краткая биография, некоторые сведения о П. А. Столыпине

Работа третьей Думы проходила в сложной обстановке и не без противоречий, но в целом довольно конструктивно. За время ее полномочий было обсуждено 2571 предложение, внесенное правительством, выдвинуты 205 законодательных инициатив [Третья Государственная Дума 1912: VII]. Главным итогом ее деятельности стало принятие аграрного закона (на основе указа 9 ноября 1906 г.). Оценивая перспективы его реализации, В.И.Ленин признавал, что, если бы столыпинская аграрная политика продержалась достаточно долго, пересоздав на буржуазный лад деревенские поземельные отношения, это могло бы заставить социал-демократов “отказаться от всякой аграрной программы”, поскольку означало бы подрыв социальной базы революции в деревне [Ленин т. 17: 32]. Кадеты тоже понимали, что в случае успеха столыпинской реформы их собственная аграрная программа потеряет всякий практический смысл [см. Дякин 1977: 123]. Особенностью деятельности Столыпина на посту председателя Совета министров было соединение проектно-управленческих функций с контрольно-исполнительными. Примером реализации вторых может служить поездка премьера в Поволжье, Сибирь и Алтай с целью контроля за ходом переселенческого процесса. Столыпин считал, что перевод массы крестьянских хозяйств на пустующие земли Сибири не просто решает проблему малоземелья в центральных губерниях, но имеет общеэкономическое и стратегическое значение для страны. Противоречивые цифры докладов об укоренившихся в Сибири переселенцах и о тех, кто вернулся в европейскую Россию, не сумев приспособиться к суровым условиям, побудили премьера лично ознакомиться с положением вещей.  

Не останавливаясь подробно на всех перипетиях этого путешествия, отметим для понимания его масштабности лишь основные пункты маршрута: Челябинск, Петропавловск, Омск, из Омска по Иртышу в Павлодар, далее по предгорьям Алтая в Кулундинские степи. Затем следовал Томск, из Томска по Транссибирской магистрали премьер проехал до станции Боготол, сделав несколько остановок для осмотра труднодоступных таежных поселений.  

Эта рабочая поездка создавала прецедент нового стиля государственного управления. Столыпин получил возможность сопоставить официальные отчеты губернаторов со своими личными наблюдениями и на этой основе делать выводы и принимать квалифицированные решения.  

В 1908 – 1910 гг. были собраны хорошие урожаи, набирало темпы промышленное производство, спала волна насилия, что открывало благоприятные возможности для продолжения и углубления реформ и должно было бы укрепить позиции премьера. Тем не менее Столыпин оказался в сложной ситуации.  

Его обвиняли в том, что он действует не в качестве “верноподданного слуги своего государя”, а проводит собственную политику. В Государственном совете один за другим стали проваливаться его проекты, уже утвержденные Думой. По свидетельству А.И.Гучкова, складывалось впечатление, что Столыпина обложили со всех сторон. Враждебность к нему проявляла придворная камарилья, почувствовавшая свою ненужность новому режиму, создаваемому премьером. Резко отрицательно относились к Столыпину отставные бюрократы, составлявшие большую часть Государственного совета. Вдобавок Столыпин, по наблюдениям Гучкова, создал себе врагов в лице губернской бюрократической верхушки, которую он подвергал регулярным сенатским ревизиям, изобличавшим в их среде хищничество и произвол. Этот растревоженный осиный улей никогда не прощал Столыпину ни его просчетов, ни, тем более, успехов [см. Изгоев 1912: 85].  

Консервативные круги – Союз объединенного дворянства, правое крыло Государственного совета, придворная камарилья – считали миссию премьера (которую они видели лишь в наведении порядка) уже выполненной и не хотели идти на реформы, подрывавшие устои самодержавия. Страх, пережитый во время революции, спровоцировал рост монархических настроений в высших кругах общества. Монархическая риторика, как уже говорилось, усилилась и в публичных выступлениях самого Столыпина, но это не укрепило его позиции в придворных кругах, откуда все чаще раздавались голоса, требовавшие ликвидации Думы и возвращения “к исконно русской форме правления” – неограниченному самодержавию. В черносотенной прессе, чутко улавливавшей настроение Двора, против Столыпина развернулась кампания политических наветов.  

