Сущность понятия «постмодерн» как характеристики культуры II половины XX века

Министерство сельского  хозяйства РФ

Федеральное государственное  бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Ярославская государственная  сельскохозяйственная академия»

 

 

Кафедра гуманитарных и социально-экономических  наук

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Реферат по культурологии

на тему: «Сущность понятия «постмодерн» как характеристики культуры

 II половины XX века»

 

 

 

 

 

Выполнила студентка 43 группы

технологического факультета:

Жильцова Анастасия

Преподаватель: Забелина

Елена Борисовна

 

 

 

 

 

 

 

Ярославль 2013

В 60-70-х годах в западноевропейской эстетике произошел новый поворот. Этот поворот в культурологии принято называть «постмодернизмом».

Этот термин начал широко применяться  с 1979 года, когда вышла книга французского философа Жана-Франсуа Лиотара «Постмодернистское состояние». Среди литераторов его впервые применил американский исследователь Ихаб Хасан в 1971 году. Он же и придал ему современный смысл.

Термин «постмодернизм» не может  быть понят, как обозначение какого-либо стиля. Он подразумевает цитирование  известных образцов, но может делать это путем каталогизации, а может в манере намеренно бредового коллажа. По мнению И. Хасана, модернизм остается детищем эпохи Гуманизма и Просвещения, постмодернизм же построен на развалах утраченных идеалов, и потому он - антиинтеллектуален по сути. Ж.Ф. Лиотар считает, что постмодернизм «вспоминает» свой культурный анамнез подобно пациенту во время психоаналитического сеанса. Постмодернизм не занимается ретроспекциями, но извлекает из культурной памяти обрывки сновидений, какими для него и являются былые стили и направления, и строит на их основе разнородные эклектические образования.

Эклектика в сфере современной  культуры вызревала в ходе всей европейской  истории XX века. Уже в начале столетия культура перестает быть комфортным пространством. В одной точке  сосредотачиваются все духовные начала: Восток и Запад, африканская, азиатская, европейская культуры сталкиваются друг с другом и усиливают процессы ассимиляции тех художественных явлений, которые еще недавно  отличались чистотой (общий смысл  искусства, назначение художника, художественный материал и проч.). Смещение различных  духовных пластов постоянно увеличивается  и ставит человека на грань хаоса, начала бытия. Человек начинает ощущать, что только он сам отвечает за свое бытие. Это, возможно, определяет главную  ценность жизни.

Понятие человека и персонажа в  культуре постмодерна. Антропоморфность в искусстве постмодерна XX в., продолжив критику проектов Возрождения и Просвещения, востребовал идеи постмодернистских мыслителей XIX в. и переместил их в центр интеллектуального пространства. Къер-кегор, Ницше, Паскаль и др. были реабилитированы и стали почитаемы. Возникла некая хронологическая аберрация: Гегеля стали воспринимать как далекое прошлое, а Къеркегора - как современника. Постмодернистские настроения привлекли внимание З.Фрейда, М.Хайдеггера, Гадамера, Ж.Деррида, которых общество еще при жизни объявило выдающимися мыслителями и тем самым продемонстрировало свою готовность принять их идеи. В XX в. закончился процесс трансформации опыта сознания, фундаментальных сдвигов в формах человеческого мышления, начавшийся еще в XIX столетии.

Приведем примеры таких «сдвигов». Известно, что до конца XIX в. высокая классическая мысль не впускала в сферу своей деятельности проблемы секса, безумия и тюрьмы, а государство репрессивно относилось к этому миру. Но с конца этого периода эти темы стали легализоваться и постепенно расширяться, становясь не только предметом внимания со стороны ученых, но и заполонив практически все искусство. Самое загадочное заключается в том, что люди оказались как бы уже готовыми отнестись к этой стороне жизни с серьезным почтением, столь серьезным, что к концу XX в. проблемами, например, сексменьшинств стали заниматься парламенты, дебатируя о возможности юридического узаконивания браков между лицами одного пола, а ученые и общественность занялись поиском средств и способов сексуального обучения детей с пятилетнего возраста. Эти процессы зафиксировал язык, самый чуткий индикатор изменений в мироощущении людей: слово «любовь» начало постепенно вытесняться словом «секс». Налицо факт: в XX в. изменились люди, вернее, их мировосприятие, мироощущение, их душевно-духовно-умственные установки. Но эти изменения, начавшиеся задолго до XX в., явными стали лишь к концу XIX в., что позволило многим мыслителям, прибегнув к методу экстраполяции, нарисовать социально-психологический портрет индивида XX столетия. Так, в конце XIX в. русский мыслитель К.Леонтьев предсказывал, что начавшиеся в Европе процессы эгалитаризации (фр. egalite - равенство) и либерализации (лат. liberalis - свободный), приведшие к усилению тенденции требования всякого равенства - экономического, политического, умственного, полового и т.д., а также нарастанию вольнодумства в обществе, снисходительности и попустительства в отношении всякого рода индивидуальных волеизъявлений, типа «я так хочу», сформируют в итоге особый тип: самоуверенных и заносчивых граждан. Демократизация жизни и умов неизбежно закончится господством среднего класса, т.е. скромных, однородного ума людей, не слишком много работающих и счастливых в своей одинаковости. «Выработается», считал мыслитель, средний человек, ориентированный на сиюминутные потребности, на бесконечное отстаивание своих прав и свобод, природы и сути которых он не знает. Средний человек сформирует этику, свободную от всяких мистических, религиозных начал, и будет уверен, что раскрытию чувства его собственного достоинства будет способствовать стремление к роскоши и богатству. Кстати, именно такое существование людей признавал достойным французский мелкобуржуазный социалист Прудон (середина XIX в.). Процессы «смесительного упрощения наций, сословий, людей» происходят, по мнению К.Леонтьева, в космических масштабах, имеют естественно-исторический характер, а потому Россия не сможет их избежать. Все дело только во времени: она запоздает с этим процессом, и это запаздывание надо продлить, надо замедлить, «подморозить» темпы вступления России в эгалитарно-либеральную жизнь с тем, чтобы спасти ее культурное своеобразие. Другой русский мыслитель XIX в. Н.Федоров называл Европу «цивилизацией молодых». Ее главную особенность он видел в том, что сыны человеческие сняли с себя обязанности перед отцами, предками, т.е. перед традицией, отделились от них в своей гордыне, перестали считаться с прошлым, забыли свой сыновний долг. «Притча о блудном сыне стала символом европейского образа окизни» (Н.Федоров). К старшим стали относиться как к помехе для юношеских дерзаний и вседозволенности. Характеристика «цивилизации молодых» в своей полноте проявилась в XX столетии, когда медицина и психиатрия ввели понятие старости, старческого склероза, маразма, обосновав тем самым право молодежи не считаться с опытом старшего поколения. Следует отметить, что легализацию секса Н.Федоров связывал со спецификой «цивилизации молодых», которая, по его словам, возродила культ языческой «народной Афродиты».

