Особенности российского партстроительства

 
Исторически политические партии формировались двумя различными путями.  
В странах с общественно-политическим устройством англо-американского образца, т.е. с глубокими традициями самоуправления и гражданской самоорганизации, относительно слабой бюрократией и в значительной мере изжитым сословным делением, партии вырастали из представительских союзов. Это происходило по мере распространения избирательного права на все новые слои населения - вследствие необходимости доказывать благотворность тех или иных предлагаемых мер не только для политически активного меньшинства, но и для общества в целом.  
В странах континентальной Европы - с разветвленным и централизованным государственным аппаратом, предполагающим доминирование бюрократии в жизни общества, с сохраняющимися сословными перегородками, относительно малоразвитыми традициями самоуправления и минимальным участием в политике союзов договорно-гражданского типа - значительную роль в процессе партиобразования играли клубы единомышленников, сформировавшиеся вокруг той или иной идеи общественного переустройства. В партии эти клубы превращались в том случае, если из чисто интеллигентских образований им удавалось трансформироваться в организации, представляющие интересы других политически активных классов. В союзе с представителями буржуазии эти клубы образовывали либеральные партии, в союзе с представителями чиновничества и сословной аристократии - партии консервативно-этатистской ориентации, в союзе с выходцами из "низших классов", пришедшими в политику на волне рабочего и профсоюзного движения, - социалистические или социал-демократические организации.  
При этом чем более отсталой с точки зрения развития основ гражданского общества была та или иная страна, тем бóльшую роль в становлении партий играли интеллигентские кружки и клубы. Так, в дореволюционной России именно они дали начало всем наиболее дееспособным партиям - тем более что до 1905 г. сколько-нибудь влиятельных представительских организаций в стране попросту не существовало. Появление представительной власти, а затем и крушение в 1917 г. монархии - в немалой степени заслуга интеллигентской общественности и созданных при ее участии партий. Во вспыхнувшей после этого острой конкурентной борьбе победила партия, которая наиболее адекватно учла особенности общественного устройства тогдашней России - крестьянский характер страны, низкий жизненный уровень неграмотного в своей массе населения, неразвитость гражданских отношений, преобладание в самых широких слоях общества патронально-клиентельных связей и пр. Эта партия - партия большевиков - изначально делала ставку на выходцев из рабочего класса. Учитывая близость менталитета рабочего к менталитету чиновника, она формировала себя по образцу не представительской организации, а иерархической структуры. Это позволило большевикам, во-первых, добиться большей управляемости, а следовательно, и эффективности своей организации в условиях вооруженного противостояния с политическими конкурентами, а во-вторых, обеспечить себе не просто широкую, но и постоянно растущую социальную базу - благо индустриализация и урбанизация бесперебойно поставляли ВКП(б) все новых и новых бойцов, готовых беспрекословно выполнять спускаемые сверху указания.  
За десятилетия существования однопартийная диктатура сделала все, чтобы в принципе исключить возможность появления самого опасного своего оппонента - гражданского общества. Были уничтожены целые классы, способные составить его костяк, - прежде всего буржуазия. Всю ткань общественного организма пронизывали иерархические отношения - практически любой взрослый человек в стране был или начальником, или подчиненным, а очень часто и тем и другим одновременно. Под корень были изведены все элементы самоуправления, существовавшие в дореволюционном российском обществе. И тем не менее созданная большевиками политическая система изначально несла в себе зародыш будущего краха.  
Прежде всего, чтобы сохранить устойчивость, любая иерархическая структура должна руководствоваться уставом, а не произволом верховного начальника. К тому же этот устав должен предоставлять каждому члену системы определенный набор неотъемлемых прав. Нарушение этих условий превращает иерархическую структуру в гигантскую клиентелу и неминуемо ведет ее к саморазрушению, отсрочить которое может лишь непрерывный приток в нижние этажи иерархической вертикали все новых и новых членов. Как только он иссякает, продолжение прежней политики становится невозможным. Чтобы избежать саморазрушения, иерархическая структура ограничивает возможность произвола со стороны первого лица, гарантирует каждому своему члену набор неотъемлемых прав, и это становится первым шагом на пути к превращению системы в корпорацию, каждая ступень которой начинает энергично отстаивать собственные интересы. В итоге ротация внутри иерархической структуры замедляется, и на ее периферии образуется достаточно обширный слой людей, недовольных монополизацией властных рычагов в руках одной или нескольких узких групп, а проще говоря - кланов. Этот слой внутренне готов к преобразованию системы на представительских началах. Именно такого рода ситуация, по сути дела, и имела место в чиновничьем сообществе позднесоветского периода.  
