Россия во второй половине XVI века

 

Опричнина показала свою полную военную неэффективность, проявившуюся во время нашествия Девлет-Гирея и признанную самим царем.

 

Опричнина утвердила неограниченную власть царя — самодержавие. В XVII веке монархия в России стала фактически дуалистической, однако при Петре I абсолютизм в России восстановился; это последствие опричнины, таким  образом, оказалось наиболее долгосрочным.

 

Историческая оценка

 

Исторические оценки опричнины  могут кардинально разниться  в зависимости от эпохи, научной  школы, к которой принадлежит  историк, и т. п. До известной степени, основы этих противоположных оценок были заложены уже во времена самого Грозного, когда сосуществовали две  точки зрения: официальная, рассматривавшая  опричнину как акцию по борьбе с „изменой“, и неофициальная, видевшая в ней бессмысленный и труднопостижимый эксцесс „грозного царя“.

 

 

Дореволюционные концепции

 

По мнению большинства  дореволюционных историков, опричнина  была проявлением болезненного помешательства царя и его тиранических наклонностей[5] [6]. В историографии XIX века, этой точки  зрения придерживались Н. М. Карамзин, Н. И. Костомаров, Д. И. Иловайский, отрицавшие в опричнине всякий политический и вообще рациональный смысл.

 

В противоположность им С. М. Соловьев старался рационально осмыслить  учреждение опричнины, объясняя его  в рамках теории борьбы государственного и родового начал, и видя опричнину  направленной против второго, представителями  которого считает боярство. По его  мнению: „Опричнина была учреждена  потому, что царь заподозрил вельмож  в неприязни к себе и хотел  иметь при себе людей вполне преданных  ему. Напуганный отъездом Курбского  и протестом, который тот подал  от имени всех своих собратий, Иоанн  заподозрил всех бояр своих и схватился  за средство, которое освобождало  его от них, освобождало от необходимости  постоянного, ежедневного общения  с ними“. Мнение С. М. Соловьева разделяет  К. Н. Бестужев-Рюмин.

 

Сходно глядел на опричнину  и В. О. Ключевский, считавший её результатом  борьбы царя с боярством — борьбы, которая „имела не политическое, а  династическое происхождение“; ни та, ни другая сторона не знала, как  ужиться одной с другой и как  обойтись друг без друга. Они попытались разделиться, жить рядом, но не вместе. Попыткой устроить такое политическое сожительство и было разделение государства  на опричнину и земщину.

 

Е. А. Белов, являясь в своей  монографии „Об историческом значении русского боярства до конца XVII в.“ апологетом Грозного, находит в опричнине  глубокий государственный смысл. В  частности, опричнина способствовала уничтожению привилегий феодальной знати, которая препятствовала объективным  тенденциям централизации государства.

 

Одновременно делаются первые попытки найти социальные, а затем  и социально-экономическую подоплеку  опричнины, ставшие магистральными в XX веке. По мнению К. Д. Кавелина: „Опричнина была первой попыткой создать служебное дворянство и заменить им родовое вельможество, на место рода, кровного начала, поставить в государственном управлении начало личного достоинства.“

 

По мнению С. Ф. Платонова[7],опричнина  нанесла ощутимый удар по оппозиционной  аристократии, и тем самым укрепив  русскую государственность в  целом. Похожего мнения придерживается Н. А. Рожков,[8] называя опричнину  выражением победы „самодержавной власти царя над олигархическими тенденциями  боярства“. В завещании царь написал: „А что есми учинил опришнину, и то на воле детей моих, Ивана и Федора, как им прибыльнее, и чинят, а образец им учинил готов“.[9]

 

В своем „Полном курсе  лекций по русской истории“ проф. С. Ф. Платонов излагает следующий взгляд на опричнину:

 

В учреждении опричнины вовсе  не было „удаления главы государства  от государства“, как выражался  С. М. Соловьёв; напротив, опричнина  забирала в свои руки все государство  в его коренной части, оставив  „земскому“ управлению рубежи, и даже стремилась к государственным преобразованиям, ибо вносила существенные перемены в состав служилого землевладения. Уничтожая его аристократический  строй, опричнина была направлена, в  сущности, против тех сторон государственного порядка, которые терпели и поддерживали такой строй. Она действовала  не „против лиц“, как говорит  В. О. Ключевский, а именно против порядка, и потому была гораздо более орудием  государственной реформы, чем простым  полицейским средством пресечения и предупреждения государственных  преступлений.

