Контркультура в современной культурологии

В современной культурологии  и социологии понятие контркультуры  используется в двух смыслах:

во-первых, для обозначения  социально-культурных установок, противостоящих фундаментальным принципам, которые  господствуют в конкретной культуре, и во-вторых, оно отождествляется  с западной молодежной субкультурой 60-х годов, отразившей критическое  отношение к современной культуре и отвержение ее как «культуры  отцов». Молодежная субкультура общее  обозначение разнородных по идейно-политической ориентации ценностей определенных групп молодежи ("новые левые", хиппи, битники, йиппи и др.), противопоставляемых официальным ценностям. Этот протест принимает различные формы: от пассивных до экстремистских; общедемократические цели нередко сочетаются с анархизмом, "левацким" радикализмом; "неприобретательский" образ жизни проникнут культурным нигилизмом, технофобией, религиозными поисками. 

Понятие «контркультура»  появилось в западной литературе в 1960 г., отразив либеральную оценку ранних хиппи и битников. Слово  принадлежит американскому социологу  Теодору Роззаку, который попытался объединить различные духовные влияния, направленные против господствующей культуры, в некий относительно целостный феномен — контркультуру.

Термин «контркультура»  используется для обозначения социально-культурных установок, противостоящих принципам  «базовой» культуры.

 Cовременных культорологов на проблеме контркультуры удерживает тот парадокс, что ценности и идеалы, рожденные на гребне антибуржуазных выступлений 60-х годов, не растворились в общественном мировосприятии последующих десятилетий. Сами молодежные движения после своего пика вскоре пошли на убыль, лево-радикальный тип сознания стал утрачивать массово-социальную опору, приобрел неожиданные модификации. Однако жизненные ориентации, приобретенные молодежью в процессе борьбы с истеблишментом, не исчезли. Они вошли в плоть и кровь современной культуры Запада.

Молодые бунтари, выступив против державных установок западной культуры, противопоставили им собственные ценности, и что же? С одной стороны, есть основания говорить о том, что  новые ориентации растворились в  лоне господствующей культуры. Но, с  другой стороны, сама культура, вобрав в себя множество новых компонентов, предстала во многом иной.

На развитие культуры влияют самые разные факторы. Скажем, некоторые  ее зоны отражают социальные или демографические  особенности ее развития. Внутри различных  общественных групп рождаются специфические  культурные феномены. Они закрепляются в особых чертах поведения людей, сознания, языка. Как раз по отношению  к субкультурным явлениям родилась характеристика особой ментальности как специфической настроенности определенных групп. Люди реагируют на жизненные впечатления своеобразно. Их собственное поведение выстраивается по специфическим лекалам. Это какой-то сплав рассудочности, ценностного отношения, здравого смысла, стихийного самосознания и практики, — сплав нередко парадоксальный. Субкультуры в известной мере автономны, закрыты и не претендуют на то, чтобы заместить собою господствующую культуру, вытеснить ее как данность. Мы можем говорить об особом кодексе правил и моральных норм внутри этноса. Цыгане, к примеру, не считают зазорным воровать у «чужих», однако воровство внутри табора оценивается как преступление. Здесь не практикуется также строго правовая жизнь. Судьбу человека, который нарушил заветы, решают старейшины, руководствуясь традициями, собственным разумением и жизненным опытом.

            На Кавказе, например, непочтительное  отношение к старому человеку  не будет воспринято как добродетель.  В фильме «Мимино» есть замечательная реплика. Когда Мимино уезжает из поселка, старик говорит ему: «Если увидишь обидчика, не вздумай его убивать. Могут неправильно понять».

 Среди заключенных,  говорящих на особом жаргоне,  также складываются своеобразные  стандарты поведения, типичные  только для данной среды. Журнал  «Огонек» в свое время посвятил  этой теме несколько интересных  публикаций, которые говорят о  том, что это среда создает  свой особый мир ценностей,  не всегда понятных обычным  людям. 

 Подобные феномены  мы и называем субкультурами,  фиксируя таким обозначением  герметичность данного явления.  Цыгане вовсе не претендуют  на всеобщность их жизненных  и практических установок. Напротив, они заинтересованы в том, чтобы  сохранить лишь свои собственные  законы в противовес господствующим  в культуре, которую они воспринимают  как «чужую». То же можно  сказать о криминальном мире. Вот почему мы отмечали, что  смеховая карнавальная культура  остается субкультурным образованием. Субкультура призвана держать социокультурные признаки в определенной изоляции от «иных» культурных слоев и не превращаться в официоз.

 И тем не менее в истории культуры, судя по всему, складываются такие ситуации, когда локальные комплексы ценностей начинают претендовать на некую универсальность. Они выходят за рамки собственной культурной среды, возвещают новые ценностные и практические установки для широких социальных общностей. В этом случае можно говорить уже не о субкультурах, а скорее, о контркультурных тенденциях.