Не надо также забывать, что, уничтожив целые классы и сословия, однопартийная диктатура при всем желании не могла стереть с лица земли интеллигенцию. Последняя была необходима хотя бы в силу чисто технических причин. Правда, интеллигенцию, как и все остальное общество, можно было подвергнуть селекции: одну ее часть увлечь грандиозными планами, другую, неисправимую, - ликвидировать, третью - затерроризировать. Но социальная природа интеллигенции такова, что, когда увлечение проходит, а репрессии ослабевают, в ней неотвратимо прорастает инакомыслие, являющееся свойством всякой мысли вообще. Рано или поздно это приводит к появлению определенных организационных форм - уже упоминавшихся клубов единомышленников, неформальный характер которых делает борьбу с ними невозможной никаким другим способом, кроме репрессий против составляющих их индивидов.  
Именно из таких клубов на рубеже 80-90-х гг. выросла современная российская многопартийность, в начале своего становления носившая по преимуществу интеллигентский характер. Отсюда и узость членской базы возникших тогда демократических партий и движений, и их организационная рыхлость, и фактическое отсутствие у них профессионального аппарата. Но отсюда же и бескорыстный энтузиазм, и готовность идти "в народ", работать не "за интерес", а "за идею". И следует отметить, что в тот период КПД этих абсолютно "непрофессиональных" организаций оказался куда более высоким, чем у противостоявшего им аппарата КПСС. Не говоря уж о митингах, собиравших до 100 тыс. человек, стоит вспомнить хотя бы о триумфально проведенных демократами избирательных кампаниях - сторонникам "ДемРоссии" досталась почти треть мест на Съезде народных депутатов РСФСР, а Советы ряда крупных городов почти целиком состояли из демократов.  
Несмотря на это, демократам все равно было бы не под силу лишить аппарат КПСС реальной власти, если бы господствующий класс советского общества - чиновничество - не оказался внутренне расколотым, а его значительная часть не мечтала об освобождении от навязчивой партийной опеки. Именно союз с этой частью бюрократии и позволил демократам сначала получить большинство на Съезде народных депутатов РСФСР, затем сделать своего представителя первым президентом России, а в августе 1991 г. выиграть лобовое столкновение с взбунтовавшейся частью партийной номенклатуры. Однако цена, которую интеллигенции пришлось заплатить за этот союз, оказалась весьма и весьма высока. Во-первых, ведущую роль в нем играли представители отнюдь не интеллигентской общественности, а новой российской бюрократии во главе с Б.Ельциным. (Поэтому и политическая борьба приняла форму противостояния не различных партий, а различных государственных структур - союзных и российских. Поэтому и плоды августовской победы достались в первую очередь "новой бюрократии".) А во-вторых, крах КПСС сделал ненужным и существование демдвижения - во всяком случае в тех организационных формах, которые сложились на рубеже 80-90-х гг. Новые условия требовали от участников политической жизни более зрелых форм организации, нежели клубы единомышленников, но собственными силами интеллигенция ничего иного создать не могла. Это и обусловило быстро прогрессировавший кризис демдвижения, который начался осенью 1991 г . и продолжается фактически до сих пор.  
Уход КПСС с политической сцены оставил не у дел обширный слой работников партийного аппарата. Кто-то из них смог приспособиться к новым условиям - занялся бизнесом, устроился на службу в новые госструктуры и т.п. Но очень многие ничего другого, кроме ведения "организационной работы", не умели. Они-то и составили актив созданных после августа 1991 г. политических партий самого широкого спектра - от социал-демократических и социал-патриотических до ортодоксально-коммунистических. Наиболее значительная часть бывших партийных работников в конце концов осела в Коммунистической партии РФ, чья идеология и организационное устройство наиболее удачно сочетали в себе как ностальгию по "золотому веку", так и стремление встроиться в новую систему.  
