Финно-угорские народы Среднего Поволжья в период монгольского нашествия и в золотоордынскую эпоху

ФИННО-УГОРСКИЕ НАРОДЫ СРЕДНЕГО ПОВОЛЖЬЯ

В ПЕРИОД МОНГОЛЬСКОГО НАШЕСТВИЯ И В ЗОЛОТООРДЫНСКУЮ  ЭПОХУ.

1. Финно-угорские  народы Среднего Поволжья и  Предуралья к началу 

XIII в.

Земли к югу  от Оки в бассейне Суры и междуречье Волги и Мокши были заня-

ты предками мордвы: эрзи – на севере и мокши –  на юге региона. Вероятно наличие здесь и других мордовских групп, каковыми могли быть, например, предки теньгушевской мордвы или мордвы-шокши, населяющей сегодня крайний северо-запад Республики Мордовия, для культуры и языка которой характерно сочетание как эрзянских (связанных, возможно, с изначальной близостью данной группы к эрзянам) и мокшанских (скорее всего – результат более позднего влияния), так, по-видимому, и своеобразных, не сводимых напрямую к этим двум компонентам, черт. На эти же территории могли переселяться группы родственного мордве населения из более северных районов: создатели культуры рязанских могильников, потомки летописных  муромы,  мещеры, а возможно – и мери, теснимые русской колонизацией Поочья, а также – восточнославян-ские и балтские группы. В политическом отношении эти территории представляли собой своего рода буферную зону между Волжской Булгарией и Русью (Владимиро-Суздальским и Рязанским княжествами). Уже с XII  в. правобережье Суры находилось, по-видимому, под контролем Булгарии, влияние которой в начале XIII в. распространялось и дальше на запад – до верховий Алатыря (Саровское городище) и верхнего течения Мокши (город Наровчат). В свою очередь русские княжества контролировали правый берег Оки, простирая в начале XIII в. свою власть на нижнее течение Мокши (город Кадом) и устье Оки (Нижний Новгород)   [Белорыбкин, Зеленцова 2005]. Однако ослабление Владимиро-Суздальского княжества в 20-30-е гг. XIII в., связанное с выделением на его территории нескольких уделов, во главе которых встали многочисленные сыновья Всево-

лода Большое Гнездо (1154-1212), способствовало обретению фактической самостоятельности князьями Мордовской земли. Здесь, между Волжской Булгарией и Владимиро-Суздальской Русью, где проходил важный в экономическом и политическом отношениях путь, связывающий Булгар и Киев, в ходе борьбы со сторонниками прорусской ориентации, из числа которых летописи называет Пуреша и его сына, не без военной помощи со стороны булгарских правителей, возвышается мордовский князь Пургас, распространивший свою власть не только на мордву, но и на «русь Пургасову» [ПСРЛ 1949 : 122, 123, 125]. Центром этого объединения могло быть Понетаевское или Пургасово городище XII-XIII вв. в верховьях Теши [Мокшин 1977; 1991]. К северо-востоку от мордовских земель, на право- и левобережье Волги между Сурой и Камой к XIII в. в основном формируется общность марийских племён. При этом левобережье Волги, Ветлужско-Вятское междуречье было весьма мало задето булгарским присутствием и непосредственным влиянием: эти покрытые густыми лесами

обладающие не слишком плодородными почвами земли, через которые не проходили важные торговые пути, видимо были мало привлекательны для булгар, и последние предпочитали поддерживать дружественные отношения с местным населением без вмешательства в его внутренние дела. Само же марийское население выполняло роль своего рода буфера между Булгарией и Русью, ставшую тем более актуальной после возникновения в 1221 г. Нижнего Новгорода и после сложения русского анклава на средней Вятке не позднее рубежа  XII-XIII вв. [Макаров 2001]. Роль марийцев как своего рода федератов Волжской Булгарии реконструируется исходя из нескольких обстоятельств: старое тюркское по происхождению внешнее название марийцев, черемисы, происходит, видимо, от тюркской основы *Ver- ‘войско, воевать’ и служило первоначально (вероятно, ещё в хазарское время, в эпоху проникновения первых тюрков в Среднее Поволжье) обозначением ‘воинственного’ населения пограничья; в конфликах русских с Казанским ханством луговые марийцы неизменно стояли на стороне последнего, оставаясь уже после падения Казани в эпоху «Черемисских войн» второй по-

ловины XVI в. последней активной силой в борьбе против Москвы – в то время, как на собственно марийских территориях на сегодняшний день не обнаружено булгарских укреплённых поселений; несмотря на раннее вхождение черемисов-марийцев в сферу политических интересов тюркских государств Поволжья (по крайней мере с X в., судя по письму хазарского кагана Иосифа, где они упоминаются), заимствования из языка булгарского типа (чувашского) в марийском языке исследователи склонны датировать

не ранее чем XIII в., и это означает, что культурные контакты предков марийцев с тюрками  в домонгольское время были не слишком интенсивными.