В этих условиях правительству и лично премьеру оказалось крайне тяжело сотрудничать одновременно и с Думой, и с высшей государственной властью Империи. В своей последней думской речи Столыпин раскрыл сложную механику принятия правительственных решений в условиях самодержавия, дополненного нарождающейся и потому особенно острой партийной борьбой в парламенте. Он подчеркнул, что серьезные законопроекты, внесенные на рассмотрение Думы, каждый раз признаются в Таврическом дворце недостаточно радикальными и подвергаются соответствующей перелицовке. Внесенные же в новом виде на утверждение Государственного совета они блокируются или отклоняются как слишком радикальные. Чтобы найти выход из тупика, правительство вынуждено постоянно обращаться к статье 87 Основных законов, а в Думу направлять малозначащие законопроекты, занимая ее так наз. “вермишелью”. Именно таким путем были запущены и аграрная реформа, и процесс организации земств в Западном крае. 

Но и этот отработанный механизм стал давать сбои. Законодательные инициативы правительства блокировались Государственным советом при поддержке царя. Становилось все более очевидным, что император крайне тяготится инициативным и волевым премьером и хотел бы избавиться от него.     

К 1908 году на правом политическом фланге окончательно оформилась коалиция ненавистников Столыпина. В нее входили влиятельные группировки внутри Государственного совета и Объединенного дворянства, высшие иерархи православной церкви, многие высокопоставленные чиновники, которые ощущали себя не удел в свете новых политических экспериментов, а также большая часть «камарильи» в союзе с крайне правыми политиками Думы и некоторыми близкими к ним журналистами. В полной мере была использована двусмысленность положения премьер-министра, который должен был действовать как «слуга царю», чиновник и парламентский политик одновременно. 

Столыпин никогда не был особенно близок к придворным кругам. Его власть в значительной мере основывалась на доверии к нему Николая II. Но постепенно царь начал им тяготиться. Ему казалось, что Столыпин узурпирует его власть. «И кто это мне так гадит у государя, я совсем его не узнаю», - с отчаянием говорил однажды Столыпин, выйдя от Николая. Как вспоминал Крыжановский, «гадили» очень многие. 

В 1909 г. в отношениях между Николаем II и Столыпиным произошел перелом. «Правые» Государственного совета извлекли из кучи законодательной вермишели проект штатов Морского генерального штаба и подняли скандал, доказывая, что Дума и Столыпин вторгаются в военную область, которая по закону входит в исключительную компетенцию царя. Это звучало тем более убедительно, что одновременно протекал Боснийский кризис, в разрешении которого Столыпин принимал активное участие, стараясь не допустить войны. Между тем внешняя политика тоже входила в исключительную компетенцию царя. Столыпин был, видимо, не рад, что связался с морскими штатами, но отступать было поздно. Как раз в это время у него произошло сильнейшее воспаление легких, и он срочно уехал в Крым. В.Н. Коковцов, оставшийся за Столыпина, добился прохождения морских штатов через верхнюю палату, но царь отказался подписать законопроект. Вернувшись в Петербург, Столыпин заговорил об отставке. 

Примерно в это же время Столыпин переехал из Зимнего дворца на Фонтанку, в свою постоянную резиденцию. «Мой авторитет подорван, - говорил он в частной беседе, - меня подержат, сколько будет надобно для того. Чтобы использовать мои силы, а затем выбросят за борт». 

При дворе в те годы постепенно набирал силу Г.Е. Распутин. Докладывая царю о его похождениях Столыпин давал понять, что в обществе начинаются толки и пересуды, а потому с Распутиным лучше расстаться. Николай однажды на это ответил: «Я с вами согласен, Петр Аркадьевич, но пусть будет лучше десять Распутиных, чем одна истерика императрицы». 