Идеология КПРФ оказалась далека от марксистско-ленинской ортодоксии: приняв во внимание широкое разочарование масс в социалистическом учении и стремясь ревизовать последнее в духе государственнического патернализма, она приобрела достаточно эклектический характер, сделавшись скорее социал-патриотической, нежели коммунистической. По своему организационному устройству Компартия РФ, как и ее исторические предшественники, представляла собой типичную иерархическую структуру. Ее верхние эшелоны по-прежнему были фактически несменяемыми, а средние обновляли состав преимущественно под контролем сверху. Однако руководство КПРФ оказалось вынуждено гораздо более чутко прислушиваться к настроениям партийной массы и остерегаться прямого административного вмешательства в дела низовых организаций.  
С середины 90-х гг. собственные политические организации, т.н. "партии власти", начал создавать и правящий слой российской бюрократии. В общем-то никакой нужды в таких организациях данная часть российского чиновничества не испытывала. Она и без того была прекрасно организована, а кроме того - уже находилась у власти. Стимулом к партстроительству послужило для нее новое предвыборное законодательство, согласно которому половина депутатского корпуса нижней палаты парламента избиралась по партийным спискам. Появившиеся в результате образования представляли собой совокупность клиентел, верхушки которых объединялись вокруг центральной исполнительной власти по иерархическому принципу.  
По клиентельному принципу строились и вышедшие в тот период на политическую сцену люмпенские партии - прежде всего Либерально-демократическая партия России В.Жириновского и Российская народно-республиканская партия А.Лебедя. Своим приходом в "большую политику" они также были обязаны новому избирательному закону - если бы не выборы по партийным спискам, ЛДПР и мечтать не смела бы о том триумфальном успехе, какой ждал ее на первых думских выборах в декабре 1993 г. (С РНРП история посложнее, но она создавалась в конце 1996 - начале 1997 г. с тем же расчетом - на будущие парламентские выборы.) Как и все прочие политические организации, эти партии имели собственные программы и вполне соответствующие законодательству уставы, однако ни для кого не оставляло секрета, с чем в данном случае приходиться иметь дело - с сильно разросшимися "семьями" вождей, по произволу которых и решались все партийные дела.  
В течение 90-х гг. появилась и масса других политических организаций, не имевших никаких шансов пробиться в первый эшелон. В подавляющем большинстве это были клиентелы, лишь изредка разбавленные либо иерархическими, либо, наоборот, клубными отношениями. Однако основной тон политической игре задавали две силы: бюрократия партийно-советского образца, объединенная в рамках КПРФ, и правящий слой чиновничества, сконцентрировавший в своих руках основные рычаги управления страной, - именно этот слой, а не создаваемые им в прикладных целях клиентелы, и следует именовать "партией власти". Причем когда "партия власти" сама выходила на решающий бой (как это было на президентских выборах 1996 г.), она его выигрывала, когда же высылала вместо себя свою клиентелу (парламентские выборы 1995 г.; деятельность Госдумы второго созыва), то, напротив, терпела поражение.  
Ухудшение экономической ситуации и падение жизненного уровня населения играли явно не на руку "партии власти". Ее позиции постепенно ослабевали, а августовский кризис 1998 г. вообще выбил ее из колеи, расколов на две части - федеральную и региональную. На парламентских выборах 1999 г. они выступали разными колоннами, конфликтуя больше друг с другом, нежели со своими давнишними оппонентами из КПРФ. В случае продолжения прежних тенденций в социально-экономической жизни страны это неминуемо привело бы к поражению правящего слоя бюрократии в целом.  
Однако за 1999 г. ситуация существенно изменилась. Экономический спад сменился ростом, а социальная напряженность - стабилизацией. Вкупе с появлением у руля страны нового лидера ("преемника") это дало неожиданный эффект. Избирательный блок "Медведь" - клиентела центральной "партии власти" - пришел к финишу практически ноздря в ноздрю с КПРФ, а вместе с результатом, полученным коалицией региональных клиентел - блоком "Отечество - Вся Россия", преимущество правящего слоя бюрократии над Компартией РФ оказалось весьма существенным. Заметно изменили общую ситуацию и результаты, полученные прочими участниками избирательной кампании. Либеральная интеллигенция в лице "Союза правых сил" и "Яблока" несколько укрепила свои позиции в парламенте, люмпены же ("Блок Жириновского"), напротив, существенно их сдали. Таким образом, в 2000 год российская многопартийность вступила в совершенно новых политических условиях.

