Общественно-политическая мысль второй половины XVIII в

Многое повидала Грановитая палата Московского Кремля. Под ее расписными сводами происходили  приемы иноземных посольств. Среди  парчовых и бархатных шуб бояр появлялись люди в тюрбанах и пестрых  шелках Востока, в кружевах, атласах  и сукнах Запада. Иван Грозный отпраздновал в ней взятие Казани и принимал посольство Ермака, здесь шумела ассамблея  по случаю Полтавской победы.

Осенним днем 1767 г. в  палате шло заседание Уложенной  комиссии и князь М. М. Щербатов «с крайним движением духа» говорил  о заслугах дворян. Обращаясь к  России, он восклицал: «То верные твои чада, древние российские дворяне! Они, оставя все и жертвуя своею  жизнию,— они тебя освободили от чуждаго ига, они приобрели тебе прежнюю вольность» .

Заслуги дворян восхвалялись в Грановитой палате не раз и до этого. Новым было то, что свой ораторский талант, образование и остроумие  князь М. М. Щербатов был вынужден использовать, чтобы отражать все  нараставшие атаки на сословные  права и привилегии дворянства. Купцы, разночинцы, крестьяне все решительнее  выступали против дворянского землевладения  и крепостного права. Все сильнее  звучало обвинение дворян в том, что из-за их произвола большинство  народа обречено на нищету, истязания  и бесправие, сельское хозяйство  дает меньше, чем может и должно производить, промышленность, торговля и города развиваются медленно, а  страна остается экономически и культурно  отсталой.

Начав с умеренной  и непоследовательной критики отдельных  наиболее грубых черт крепостнических  порядков, передовая общественно-политическая мысль во второй половине XVIII в. постепенно шла к отрицанию крепостничества. При этом пересматривалось отношение  к самодержавию, развитию промышленности и распространению просвещения.

Противоречия социально-экономического развития в сочетании с влиянием идей западноевропейского просветительства привели к тому, что с середины XVIII в. в русской общественно-политической мысли возникло новое направление. Будучи связано с потребностями  буржуазного развития, оно выражало отчасти интересы крепостных крестьян. Почти на полтора столетия в центре оказался вопрос о крестьянстве и  крепостном праве.

Однако в обществе продолжали господствовать идеи и теории, отстаивавшие незыблемость самодержавно-крепостнического строя. Им была обеспечена поддержка  государства. Они усиленно пропагандировались в манифестах, сенатских указах, на страницах книг и журналов, с  церковного амвона, со сцены, с университетской  кафедры. Против них и выступило  начавшее формироваться в середине XVIII в. новое направление, которое  постепенно выходило за рамки феодальной идеологии и наполнялось буржуазным, антикрепостническим содержанием, все более решительно выступая на защиту угнетенного народа.

Публицистика М. М. Щербатова

Наиболее ярким  представителем идеологов дворянства являлся уже упоминавшийся князь  М. М. Щербатов. Это была колоритная фигура. Богатый ярославский помещик, с гордостью называвший себя «Рюриковичем», прекрасно образованный, владелец большой  библиотеки, он хорошо знал французскую  философию и литературу, обладал  ораторским и полемическим талантом. Оттесненный на второстепенные роли новым служилым дворянством и  фаворитами, он был готов по любому поводу критиковать действия Екатерины II и ее окружения, в самых мрачных  красках рисовал положение страны, давал убийственные характеристики императрицы и ее двора. Щербатов выступил в Уложенной комиссии в  роли лидера дворянских депутатов, а  после ее роспуска возглавил Герольдмейстерскую контору и одну из коллегий, получил звание сенатора. Автор многотомной «Истории Российской с древнейших времен», он опубликовал ряд исторических документов, после восстания Пугачева написал «Краткую повесть о бывших в России самозванцах». Вместе с тем он выступал с многочисленными «рассуждениями», «мнениями», «записками», адресованными Сенату и коллегиям. Но большинство его работ отнюдь не предназначалось для правительственных учреждений и печати, так как содержало критику политики и законодательства Екатерины и могло распространяться только в рукописях.

Наиболее показательно сочинение Щербатова «О повреждении  нравов в России», в котором описаны  роскошь, фаворитизм, произвол и казнокрадство, царившие при русском дворе. Двору  должны были следовать и дворяне, и в этом Щербатов видел причину  разорения многих дворянских родов. Он хотел вернуться к «простым нравам» предков. Хотя он стоял на реакционных позициях, но проведенный  им «строгий разбор дворцового разврата» (Герцен) был так ярок, что книга  выглядела как обвинение не только Екатерины и ее окружения, но и  всего самодержавно-крепостнического строя. Эта ее особенность сто  лет спустя привлекла внимание А. И. Герцена, издавшего в лондонской Вольной типографии это произведение Щербатова вместе с радищевским  «Путешествием».

