Забытое царство Согдиана

«… и пусть имеет Ут-тегин  эту Чату женой любимой, почитаемой, давая ей пропитание, одежду, украшения, с почетом и любовью в своем доме…»

    Вполне  возможно, что  Ут-тегин был одним из богатых  наследников какого-нибудь согдийского  феодала. А может, он был  сыном тюркского владетеля. Известно, что его свадьба состоялась 25марта 710 года, до трагической гибели города Пенджикента. Возможно, что он расстался с молодой женой в страшный день, когда были охвачены огнем целые улицы города. Вероятно, он сменил свой парчовый кафтан на железную кольчугу, взял меч и лук, чтобы разбить врага. А свою любимую жену Чату посадил на коня и, отдав ей ларчик с драгоценностями и этот брачный контракт, отправил на гору Муг, туда, куда ушли люди Пенджикента вместе с князем Деваштичем. Ведь там найден ларчик для драгоценностей и нитяные сетки для волос.

    Но договор Ут-тегина с Чатой рассказал не только о том, как строилась семья в древней Согдиане. Он поведал нам не только об обязанностях мужа и жены, но рассказал еще многое об их материальном обеспечении, а также о законах древней Согдианы и о долговом рабстве. В брачном контракте есть такие строки:

«… И если Ут-тегин совершит преступление, то он за него пусть будет  сам в ответе, сам выплачивает. И если он в качестве раба какого-либо лица, или долгового раба, или  пленного, или отданного под покровительство  будет взят, то Чата… без каких-либо обязательств должна быть освобождена. И если она совершит преступление, то за него пусть будет сама в ответе, сама выплачивает…»

     А рядом с этим  документом, говорящим о надежде  на прекрасное будущее, лежит  хозяйственный документ – кусок кожи, на котором сохранился договор об аренде мельниц. Вскоре, после того как этот документ был написан, когда тушь еще не просохла, он был свернут в трубку, так что на лицевой стороне между строчками имеются многочисленные отпечатки знаков. К нижнему краю оборотной стороны была прикреплена на кожаном ремешке печать овальной формы – оттиск геммы на белой глине. На печати изображена голова в профиль. С правой стороны, против лица, видны пять знаков согдийского письма, идущих сверху вниз. Судя по расположению надписи на оттиске, она состояла из двух слов. Но от слова, идущего слева от изображения, сохранился лишь один знак. Сам документ говорит о том, что «этот год, год согдийского царя, самаркандского государя Деваштича, месяц такой-то и день такой-то… и получил Махйан, сын Дапатшира, от царя Деваштича, сына Иодшетака, в местности (?) три мельницы со всеми каналами, строения, жернова, на следующем условии, пусть имеет Махйан эти мельницы в течение одного года в аренде и пусть Махйан отдаст в течение одного года царю Деваштичу с этих трех мельниц в качестве  арендной платы за один год 460 кафчей муки…»

   Задача переводчика-востоковеда  не только в том, чтобы точно  перевести каждое слова, но  и в том, чтобы его понять  правильно. Все непросто в этом  маленьком, казалось бы, незначительном тексте. Первая строка, где сказано «…этот год… согдийского царя…» указывает, что это 310-й день согдийского года. А установить дату составления документа можно, лишь определив, когда правитель Пенджикента Деваштич принял титул «согдийского царя, самаркандского государя». Среди датированных документов с горы Муг тексты, где Деваштич принял носит такой титул, помечены только первым и вторым годами его правления. Это могут быть любые два года в период между 711 и 723-м. 711-й – это год смерти царя Тархуна, а 723-й – последний год жизни Деваштича. Ученый делает сложнейшие вычисления, проверяет по древним текстам все данные, говорящие о годах правления Тархуна, о годах правления Деваштича. Проверяет древние согдийские календари, сличает с другими документами согдийского архива. Поэтому, чтобы прочесть несколько строк, нужно трудиться очень долго и упорно.

   Величина кафча в Согде  в начале 8 века может  быть  установлена лишь приблизительно, потому что данные арабских источников очень разноречивы. Ученый обращается к хозяйственным текстам, которые говорят о поступлении вина и пшеницы. И он видит, что количество продуктов, доставленных одним лицом, не превышает пяти кафчей. На этом основании можно предположить, что один кафч составляет около 8 килограммов зерна или 10 литров вина. Значит, за аренду трех мельниц в течение одного года Махйан должен был отдать князю Деваштичу свыше трех с половиной тонн муки.

   Повествуя о таких вещах,  историк рисует картину устройства  хозяйства, помогает  узнать подробности об экономике древнего царства, говорит о взаимоотношениях феодала с земледельцами и ремесленниками.