 

С. Ф. Платонов видит основную суть опричнины в энергичной мобилизации  землевладения, при которой землевладение, благодаря массовому выводу прежних  вотчинников с взятых в опричнину  земель, отрывалось от прежних удельно-вотчинных  феодальных порядков и связывалось  с обязательной военной службой.[10]

 

 

Советская концепция

 

С конца 1930-х годов в  советской историографии безальтернативно[источник не указан 847 дней] возобладала точка  зрения о прогрессивном характере  опричнины, которая, согласно этой концепции, была направлена против остатков раздробленности  и влияния боярства, рассматривавшегося как реакционная сила, и отражала интересы служилого дворянства, поддерживавшего  централизацию, что, в конечном счете, отождествлялось с общенациональными  интересами. Истоки опричнины виделись, с одной стороны, в борьбе крупного вотчинного и мелкого поместного землевладения, с другой же стороны  — в борьбе прогрессивной центральной  власти и реакционной княжеско-боярской оппозиции. Концепция эта восходила  к дореволюционным историкам  и прежде всего к С. Ф. Платонову, и вместе с тем насаждалась  административным путем. Установочную точку зрения выразил И. В. Сталин на встрече с кинематографистами по поводу 2-й серии фильма Эйзенштейна  „Иван Грозный“ (как известно, запрещённой):

 

(Эйзенштейн) изобразил опричников  как последних паршивцев, дегенератов, что-то вроде американского ку-клукс-клана… Войска опричнины были прогрессивными войсками, на которые опирался Иван Грозный, чтобы собрать Россию в одно централизованное государство против феодальных князей, которые хотели раздробить и ослабить его. У него старое отношение к опричнине. Отношение старых историков к опричнине было грубо отрицательным, потому что репрессии Грозного они расценивали как репрессии Николая II и совершенно отвлекались от исторической обстановки, в которой это происходило. В наше время другой взгляд на это» [1]

 

Р. Ю. Виппер считал, что «учреждение  опричнины было в первую очередь  крупнейшей военно-административной реформой, вызванной нарастающими трудностями  великой войны за доступ к Балтийскому  морю, за открытие сношений с Западной Европой», и видел в нём опыт создания дисциплинированной, боеспособной и преданной царю армии[11]

 

В 1946 году вышло Постановление  ЦК ВКП(б), в котором говорилось о  «прогрессивном войске опричников». Прогрессивное  значение в тогдашней историографии  Опричного войска состояло в том, что его образование было необходимым  этапом в борьбе за укрепление централизованного  государства и представляло собой  борьбу центральной власти, опиравшейся  на служилое дворянство, против феодальной аристократии и удельных пережитков,[12] сделать невозможным даже частичный  возврат к ней — и тем  самым обеспечить военную оборону  страны.[13] .

 

И. И. Полосин предполагает:[14] «Может быть, метла и песья голова опричников Грозного были обращены не только против боярской измены внутри страны, но и против… католической агрессии и католической опасности». По мнению историка Фроянова:[15] «Исторические корни Опричнины уходят во времена правления Ивана III, когда Запад развязал идеологическую войну против России, забросив на русскую почву семена опаснейшей ереси, подрывающей основы православной веры, апостольской церкви и, стало быть, зарождающегося самодержавия. Эта война, продолжавшаяся почти целый век, создала в стране такую религиозно-политическую неустойчивость, которая угрожала самому существованию Русского государства. И Опричнина стала совеобразной формы его защиты».