Переломный момент наступил в 1909 году, когда Столыпин подал прошение об отставке после того, как его обвинили в отсутствии должного рвения в защите царской власти. Царь не принял отставки, однако слабое место Столыпина было обнаружено. Тот отреагировал попыткой умиротворения своих критиков справа и царский двор, перенеся акцент своих заявлений и новых законодательных предположений на русификацию «окраин», пытаясь разыграть националистическую карту. Автономия Финляндии была сильно урезана. Район Хельма был отделен от польских губерний в ответ на требования местного православного духовенства, зараженного ксенофобией. Предпринимались шаги, чтобы ужесточить выполнение положений, ограничивающих проживание евреев за чертой оседлости, т. е. вне районов, которыми было законодательно ограничено их проживание. Тактическое соглашение между Столыпиным, большинством в Думе, Государственным советом и царем было восстановлено очень быстро, если судить по скорости, с которой законопроект по Финляндии превращался в закон. Тем не менее, Столыпин так и не обрел вновь доверия правых кругов, и прохождение других его законопроектов не облегчилось. Травля Столыпина, опиравшаяся на растущую поддержку со стороны родственников царя, его друзей и сановников из ближайшего царского окружения, продолжалась, в то время как многие депутаты Думы, которые относились к нему с уважением, находили все более сложным поддерживать премьер-министра в его «поправении».

Врагам Столыпина в конце концов удалось нанести ему жестокий удар в марте 1911 года по вопросу законодательства о создании земств в западных губерниях России. Казалось, с этим проектом не будет особых затруднений, и, действительно, он был принят Думой и послан в Государственный совет, который, казалось, тоже был готов его принять. Но тут-то Столыпина и поджидала ловушка, устроенная коалицией под руководством П. Дурново и Д. Трепова. Основной их аргумент состоял в следующем: национальные курии будут способствовать разъединению страны, а кроме того, подобное расширение избирательных прав слишком демократично. Законопроект был отклонен, продемонстрировав всем и каждому слабость премьер-министра.

Столыпин был в ярости. Он потребовал от царя, чтобы тот распустил на три дня Думу и Государственный совет и провел отвергнутый законопроект по 87-й статье. Он также потребовал наказания тех, кто подставил ему подножку, грозя подать в отставку. На какое-то время его воля победила — царь подписал указ и попросил Дурново и Трепова покинуть Санкт-Петербург. Но затем разразилась гроза. Царь впал в гнев из-за того, что на него оказали давление. Антистолыпинское правое крыло негодовало из-за того, как обошлись с его вождями, и строило планы мести. Сторонники Столыпина в Думе возмущались, наоборот, столь вопиющим антиконституционным использованием юридической уловки. Враги Столыпина явно подступали вплотную для того, чтобы нанести последний удар. К середине1911года он был политическим мертвецом и сам сознавал это. Его устранение сполитической арены стало лишь вопросом времени, и даже способ осуществления был уже, по-видимому, выбран царским окружением — решено было сделать Столыпина наместником Кавказа, что удалило бы его от Санкт-Петербурга и реальной политики. Осуществлению этого плана помешала его смерть. 

Убийство П.А. Столыпина

В августе 1911 г. вновь поползли слухи о скорой отставке Столыпина и о готовящемся на него покушении. В конце месяца в Киеве должны бил состоять торжества по случаю открытия земских учреждений и памятника Александру II. 28 августа Столыпин приехал в Киев.

Холодным, дождливым утром 29 августа состоялась церемония встречи императорского поезда. Столыпину сразу же показалось, что изменилась не только погода, но и что-то еще. Организаторы торжество сделали все, чтобы оттеснить главу правительства на задний план. Ему не нашлось места в экипажах, в которых следовали император, его семья и приближенные. Ему вообще не дали казенного экипажа, и председателю Совета министров пришлось нанимать извозчика. Увидев это вопиющее издевательство, городской голова уступил Столыпину свой экипаж. В частных разговорах Столыпин говорил, что по возвращении в Петербург он вновь подаст в отставку.