 
Одним из важнейших итогов парламентских выборов 1999 г. следует признать то, что они, хоть и приблизительно, наметили контуры будущей партийной системы. Пока, конечно, трудно судить, какие именно организации составят костяк этой системы, кому выпадет честь первым выполнять роль правящей партии, а кому - оппозиции и т.п. Однако уже сейчас ясно, кому никогда не суждено встроиться в партийную систему - тем, кто на выборах 1999 г. не преодолел 5%-ный барьер.  
Кроме того, вполне ясно обозначились идейное лицо и социальная база тех объединений, которые в дальнейшем будут претендовать на статус правящей партии или основной оппозиционной силы. Уже сейчас можно констатировать, что основная борьба развернется между либералами (в третьей Госдуме это фракции СПС и "Яблоко"), "партией власти" (фракции "Единство" и ОВР, а также группы "Народный депутат" и "Регионы России") и социал-патриотами (КПРФ и ее сателлиты). ЛДПР из этого перечня можно смело исключить. Даже если на следующих выборах она преодолеет 5%-ный барьер, претендовать на роль ведущей политической силы ей все равно не под силу - это не удавалось ей даже в Госдуме первого созыва, где ее позиции были наиболее впечатляющими.  
С точки зрения социального представительства расстановка сил будет выглядеть следующим образом: на одном фланге - интеллигенция и постепенно заменяющая ее в роли основного апологета либеральных ценностей буржуазия; на другом - бюрократия партийно-советского образца, с большим трудом, но все же приспосабливающаяся к новым реалиям; посредине - правящий слой чиновничества, наиболее комфортно чувствующий себя именно в нынешних условиях - т.н. "номенклатурного капитализма".  
Исход борьбы между этими тремя конкурирующими силами не в последнюю очередь будет зависеть от их успехов на ниве партстроительства, от того, насколько зрелыми окажутся те организационные формы, в которые им удастся сплотить своих сторонников.  
Рассмотрим с этой точки зрения ситуацию на каждом из флангов.

 
Таким образом, если взглянуть на современную российскую многопартийность с организационной точки зрения, следует признать, что ни одно из нынешних политических объединений не обладает признаками представительского союза в той степени, в какой это необходимо для полноценной политической партии. И, пожалуй, именно в этом, а отнюдь не в малой численности или недостатке региональных отделений, наиболее отчетливо дает о себе знать неразвитость отечественной партийной жизни. Российские партии не столько представляют интересы, сколько выражают настроения различных социальных слоев. Да им, по сути, и некого представлять - между ними и избирателями нет мощного пласта гражданских (представительских) союзов, и пока таковой не сформируется, вряд ли стоит ожидать появления сильных политических партий, а значит, и полноценной партийной системы.  
Интересно, что на данный момент наиболее близко к обретению облика представительского союза, вопреки общепринятому мнению, подошла организация не из левого, а из правого сегмента политического спектра - Союз правых сил. Есть шансы, что именно СПС сможет в будущем адекватно представлять интересы той части общества, фундамент благополучия которой составляет собственность и инициатива, т.е. тех, кто платит, или, другими словами, буржуазии. Что же касается партии, представляющей интересы тех, кому платят, т.е. живущих на зарплату, пособие или пенсию, то крайне сомнительно, что она может быть создана на основе какой-либо из уже существующих организаций - как из левой части спектра, так и из его центра. Как уже отмечалось, все они являют собой либо клиентелы, либо иерархические структуры и поэтому в принципе неспособны трансформироваться в представительские союзы. Пока трудно судить, кто придет им на смену. Скорее всего, организационно оформлять левый фланг политического спектра будут совершенно новые люди, хотя не исключено, что какую-то их часть составят выходцы с нынешнего правого фланга, весьма неоднородного как в социальном, так и в идейном отношении.  
В свете сказанного не лишне было бы проанализировать, насколько предложенный Центризбиркомом проект закона о партиях способствует выработке нынешними политическими объединениями черт представительских союзов. И существует ли в принципе необходимость в его принятии - как известно, многие страны развитой демократии прекрасно обходятся без подобных законодательных актов.  