 В качестве иллюстрации  рассмотрим такой исторический  пример. В Европе вплоть до  эпохи Возрождения подростки  воспринимались господствующей  культурой как маленькие взрослые. Им шили точно такие же кафтаны,  как и для родителей, надевали  такую же обувь. Мысль, что  мир ребенка радикально отличен  от мира взрослых, еще не родилась. Так было и во времена Шекспира. Однако позже детей как бы  отделили от людей зрелого  возраста. Появилась своеобразная  субкультура, которая и сохраняла,  и воспроизводила себя. Но она  вовсе не стремилась превратить  взрослых в детей — контркультурных  тенденций в ней не было.

 В своем трехтомном  сочинении «Иллюстрированная история  нравов» немецкий ученый и  писатель Эдуард Фукс приводит  многочисленные примеры субкультурных феноменов. Живописуя нравы аристократии эпохи Ренессанса, автор не забывает подчеркнуть своеобразие крестьянской и монашеской жизни. Рассказывая о галантном XVIII веке, о нравах абсолютизма, Фукс вспоминает и субкультурные привычки и нормы, скажем, мещанства. Однако, если следовать логике рассуждении Фукса, то закономерно возникает вопрос: отчего субкультуры обладают стойкостью и в то же время не оказывают воздействия на генеральный ствол культуры? Почему они рождаются, живут и устраняются, а ведущий строй культуры при этом сохраняется? Когда К. Мангейм обратился к этой проблеме, он осмыслил ее в традиционных рамках философии жизни. Культурные цели он уподобил жизненным, биологическим, и потому признал, что субкультуры суть следствия тех различий, которые характерны для разных поколений людей.

 В культурологии проблема  субкультуры рассматривается, как  правило, в рамках концепции  социализации. Предполагается, что  приобщение к культурным стандартам, вхождение в мир господствующей  культуры — процесс сложный  и противоречивый. Он постоянно  наталкивается на психологические  и иные трудности. Это и порождает  особые жизненные устремления  молодежи, которая из духовного фонда присваивает себе то, что отвечает ее жизненному порыву. Так, по мнению многих культурологов, рождаются определенные культурные циклы, обусловленные, в общем, сменой поколений.

 Конечно, юношество  воплощает в себе новую историческую  реальность. Оно творит собственную  субкультуру. Но означает ли  это, что молодое поколение  обязательно преобразует культуру  как таковую? По мнению Мангейма, чаще бывает так, что ценностные  искания, духовные веяния неизбежны  в силу возрастной адаптации.  Однако минует возраст брожений, и культура снова устремляется  в свое основное русло. Иначе  говоря мангеймовская концепция разъясняет, почему люди создают особый мир ценностей, жизненных ориентации.

 Вместе с тем немецкий  социолог констатирует: субкультуры,  хотя и возобновляются постоянно  в истории, все же выражают  процесс приспособления к господствующей  культуре.

 В такой системе  рассуждении субкультуры лишаются  своего преобразовательного статуса.  Они являются эпизодом в историческом  становлении бытия. Следовательно,  субкультуры интересны только  тем, что выражают некое преходящее  отклонение от магистрального  пути. При этом социолог фиксирует  обстоятельства, не позволяющие  молодежи влиться в поток наличной  культуры.

2.2   Развитие контркультуры   и её закат.

Развитие контркультуры  начинается с молодежных движений запада.Одним  из первых  молодежных движений было движение битников.

В 1817 году “великий утопист” (по определению Энгельса) Анри Сен-Симон  в “Письме Американцу” послал за океан свой выстраданный “вопль”: “Народу мало любить свободу, чтобы  быть свободным, - ему прежде всего необходимо познание свободы. Старые идеи одряхлели и не могут помолодеть, нам нужны новые!

На протяжении полутора веков  для каждого обывателя Старого  Света существовала своя Великая  Американская Утопия, в самых радужных снах являвшаяся сказочной страной  неограниченных возможностей. Великая  Американская Мечта будоражила фантазию американцев. Прошло полтора столетия, прежде чем старые идеи одряхлели до такойстепени, что новые не могли не появиться. Великая Утопия перестала привлекать европейцев, а Великая Мечта трансформировалась до неузнаваемости, превратившись для многих в Страшный Сон.

«Нужно, чтобы мир заполнили  странники с рюкзаками, отказывающиеся подчиняться всеобщему требованию потребления продукции, по которому люди должны работать ради привилегии потреблять все это барахло, которое  им на самом деле вовсе ни к чему...Передо мной встает грандиозное видение рюкзачной революции, тысячи и даже миллионы молодых американцев путешествуют с рюзаками за спиной, взбираются в горы, пишут стихи, которые приходят им в голову, потому что они добры и, совершая странные поступки, они поддерживают ощущение вечной свободы у каждого, у всех живых существ…» - Джек Керуак был первым писателем, сформулировавшим и провозгласившим те идеи, которые сразу же были взяты на вооружение самым революционным поколением Америки ХХ столетия, “разбитым поколением”, битниками.