   «… И взял один яхонт…»

   Документ  за номером  В-9 на коже. На лицевой стороне  его тщательно и красиво написано  письмо от рустского  государя Афаруна «… господину, государю любимому, почитаемому…» Афарун послал почитаемому господину людей и просит поскорее отослать их обратно. И еще он пишет «… А что касается того осла, которого нельзя доставить, то ты его отправь на крепкой лошади…». А на обратной стороне этого письма восемь строк другого письма – запись о продаже шести яхонтов. Вот это письмо:

«И взял один яхонт, прокаленный  в сере… Куртшиш, и один – Турак, и один – начальник конюшни, и  один – Фтарч, и один Ерак, и один – Фратанч. Каждый яхонт за 80 драхм, всего 480 драхм».

   В комментариях В.А.Лившиц  пишет:

«О поверьях, связанных с драгоценными камнями у согдийцев, свидетельствуют  как арабские, так и собственно согдийские источники. Аль-Бируни пишет: «Согдийцы питают фантастическую веру в изделия из драгоценных камней и в цвета, получающиеся при их шлифовке.

  В книге, составленной одним   согдийским магом и называемой  … говорится, что камень, который  оставляет желтый след при  шлифовке, оберегает от неприятностей  и радует солнце; красный дает успех в делах; цвет порея вызывает волнение, беспокойство, любовь; черный отравляет, и его избегают…»

   Как и во многих областях, яхонтом в Согде именовали,  по-видимому, целую группу драгоценных  и полудрагоценных камней. Аль-Бируни  говорит о красных, желтых, шафранно-желтых  и других яхонтах, подробно описывает их свойства и поверья, связанные с ними.

    В документе В-9 речь  идет о камнях довольно высоко  качества: на это указывает   стоимость одного яхонта –  80 драхм. О реальной величине  этой суммы можно судить по немногим конкретным данным мугских документов, характеризующим курс согдийской драхмы того времени. Так, в документе А-5 говорится о покупке коровы за 11 драхм, а лошадь стоила 200 драхм.

    Этот документ поведал  нам о том, какие драгоценные камни любили согдийцы, какие поверья были связаны с ношением драгоценных камней, методы обработки яхонтов, как дорого они стоили, и, следовательно, смогли сделать вывод, что этими драгоценностями владели только очень богатые люди.

   Эта коротенькая запись о продаже шести яхонтов особенно привлекательна, потому что фрески сохранили нам множество изображений людей в богатых одеждах с драгоценными украшениями. Ученые увидели изображение за двадцать лет до того, как был прочитан этот документ. Но как ожили эти картины, как засверкали со скупыми строками согдийского купца и рядом с превосходными строками великого хорезмийского ученого аль-Бируни.

  (№11) После того как посмотрите на превосходное серебряное блюдо, на котором искусный чеканщик сделал барельеф, изображающий крепость, в дыму пожарища и воинов повешенных вниз головой, перед вами живо встанут события тех дней, которые арабский летописец ат-Табари увековечил в скупых строках. Он рассказал лишь о том, как был обманут князь Деваштич, который поверил арабскому наместнику Саиду ал-Хараши, пообещавшему самаркандскому государю свободу, если он сдаст свою крепость. Ат-Табари приводит строки другого арабского летописца, ал-Мадаини, который писал о том, как Деваштич долго не соглашался сдать крепость. Как он просил пощады для своих людей и как, получив обещание от арабского наместника, сдался, был милостиво принят, обласкан, обнадежен, а затем вероломно был распят на древней могиле.

    Развалины Пенджикента  с его очень интересной и  своеобразной архитектурой, с остатками водопровода, с улицами ремесленников и прочитанные востоковедами документы – все, вместе взятое, позволило ученым снова найти забытое царство и ощутить дыхание жизни древней Согдианы.

    Монеты – это самый ценный материал для историков, которые хотят определить время. Дело в том, что многие находки долго не открывают тайны своего времени. И в Пенджикенте было так, что раскрытые археологами помещения с большим количеством вещей не могли все же рассказать о времени гибели этого города, хотя было видно, что он погиб при трагических обстоятельствах, сожженный врагами.

    Сотни монет, найденных  среди руин, на очищенных от  слоя заносов дорогах, среди  развалин храмов и дворцов,  помогли ученым датировать события  далекого времени. В этом большая заслуга О.И.Смирновой, положившей начало изучению согдийских монет. Самых разнообразных. Здесь и согдийские – круглые, с квадратным отверстием. И монеты, сделанные значительно раньше того времени, когда были построены улицы Пенджикента, и принадлежащие разным царям.