 

Положительного мнения об опричнине придерживается И. Я. Фроянов: «Учреждение опричнины стало переломным моментом царствования Иоанна IV. Опричные полки сыграли заметную роль в отражении набегов Девлет-Гирея в 1571 и 1572 годах… с помощью опричников были раскрыты и обезврежены заговоры в Новгороде и Пскове, ставившие своей целью отложение от Московии под власть Литвы… Московское государство окончательно и бесповоротно встало на путь служения, очищенная и обновлённая Опричниной…».[16]

 

Развернутая оценка опричнины  дана в монографии А. А. Зимина «Опричнина Ивана Грозного» (1964), которая содержит следующую оценку явления:

 

Опричнина была орудием разгрома реакционной феодальной знати, но в  то же время введение опричнины сопровождалось усиленным захватом крестьянских «черных» земель. Опричный порядок был новым  шагом на пути к укреплению феодальной собственности на землю и закрепощению крестьянства. Произведенное разделение территории на «опричнину» и «земщину» (…)способствовало централизации государства, ибо это деление было направлено своим острием против боярской аристократии и удельно-княжеской оппозиции. Одной  из задач опричнины было укрепление обороноспособности, поэтому в опричнину  отбирались земли тех вельмож, которые  не отбывали военную службу со своих  вотчин. Правительство Ивана IV проводило  персональный пересмотр феодалов. Весь 1565 г. был наполнен мероприятиями  по перебору земель, ломкой сложившегося старинного землевладения В интересах  широких кругов дворянства проводились  Иваном Грозным мероприятия, имевшие  целью ликвидировать остатки  былой раздробленности и, наводя порядок в феодальном беспорядке, крепить централизованную монархию с сильной царской властью  во главе. Сочувствовало политике Ивана  Грозного и посадское население, заинтересованное в укреплении царской  власти, ликвидации пережитков феодальной раздробленности и привилегий. Борьба правительства Ивана Грозного с  аристократией встречала сочувствие народных масс. Реакционное боярство, предавая национальные интересы Руси, стремилось к расчленению государства  и могло привести к порабощению  русского народа иноземными захватчиками. Опричнина знаменовала собой  решительный шаг по пути укрепления централизованного аппарата власти, борьбы с сепаратистскими претензиями  реакционного боярства, облегчала защиту рубежей Русского государства. В  этом заключалось прогрессивное  содержание реформ периода опричнины. Но опричнина была и средством  подавления угнетенного крестьянства, она проводилась правительством за счет усиления феодально-крепостнического гнета и являлась одним из значительных факторов, вызвавших дальнейшее углубление классовых противоречий и развитие классовой борьбы в стране".[17].

 