В своих взглядах Щербатов исходил из идеи о решающей роли дворянства и особенно старой родовитой знати как в истории  России, так и в ее современной  жизни и в ее будущем. Он понимал, что господствующее положение дворян основано на монопольном праве владения землей и крестьянами, и не допускал возможности нарушения этого  права или отмены какой-либо дворянской привилегии. «Сохрани меня боже и подумать,—  восклицал он на одном из заседаний  Уложенной комиссии,— чтобы в  такое время, когда милость и  правосудие царствуют на престоле, дворянство, вместо приобретения каких-либо прав, могло что-либо из оных утратить!»

По мнению Щербатова, о предоставлении крестьянам земли  не могло быть и речи. Он уверял, что  «российские крестьяне, хотя есть рабы своим господам, но в большинстве  случаев довольны своими помещиками», которые будто бы пекутся о  них, как о детях. Поэтому, продолжал  Щербатов, «что бы ни говорил естественный закон, оставим лучше крестьян в  том состоянии, в котором они  пребывают в течение нескольких столетий». В России «земледельцев  следует понуждать к работе», иначе они «впадут в беспрерывную леность». Эта мысль завершается  выводом, что крестьянин тем богаче, чем больше помещик берет с  него оброка и чем больше заставляет его работать на барщине .

Для подъема земледелия Щербатов считал необходимым отдать помещикам государственных и  экономических крестьян, создать  взамен рекрутской системы «войска  поселенные». Он полагал, что только дворяне могли владеть фабриками, перерабатывающими сельскохозяйственное сырье. Изображая из себя защитника  крестьян, он отстаивал их право  заниматься ремеслом и торговлей, но, конечно, только с разрешения помещика и только зимой, в свободное время.

Выдавая себя за поборника  просвещения, Щербатов в тоже время  утверждал, что даже «малое просвещение» крестьян может привести к «вящим заблуждениям и к духу неподданства», так как «ежели подлой народ просветится  и будет сравнивать тягости своих  налогов с пышностью государя и вельмож, тогда не будет ли он роптать на налоги, а, наконец, не произведет ли сие и бунта?» «Вышнее просвещение» должно остаться привилегией дворян.

Щербатов критиковал самодержавие. По его мнению, оно  еще мало сделало для расширения прав дворянства, потому что жалованная грамота дворянству сохраняла власть коронной администрации, вместо того чтобы  полностью передать ее уездным и  губернским дворянским организациям. Самодержавию, управлявшему страной  с помощью бюрократического аппарата, он противопоставлял самодержавие с  Боярской думой, выступал за передачу власти в руки родовитой олигархии.

Общественно-политические идеалы Щербатова наиболее полно  выражены в его «Путешествии в  землю Офирскую». Это произведение — не что иное, как утопический  роман, изображение идеальной, несуществующей страны, куда попадает после кораблекрушения  шведский офицер. Но эта вымышленная  страна является лишь преобразованной  согласно с идеалами Щербатова дворянской, крепостнической Россией. В «земле Офирской» население разделено  на замкнутые сословия, где большинство  людей — рабы, находящиеся в  полной зависимости от «сословия  благородных». «Благородные» пользуются исключительным правом владения землей и крестьянами, занимают все посты  в учреждениях и армии. Система  военных поселений освобождает  страну от рекрутчины, создает постоянную армию и обеспечивает быстрое  подавление «внутреннего беспокойства». Во главе управления стоят «вышнее  правительство» и «совет вельмож» из представителей замкнутой касты  аристократов, наделенных огромными  привилегиями. Монарх находится под  их постоянным контролем и не имеет  права самостоятельно решать ни одного вопроса.

«Философ на тоне»  и его окружение

Идеологи правящей группы дворянства понимали, что в  новых условиях необходимы и новые  приемы сохранения самодержавно-крепостнического строя. Они отказывались от характерной  для Щербатова апологетики крепостничества  и рядились в одежды последователей и учеников французских просветителей. Но они извращали просветительские теории, выхолащивали их антифеодальную направленность и использовали их для  целей, диаметрально противоположных  тем, которые ставили Вольтер, Дидро  и Руссо.