   Большая коллекция монет,  найденных среди руин древнего  Пенджикента, рассказала ученым  о многих сторонах жизни страны  на протяжении двух столетий. Изучая монеты, удалось установить ранее неизвестные имена правителей и правительниц Пенджикентского княжества и Самарканда. Об этом рассказали надписи на монетах. Найденные на раскопках арабские монеты рассказали о приходе арабов. Многие монеты говорят не только о торговых связях. Они раскрывают экономику страны, рассказывая нам о том, что давно прошло время, когда люди обменивались товарами и за те вещи, которые они хотели приобрести, отдавали взамен то, что было у них для этого приготовлено. Но настало время, когда все можно купить за деньги. В одном из документов согдийского архива, найденного на горе Муг, сказано:

«… И выдал из этих денег (драхм) луку за лошадь – двести драхм. Кожманаку  – тридцать две, Махру – двенадцать, Ванну за пастьбу скота – шесть драхм, бухарцу – пять, кушанийцу десять, составителю документов – восемь, палачу пять… государю Деваштичу за две драхмы шлем и за одну драхму башмаки… И главному лекарю – пятнадцать драхм…»

   За все платили деньгами  – составителю документов, пастуху,  палачу и лекарю. Все можно  было купить. И эти деньги были  действительны не только в  городах Согдианы. Как свидетельствуют документы – они имели хождение и в других соседних царствах. Также в Согдиане не редко находили кушанские монеты. Эти монеты рассказывали не только о торговых связях Кушании, но и различные факты истории. Так одна монета с изображением божества, сидящего на льве, с надписью «Нано», относится ко 2 веку нашей эры и дает представление о троне кушанского царя.

   Сотни монет, найденных среди  руин древнего Пенджикента, рассказали историкам о том времени, когда древний город процветал, и о том времени, когда он погиб. Археологи находили монеты почти в каждом помещении, в каждом завале. В большинстве случаев это были согдийские монеты 7-8 веков. Самые ранние из них принадлежали царю Вахшуману (вторая половина 7 века). Самые поздние из согдийских монет относятся к последнему правителю Тургаку, сыну умершего в 737 году Гурека. Сотни согдийских монет и множество арабских – династии омейядов и династии аббасидов.

    Все эти находки позволили  нумизматам сделать вывод, что  расцвет города приходился на 7 и начало 8 веков нашей эры.

   Теперь мы совершенно  уверены, что знаем, как выглядела  одежда согдийцев. Мужской костюм  имел пояс. И был ли то длинный  кафтан из гладкого атласа  или такой же кафтан из золототканой  парчи – золотой пояс на  талии был обязательным украшением. Но пояс служил не только красоте костюма, а прежде всего указывал на знатность древних согдийцев. Об этом упоминается и в летописях, об этом говорят и фрески.

   Живопись древнего Пенджикента  сохранила до наших дней  поразительную коллекцию согдийских костюмов. Тут и богатая одежда царей, и превосходные кольчуги знатных воинов. Тут одежда танцовщицы, арфистки и простолюдинки. Вот узорчатые длинные кафтаны, перепоясанные золотыми поясами. А вот двое в скромных костюмах. Мужчина и женщина, возможно, иноземцы, из другой арабской страны. На мужчине длинная просторная рубаха с длинными рукавами, собранными у кистей поперечными складками. Талия туго затянута поясом, и на нем висит сумочка. В руках у мужчины веер. На женщине – узкое в талии и широкое внизу, собранное в мелкую складку платье, с расшитыми лифом и манжетами.

   Еще на горе Муг были  найдены девять видов шелковых  тканей. Синий шелк с золотыми  звездами. Кусок золотисто-зеленого  шелка с кругами и перлами.  Шелковая ткань пурпурного цвета с орнаментом более темного тона. Светло-синий шелк, почти голубой. Темно-фисташковый шелк с фрагментом, вытканным золотистыми нитками. Обрывки ватного стеганого халата дали понять, какой была одежда ремесленника и землепашца. Теперь уже не трудно представить одежду царя в золотой короне или костюм танцовщицы, которая словно плывет в танце. Ведь перед нами куски тканей, из которых так искусно шил одежду портной древней Согдианы.

   Известно, что еще в 6 веке  нашей эры согдийские купцы  вели торговлю шелками и Ираном. Хроники сохранили сведения о том, что правители Персии боялись этих торговых связей, так как в это время в самом Иране хорошо развивалось шелководство и надо было бояться соперников. В это время согдийцы вели торговлю с Византией, им было удобно добираться туда через территорию Ирана.

    Когда при Хосрове  Ануширване, который правил Ираном  в конце 60-х годов 6 века, появился  торговый караван из Согда  во главе с купцом Манпахом, правитель Ирана долго не давал  ни какого ответа на торговые предложения согдийцев, а затем, закупив товары у согдийский купцов, публично сжег шелка, желая тем показать, что Иран не нуждается в согдийском шелке. Однако согдийские купцы не теряли надежды договориться с правителем Ирана. Они были настойчивы, но второй караван потерпел еще большую неудачу. Согдийские купцы были отравлены.