“Битничество началось где-то в 1944-45 годах, когда встретились Джек Керуак, Уильям Берроуз, я и еще некотрые из наших друзей, которых мы знаем до сих пор, - вспоминает Аллен Гинзберг. - Берроуз тогда уже писал, Керуак уже был поэтом и писателем, автором нескольких книг, мы были молоды. В течение нескольких последующих лет мы экспериментировали с такими понятиями как “дружба”, “чувство общности”, “новое видение”, “новое сознание”. Начало пятидесятых - поворотный пункт когда все личные мысли становились общественными, а с 1945 -го - духовное освобождение, потом освобождение слова от цензуры в 1950-55 гг. В 1955-62 слово идет к читателю.”Таковы основные даты славной и героической истории битников.

Родиной “поколения разбитых”  стала Калифорния, самая благодатная  часть Америки, давшая миру спустя два  десятилетия Джими Хендрикса и Дженис Джоплин, “ Greatful Dad”, “Джефферсон Эйрплэйн” и психоделический рок, ставшая местом съемок самого культового фильма сумасшедших 70-х - “Забриски Пойнт” Микеланджело Антониони.

C самого начала битничество оформилось не столько как литературное или художественное течение, а как довольно агрессивно (можно сказать - экстремистски ) настроенная идеологическая группировка, питавшая известные - только входившие снова в моду - симпатии к марксизму ( синтезированный фрейдо-марксизм был уже на подходе), русскому анархизму ( по этому поводу массово переиздавались Кропоткин, Бакунин ), русской Октябрьской революции (дедушка Ленин? Почему бы и нет!) и троцкизму одновременно (в одном только Сан-Франциско до сих пор существует не меньше десятка троцкистских газет и журналов!). Если к этому прибавить протест (активный протест) против американской внешней политики, американского “общественного мнения” и “общественной морали”, а также против святая святых - американского образа жизни, то можно представить, как заманчиво выглядела эта “ левацкая” идеологическая мешанина в глазах интеллектуальной молодежи.

Это была идеологически агрессивная  группировка, которая пыталась отыскать в концептуально разнородной  теоретической литературе обоснование  новому жизнепониманию.

Не случайно Джон Чиарди в своей знаменитой статье “Эпитафия разбитым”, объясняя столь массовый успех битников, писал, что “ у молодежи есть все основания для того, чтобы бунтовать против нашего американского самодовольства. Каждый день вставать в половине седьмого, в восемь отмечаться у табельщика, в пять возвращаться домой и смотреть купленный в рассрочку телевизор, - такой образ жизни вряд ли может прельстить молодого человека.”

Молодого человека 50-х  прельстил бунт, ну конечно же бунт! Это же так весело!

Бунт начался тогда  же, в 50-х годах. Он обозначился как  поиск собственных субкультурных ориентации. Сексуальный протест выразился в гомосексуальных экспериментах, которые стали модны в кругах интеллектуалов. Среди культовых фигур битников — Уолт Уитмен, Томас Вулф, Генри Миллер. Так возникла в эстетике битников поэтизация мужского, мужественного, бунтарского характера. Дж. Тайтелл в книге «Нагие ангелы» отмечал, что молодые бунтари рассматривали себя как отверженных общества, ищущих основы иного мироощущения.

Развивая гомосексуальную  эстетику Уитмена, продолжая традииции исповедальности, присущие Вулфу, и гипертрофируя “грязный” натурализм Миллера, многие из них сделали сексуальные перверсии темой своих произведений. Эстетизация мужского, мужественного, брутального характера и облика наиболее ярко выделяетсся в ранней поэзии Гинзберга. Битничество привило интерес к ориентальной культуре, в которой, как они считали, альтернативность выражена манифестально. Буддизм, практика психоделиков, рок-музыка... Название романа Керуака «На дороге», как отмечают исследователи, весьма символично. Это бесконечный и лишенный смысла побег от благополучия буржуазного общества, от пуританства и ханжества "общей морали», от традиций цивилизации потребления. Это побег в никуда...

      В романе  Берроуза «Голый завтрак» все  персонажи условны. Сюжет в  книге практически отсутствует,  феерическая антиутопия воспроизводит  обрывки полуосознанных, бредовых наркотических видений-галлюцинаций, в которых перемешаны гротескные черты нашего быта, приметы времени. В конвульсивно мятущуюся ткань повествования Берроуз виртуозно вплетает фактические и документальные материалы, обстоятельные справки из истории гомосексуальных традиций, ритуалов и обычаев всех времен и народов, фармакологические свойства всех наркотиков физиологические подробности их воздействия на человеческий организм. «Голый завтрак» — это изображение жуткого карнавального шествия Апокалипсиса.