Правобережье же Волги, междуречье Волги и Суры, территория сегодняшней 

Чувашии было по всей вероятности заселено близким марийцам населением (это следует из очевидных  параллелей в традиционной культуре и антропологическом типе марийцев и чувашей, многочисленных следов языковых связей – причём как лексических, так и системного структурного сходства фонетической системы обоих языков и параллелей в морфологии и синтаксисе), к которому по крайней мере с начала XIII в. применялось мордовское название veDeN (в современных мордовских языках – название чувашей), зафиксированное в форме Веда  в «Слове о погибели Русской земли» [Бегунов 1965 : 150] и Wedin в письме венгра Юлиана (см. ниже). На этих территориях, представлявших интерес для развития интенсивного земледелия, достаточно рано, уже с XI-XII вв. установилось прочное булгарское влияние и шла, по-видимому, постепенная ассимиляция местного населения, достаточно рано и органично интегрированного в социальную систему булгарского государства. Помимо родственного марийцам этноязыко-

вого компонента,  Веда~Wedin  в этом процессе могли принимать участие мордовские группы на западе,  буртасы  на юге региона (на сегодняшний день не представляется возможным установить этноязыковую принадлежность этого народа, хотя гипотеза о его аланском происхождении выглядит наиболее предпочтительно) и другие финно-угорские и тюркские группы населения Волжской Булгарии. На коренных землях Волжской Булгарии в левобережье Средней Волги от Самарской Луки на юге до нижнего Прикамья на севере помимо собственно булгарского населения (которое к началу XIII в. также не было однородным в этноязыковом отношении, поскольку, как об этом свидетельствует булгарская эпиграфика, помимо  R-тюркского, собственно булгарского языка в ходу здесь был уже Z-тюркский язык огузокыпчакского   типа),   а также живших   преимущественно   в   городах   многочисленных представителей древнерусской, армянской, еврейской, хорезмийской и др. диаспор, присутствовали и финно-угорские группы. Прежде всего в этой связи следует упомянуть так называемых «юлиановых венгров» – язычников, ведших видимо полукочевой

образ жизни, живших где-то в пределах Булгарии и говоривших на языке настолько близком к венгерскому, что венгерский монах-доминиканец Юлиан, отправившийся на восток в поисках соплеменников, без труда понимал их [Аннинский 1940: 81-100]. Археологи усматривают возможность соотносить с этим населением создателей Больше-Тиганского могильника VIII-IX вв. в левобережье нижней Камы и некоторых других памятников с территории Волжской Булгарии [Халикова 1976]: предполагается, что «юлиановы венгры» представляли собой часть древневенгерской племенной общности, которая осталась в Среднем Поволжье в то время как большая часть древних венгров продолжила историческую миграцию с предполагаемой угорской прародины на юге

Западной Сибири через южное Приуралье и Поволжье в степи Прикубанья и северного Причерноморья, завершившуюся в IX в. завоеванием новой родины венгров в Паннонии.Район нижнего течения Камы, особенно её правобережье (современное Заказанье, низовья Вятки) в булгарскую эпоху был по всей вероятности заселён прямыми предками удмуртов и близких им по культуре и языку бесермян, происходившими с территории пермской прародины в среднем Прикамье, тесные контакты которых с булгарами (точнее – включение в булгарское социо-культурное пространство) маркированы многочисленными старыми булгаризмами в удмуртском языке. Следует полагать, что именно здесь, в пределах Волжской Булгарии и сложились как таковые эти две этнические группы с характерными особенностями их языка, традиционной культуры и

самоназваниями.   В   Булгарии   они   составляли   преимущественно   крестьянское   земледельческое население, выплачивавшее систематические подати (удм. kцrS ← булг.: чув. {2rКS / {2rSК ‘подушная подать, общественные сборы’ ← араб. HarJ ‘расход; паёк; дань, подать’) и не принимавшее ислам (для предков бесермян при этом следует реконструировать особый пиетет к исламу и признание его в качестве одного из компонентов   народной   религии).   По-видимому,   накануне   монгольского   нашествия   наибольшую степень вовлеченности в булгарское общество по сравнению с другими финно-угорскими народами региона следует полагать именно для удмуртов, являвшихся фактически одной из этнических  групп этой страны. Их органичная интеграция в бул-арское общество была, по-видимому, причиной отсутствия упоминаний об удмуртах

на страницах  письменных источников вплоть до второй половины XV в.