Екатерина II заявляла, что «Дух законов» Монтескье стал ее настольной книгой, из которой она  переносила целые страницы в свой Наказ. Вскоре после дворцового переворота 1762 г. императрица звала Дидро  приехать в Петербург для завершения публикации «Энциклопедии», изданию  которой во Франции препятствовало королевское правительство. Несколько  позже она приглашала д'Аламбера поселиться в России и взять на себя воспитание ее сына, наследника престола Павла. Начиная с 1763 г. Екатерина  ведет оживленную переписку с  Вольтером, в которой именует  его своим «учителем». Гримм становится ее доверенным лицом. Императрица советуется с просветителями относительно ведения  государственных дел, посылает им дорогие  меха и коллекции золотых монет, оказывает денежную помощь. Французские  просветители провозглашают ее «северной  Семирамидой», воспевают ее «просвещенный» ум и создают вокруг нее нужную ей рекламу.

Но выдавая себя за сторонницу идей Просвещения, Екатерина II привлекала их для обоснования  целесообразности самодержавно-крепостнических  порядков. Она утверждала в Наказе, что самодержавие является лучшей и  единственно возможной формой правления, так как «всякое другое правление  не только было бы в России вредно, но и вконец разорительно». Цель самодержавия — внедрение в подданных «разума  вольности», направление их действий «к получению самого большого ото  всех добра», охранение «безопасности  каждого гражданина» и подчинение всех одним законам.

«Мудрец на троне» знал, что говорил и делал. Под «вольностью» понималось позволение делать только то, что разрешали законы, а они  закрепляли всевластие дворян и полное бесправие крестьян. Последним оставалось утешаться тем, что «рабы и  слуги существуют от сотворения мира»  и это «богу отнюдь не противно», что они должны своих господ, и  притом не только добрых, «но и не нравящихся им, любить и почитать», повиноваться им «от всего сердца», все их приказания и повинности «охотно, верно и в надлежащее время  исправлять» .

Общественно-политические взгляды Екатерины отличались от щербатовских не столько целями и  содержанием, сколько тактикой и  формами защиты крепостничества, своей  мнимо-просветительской оболочкой. Но и это различие сохранялось лишь в первое десятилетие ее царствования.

После Крестьянской войны, революций в Америке и  Франции взгляды императрицы  Екатерины постепенно сближаются с  идеями Щербатова. Единственно, что  их по-прежнему разделяет,— это вопрос о размерах власти монарха, о месте  аристократии в государстве.

По примеру царицы ее приближенные, многие представители  дворянской интеллигенции, владельцы  тысяч «душ», вступали в переписку  с французскими просветителями, величая  себя «усердными почитателями» и  «верными последователями» их учения. Граф А. П. Шувалов прославился в  Европе своими дружескими связями с  энциклопедистами; они называли его  «северным меценатом», а Вольтер  посвятил ему свою трагедию «Олимпия». Не меньшей известностью у энциклопедистов  пользовался князь Д. А. Голицын, на средства которого в Гааге печаталось первое издание запрещенного во Франции  сочинения Гельвеция «О человеке». Во дворце читались, переводились и  обсуждались сочинения Монтескье, Вольтера, Руссо. Ради приятного препровождения времени придворная знать сообща переводила последнее произведение Мармонтеля «Велизарий», вызвавшее  во Франции резкие нападки со стороны  королевской власти. Наиболее политически  заостренная девятая глава этого  сочинения, посвященная монархам, была переведена самой императрицей.

Отдельные дворяне  в условиях начавшегося разложения феодального строя ставили вопрос о некоторых социальных реформах. Граф Н. И. Панин высказывался против «ничем не ограниченной помещичьей власти», сенатор И. П. Елагин ратовал за предоставление крестьянам земли в потомственное  пользование, князь Д. А. Голицын  рекомендовал передать крепостным право  собственности на имущество, считая, что это «может только принесть пользу и существенные выгоды государству».

Однако в умах большинства помещиков идеи Просвещения  приобретали черты, более соответствующие  их крепостнической идеологии. Князь  М. М. Щербатов, изучая «Естественную  политику» Гольбаха, брал из нее  только то, что могло служить для  обоснования необходимости олигархического  строя. Защищая преимущества феодально-крепостнических  порядков, он ссылался на Монтескье, который, по его мнению, «связи между помещиками и их подданными [в России] похвалял». Генерал И. Н. Болтин привлекал Руссо, чтобы доказать несвоевременность  изменения этих порядков. Перефразируя высказывания великого философа-демократа, он писал, что «прежде должно учинить  свободными души рабов, а потом уже  тела». Искажение взглядов Руссо  особенно ярко выразилось в педагогической теории И. И. Бецкого, выдвинутой им взамен общеобразовательной системы Ломоносова.