До сих пор не вполне понятны причины и мотивы этого преступления. Достоверно известно, что Богров был жандармским осведомителем, поставлял в полицию материалы о своих знакомых из числа анархистов и эсеров, получая за это 100-150 рублей в месяц. 26 августа он явился в охранное отделение и заявил, что во время своего недавнего пребывания в Петербурге он встречался с видными эсерами. Один из них, Николай Яковлевич, предупредил о своем приезде в Киев и попросил помочь с квартирой.

В киевской охранке информация Богрова произвела глубокое впечатление. В течение нескольких дней он шантажировал охранку Николаем Яковлевичем, который, бесплотный, словно дух, видимый одному лишь Богрову, приехал в Киев, поселился у него на квартире, вынул из чемодана два браунинга, проверил их и велел узнать приметы Столыпина и министра просвещения Л.А. Кассо. Чтобы не «спугнуть» Николая Яковлевича (вдруг он уже установил наблюдение за самим Богровым?), надо было побывать там, где будет Столыпин, и как бы выполнить поручение (узнать приметы), а заодно проследить, не появится ли вдруг его сообщница Нина Александровна, которая скрывается неизвестно где. Богров безотказно получал пропуски и билеты на все торжественные мероприятия и несколько дней ходил за Столыпиным едва ли не по пятам.

Существует две основные версии киевских событий. А.Я. Аврех изложил свои выводы образно и сжато: «Гениальным полицейским нюхом Курлов и К учуяли, что неожиданный приход Богрова является тем неповторимым случаем, который могут упустить только дураки и растяпы. Они отлично знали, что предвосхищают тайное желание двора и камарильи избавиться от Столыпина. Риск, конечно, был, но игра стоила свеч».

Польский историк Л. Базылев склонен был склонен считать, что охранка действовала без злого умысла. «Вера в его (Богрова) сведения может удивлять, - писал он. – Но, доверяя Богрову, Кулябко и Курлов поступили согласно своему многолетнему опыту. Они только не учли, какие попытки может совершить болезненная натура их осведомителя, и поплатились за это своими должностями». 

1 сентября 1911 г. в киевской опере  шла «Сказка о царе Салтане»  Н.А. Римского-Корсакова. В ложе находился царь, в первом ряду сидели министры во главе со Столыпиным, в 18-м ряду – Богров. В антракте после первого действия Столыпин поинтересовался у Курлова, задержана ли террористка и вообще, не пора ли ликвидировать все это дело. После второго акта был большой перерыв, царь покинул ложу. Публика потянулась к выходу.  

Министры, поднявшись со своих мест, сошлись у рампы. В центре, опершись о рампу, спиной к оркестру стоял Столыпин. С ним беседовал военный министр В.А. Сухомлинов. Здесь же был обер-прокурор Синода Саблер. Министр двора барон В.Б. Фредерикс, не участвовавший в беседе, рассматривал в бинокль публику на балконах. Потом к группе подошел местный землевладелец граф И. Потоцкий. В дверях появился высокий человек во фраке и очках, с зачесанными назад волосами. Некоторым показалось, что человек, решительно направившийся к группе министров, был блондин. В действительности Богров был сед. Подойдя на расстояние двух-трех шагов, он дважды выстрелил в Столыпина. Одна пуля навылет ранила его в руку и задела скрипача в оркестре. Другая попала в орден на груди, изменила направление, прошла через живот и засела в пояснице. Сухомлинова и Саблера, только что стоявших рядом, вдруг не оказалось на месте. На какой-то  миг Столыпин остался один. Побледнев как полотно и странно улыбнувшись, он сделал успокаивающий жест, желая, видимо, показать, что ничего страшного не случилось. В следующее мгновение к нему подскочили Потоцкий (которому нечего было бояться) и старый Фредерикс, оказавшийся не робкого десятка. Помогая Столыпину сныть сюртук, барон успел крикнуть: «Держите его!» - указал на медленно уходившего Богрова. Столыпин сел в кресло, сделав по направлению  к царской ложе жест, который многие поняли как крестное знамение. Богров успел дойти до выхода в коридор, но всеобщее оцепенение прошло, его схватили и избили. В ложе появился царь, постепенно порядок восстановился. Хор исполнил «Боже, царя храни». Раненого отправили в клинику.