Поскольку   булгарское   (говорившее   на  R-тюркском   языке)   население   по

крайней мере в XIV в. (булгарская эпитафия из с. Гордино на севере Удмуртии) присутствовало в бассейне р. Чепцы,  есть основания полагать, что не позднее XIII-XIV вв. начинается переселение на север вверх по Вятке каких-то групп булгар – предков чепецких (каринских) татар, вместе с которыми по-видимому переселяются удмурты и бесермяне. С уверенностью говорить о присутствии удмуртов и бесермян на Чепце в домонгольское время сегодня нет оснований, но исключать такую возможность нельзя. Во всяком случае, в основной своей массе северноудмуртский массив должнен был оформиться после сложения на средней Вятке русского анклава, Вятской земли, поскольку самоназвание чепецких удмуртов – Ватка – происходит от русского названия реки и города Вятки и Вятской земли.На северной периферии Волжской Булгарии с IX-X вв. возникает охватывающая достаточно обширные районы верхнего Прикамья и бассейна Чепцы система укреплённых поселений, известных в археологической литературе как городища родановской и чепецкой культур. Время существования этих городищ совпадает со времнем существования Волжской Булгарии, их население вело с Булгарией оживлённую торговлю и материалы этих поселений свидетельствуют о ведшемся в регионе массовом промысле пушного зверя, прежде всего бобра – именно о прекрасных бобровых мехах ввозимых в Булгар с севера, из земли Ару сообщают арабские источники домонгольского времени. Название Ару (ﻭﺭﺍ) можно связывать с общетюркским корнем *ary ‘та, противоположная сторона’: по-видимому, так булгары могли называть северные земли за Итилем, то есть территории современных Кировской области, Удмуртии и Пермского края. Позднее это слово послужило основой для татарского названия удмуртов (ar) – как основного и самого близкого татарам народа бывшей страны Ару (см. [Белых 1996]). На ряде крупнейших родановско-чепецких городищ обнаружены следы присутствия довольно многочисленного мусульманского булгарского населения. С другой стороны, ни на одном из этих городищ не выявлено следов наличия какой-либо местной политарной организации: не раскопано ни резиденций князей и правителей, ни публичных святилищ и т. п. Все эти обстоятельства заставляют видеть в городищах родановско-чепецкого типа булгарские фактории, основным назначением которых был сбор мехов, и которые могли управляться как булгарскими группами купцов, чиновников и воинов, так и представителями местной родо-племенной верхушки. Язык основного населения этих городищ был – судя по происхождению археологических культурных особенностей из Прикамья, с территории пермской прародины – пермским, но едва

ли имеет смысл, как это делают археологи, дискутировать о его большей близости к коми или удмуртскому. Возможно, однако, и присутствие здесь непермского и нетюрскского в языковом отношении населения: сохранившиеся в удмуртском фольклоре имена богатырей-властителей чепецких городищ в большинстве своём не этимологизируются ни из пермских, ни из тюркских языков.

После   прекращения   функционирования   чепецко-родановских   городищ   на

большей части  их ареала вследствие гибели Волжской Булгарии в XIV  в. судьбы

местного пермского  населения сложились по-разному. Чепецкое население вошло в состав удмуртов-Ватка, продвинувшихся вверх по Чепце со средней Вятки. Ассимиляция удмуртами близкородственного по языку пермского населения на Чепце происходила, по-видимому, достаточно быстро и безболезненно, показателем чего является распространение в фольклоре чепецких удмуртов упомянутых выше преданий о чепецких богатырях, воспринимавшихся удмуртами как «свои». Судьбы северного пермского населения связаны с возрастающей ролью русского (новогородского и владимиро-суздальского) влияния на северо-востоке. Ранее всего переориентировалось на Русь население Вычегды – создатели вымской археологической культуры, в которых можно видеть смешавшихся с местным пермским же по языку населеним выходцев из Прикамья – предков коми-зырян, получивших в русских источниках имя Пермь Вычегодская. Население родановских городищ на верхней Каме в период гибели Волжской Булгарии и потери связей с нею, составлявших основу существования этих центров, также постепенно переориентируется на Русь, и это проявляется в частности в возрастании в XIV–XV вв. роли и значения самой северной части

родановского ареала – района Чердыни, Великой Перми русских источников с одновременным угасанием некогда самых крупных городищ на юге ареала. Процесс экономической, политической и культурной переориентации  Перми завершается крещением коми на Вычегда и затем на верхней Каме (см. ниже).

2. Монгольское  завоевание и судьбы финно-угорских народов.

Монгольские завоевательные походы стали настоящим бичом  для многих на-

родов и государств Старого Света. Одними из первых в Восточной Европе разруши-

тельную силу и  жестокость  кочевников испытали на себе  финно-угорские народы

Среднего Поволжья и Предуралья, которые в начале XIII в. были вовлечены в различные   модели   интеграции   в   структуры   политического,   социально-экономического   и  культурного пространств Булгарского  государства, Владимиро-Суздальской  Руси и Великого Новгорода.