В конце жизни, А. А. Зимин  пересмотрел свои взгляды в сторону  сугубо отрицательной оценки опричнины, видя в «кровавом зареве опричнины» крайнее проявление крепостнических  и деспотических тенденций в  противовес предбуржуазным.[18] Эти позиции развили его ученик В. Б. Кобрин и ученик последнего А. Л. Юрганов. Опираясь на конкретные исследования, начавшиеся еще до войны и проведенные в особенности С. Б. Веселовским и А. А. Зиминым (и продолженные В. Б. Кобриным), они показали, что теория о разгроме в результате опричнины вотчинного землевладения — миф. С этой точки зрения, разница между вотчинным и поместным землевладением была не такой принципиальной, как считалось ранее; массового вывода вотчнинников с опричных земель (в чем С. Ф. Платонов и его последователи и видели самую суть опричнины) вопреки декларациям не было осуществлено; а реальности вотчин лишились главным образом опальные и их родственники, тогда как «благонадежные» вотчинники, видимо, были взяты в опричнину; при этом в опричнину брались как раз те уезды, где преобладало мелкое и среднее землевладение; в самой опричинине был большой процент родовой знати; наконец, опровергаются и утверждения о персональной направленности опричнины против бояр: жертвы-бояре особо отмечены в источниках потому, что они были наиболее видными, но в конечном итоге гибли от опричнины прежде всего рядовые землевладельцы и простолюдины: по подсчетам С. Б. Веселовского, на одного боярина или человека из Государева двора приходилось три-четыре рядовых землевладельца, а на одного служилого человека — десяток простолюдинов. К тому же террор обрушился и на бюрократию (дьячество), которая, согласно старой схеме, вроде бы должна быть опорой центральной власти в борьбе с «реакционным» боярством и удельными пережитками. Отмечается также, что сопротивление боярства и потомков удельных князей централизации — вообще чисто спекулятивная конструкция, выведенная из теоретических аналогий между социальным строем России и Западной Европой эпохи феодализма и абсолютизма; никаких прямых оснований для таких утверждений источники не дают. Постулирование же широкомасштабных «боярских заговоров» в эпоху Ивана Грозного основывается на утверждениях, исходящих от самого Грозного. В конечном счете эта школа отмечает, что, хотя опричнина объективно разрешала (пусть и варварскими методами) некоторые насущные задачи, прежде всего усиление централизации, уничтожение остатков удельной системы и самостоятельности церкви — она была, прежде всего, орудием установления личной деспотической власти Ивана Грозного.[3][19]

 

В. Б. Кобрин обращает внимание на мрачноватый, но удачный, по мнению историка, каламбур в повествовании Курбского: опричников князь называл кромешниками; в аду же, как считалось, господствовала «тьма кромешная». Опричники стали у Курбского адовым воинством.[3]

 

По мнению В. Б. Кобрина, опричнина объективно укрепила централизацию (что «Избранная рада пыталась сделать методом постепенных структурных реформ»), покончила с остатками удельной системы и независимостью церкви. При этом опричные грабежи, убийства, вымогательства и прочие бесчинства привели к полному разорению Руси, зафиксированному в переписных книгах и сравнимому с последствиями вражеского нашествия. Главный результат опричнины, по Кобрину, это утверждение самодержавия в крайне деспотических формах, а опосредованно также утверждение крепостничества. Наконец, опричнина и террор, по Кобрину, подточили нравственные устои русского общества, уничтожили чувство собственного достоинства, самостоятельности, ответственности[3].

 

Только всестороннее исследование политического развития Российского  государства во второй половине XVI в. позволит дать обоснованный ответ на вопрос о сущности репрессивного  режима опричнины с точки зрения исторических судеб страны.

 

— Скрынников Р. Г. Царство  террора.[20]

 

В лице первого царя Ивана  Грозного исторический процесс становления  русского самодержавства нашел исполнителя, вполне осознававшего свою историческую миссию. Кроме его публицистических и теоретических выступлений, об этом ясно свидетельствует точно рассчитанная и с полным успехом проведенная политическая акция учреждения опричнины.

 

— Альшиц Д.Н. Начало самодержавия в России...[21]

 

 

 

Постсоветские исследования

 

С начала «Перестройки» второй половины 80-х годов начинается переоценка исторических событий, в том числе  и опричнины. В основном не научные  исследования, а больше популистские рассуждения[22].

 

Наиболее заметным событием в оценке опричнины стало художественное произведение Владимира Сорокина «День  опричника». Его издало в 2006 году издательство «Захаров». Это фантастическая антиутопия в форме романа одного дня. Здесь  причудливо переплетены быт, нравы  и технологии абстрактной «параллельной» России в XXI и XVI веках. Так, герои романа живут по Домострою, имеют слуг и  лакеев, все чины, титулы и ремесла  соответствуют эпохе Ивана Грозного, однако они ездят на автомобилях, стреляют из лучевого оружия и связываются  по голографическим видеофонам. Главный  герой, Андрей Комяга, является высокопоставленным опричником, одним из приближенных «Бати» − главного опричника. Выше всех стоит Государь-самодержец.