Так вот, ни одно из содержащихся в данном законопроекте нововведений ни в малейшей степени не побуждают политические организации к преобразованию в представительские союзы. Некоторые же из его норм с этой точки зрения вообще более вредны, нежели полезны.  
Скажем, положение, допускающее к участию в выборах только партии и исключающие из избирательного процесса движения и блоки, по большому счету, лишено смысла. Юридический статус той или иной организации не имеет никакого отношения к вопросу о том, представляет ли она чьи-либо интересы, кроме интересов собственного лидера и его ближайшего окружения. Так, ЛДПР в юридическом плане - самая что ни на есть настоящая партия, хотя с точки зрения представительства это типичная клиентела. И любые попытки регламентировать порядок формирования ее руководящих органов ничего изменить не могут. Даже если закон предпишет избирать партийное руководство только тайным голосованием, неужели это помешает вождю и его ближайшему окружению добиться нужных им результатов?  
Весьма сомнительно и положение, устанавливающее нижнюю границу численности партии. Как показал опыт последних лет, клиентелы в нашей стране могут привлекать в свои ряды весьма значительное число членов. А уж об иерархических структурах и говорить нечего. Если для кого и будут таким образом созданы неудобства, то лишь для интеллигентских клубов. Но последние и так все последнее десятилетие находятся в состоянии перманентного кризиса и поисков выхода из него. У тех из них, кто окажутся неспособны преодолеть амбиции своих лидеров и вступить в договорные отношения с себе подобными, и без всякого закона не останется никаких электоральных перспектив. Не надо к тому же забывать, что у интеллигентских клубов есть шансы рано или поздно превратиться в представительские организации, тогда как у клиентел и иерархических структур таких шансов нет.  
Наконец, введение государственного финансирования партий не стимулирует ничего иного, кроме иждивенческих настроений, способствуя тем самым формированию не представительских союзов, а заурядных клиентел. Какой бы невеликой ни была сумма, выделяемая партиям, сама перспектива получения "халявных" денег будет магнитом тянуть в политику многочисленных люмпенов. Серьезная представительская организация, опирающаяся на сколько-нибудь широкие слои населения, вполне может обеспечивать себя сама, не залезая в карман налогоплательщиков, бóльшая часть из которых вовсе не желает поддерживать идейно и социально неблизкие себе объединения. Разговоры о том, что отказ от госфинансирования дает преимущества организациям, представляющим интересы "богачей", в то время как защитники "бедняков" оказываются в ущемленном положении, - чистой воды демагогия. Если социально незащищенные слои населения признáют какую-либо организацию выразителем своих интересов, они найдут, в какой форме ее поддержать. Во всяком случае они в состоянии помочь самым ценным политическим ресурсом - людьми. Даже в богатой Америке значительная, если не основная, нагрузка в ходе избирательных кампаний ложится на т.н. "добровольцев" - тех, кто работает на партию и ее кандидатов абсолютно бесплатно. Если же организация, претендующая на роль защитника "широких народных масс", не способна организовать себе ни финансовой, ни какой-либо другой поддержки, это означает лишь одно - ее претензии основаны на одном лишь горячем желании ее лидеров и активистов прорваться в "большую политику".  
Если уж действительно задаться целью избавиться от охотников потешить собственные амбиции за государственный счет, то начать следует с усовершенствования избирательного законодательства - в любой стране контуры партийной системы формируются в конечном счете по итогам выборов. Можно, в частности, ужесточить контроль за оформлением подписных листов, существенно повысить избирательный залог (сделав его сравнимым с затратами на сбор подписей), упразднить регистрацию списков одномандатников на уровне Центризбиркома (если какая-то партия хочет выдвинуть своего кандидата в конкретном округе, пусть это делает ее региональная организация), в конце концов - повысить барьер для прохождения в Думу (и без того, кстати, не самый маленький по мировым меркам). И можно не сомневаться - число желающих вкладывать средства в финансирование Консервативного движения России, Всероссийской политической партии народа и пр. сразу поубавится.  
В конце концов темпы складывания партийной системы зависят в первую очередь от уровня социальной зрелости общества. Государство может влиять на этот процесс, вводя его в какие-то рамки, внося в него какие-то ограничения. Главное - было бы что ограничивать. Считать, что данный процесс можно подхлестнуть и тем более инициировать, - глубокое со стороны государства заблуждение.