К аналогичным выводам пришел испанский  философ XX в. Ортега-и-Гассет: либеральная демократия и техника создали в Европе особый тип человека, не пропитанного духом традиций, спесивого в своей вере в прогресс. Современный европеец, утверждал мыслитель в начале века, притязает на неограниченные права (не задумываясь при этом о своем праве на это) и совсем не думает о долге, обязанностях, не считается в достижении своих целей ни с кем и ни с чем. Европеец XX в. имеет мораль без ее сердцевины - сознания служения и долга. «Безнравственность ныне стала ширпотребом», а отвращение к долгу укоренилось онтологически, породив «полусмешной-полустыдный феномен нашего времени - культ молодежи как таковой»1. «Средний» европеец напоминает избалованного ребенка, которому присущи две черты: «беспрепятственный рост жизненных запросов и, следовательно, безудержная экспансия собственной натуры и, второе, врожденная небла- годарность ко всему, что сумело облегчить ему жизнь».

Ортега сравнивал современного ему европейца со «взбесившимся дикарем», именно «взбесившимся», ибо «нормальный дикарь» чтит традиции, следует вере, табу, заветам и обычаям. В Европе XX в., пророчествовал испанский мыслитель, восторжествует мужское начало, потеснив женщину и старца, а потому бытие человека потеряет свою степенность.

Текст и игра как феномены культуры постмодерна. Виртуальный мир и  виртуальная культура.

Объявив поиск истины ложной задачей, интерпретативный разум стал искать свои правила интеллектуальной деятельности, свои стили выражения мышления в слове. Отказываясь от построения философских систем и не признавая необходимости подчинения мышления законам диалектической логики, он утверждает, что словесно-языковое выражение мысли всегда случайно. Более того, его начинает интересовать то время бытия мышления, когда последнее еще не оформлено, хаотично, пульсирует, нагромождает мысль на мысль, перебивая их образами; мысль здесь течет, еще не подчиняясь строгим логическим правилам и требованиям категориальной упорядоченности, ее форма находится в становлении. Начинаются поиски словесной и категориальной формы для выражения мышления до его логико-категориальной аранжировки, которая, по мнению философов интерпретативного разума, искажает содержание первозданного мышления, вносит изменения в его содержание, лишает его первоначальной полноты. Отсюда резкое различие философских текстов модерна и постмодерна. Наиболее адекватной формой выражения становящегося мышления постмодерн признает внерациональную словесную текучесть.

В постмодернистском философском  тексте отсутствует все объясняющий  концепт: за описываемыми явлениями  нельзя обнаружить никакой глубины, сущности, будь то Бог, Абсолют, Логос, Истина, Смысл жизни и т.д.; это  влечет за собой потерю смыслового центра, создающего пространство диалога  автора с читателем и наоборот. Такой текст допускает бесконечное  множество интерпретаций, он становится многосмысленным.

Не претендуя на истинность своих  рассуждений, философы-авторы начинают рассматривать себя в качестве участников бесконечной коммуникации, в пространстве которой сообщения бродят по ее каналам, искажаясь, меняя адресата. Источник первоначального сообщения теряется в неопределенном прошлом, постичь которое принципиально невозможно. Авторы текстов получают информацию-послание неизвестно откуда, передают ее дальше наугад, не зная своего адресата и не имея уверенности в том, что они адекватно воспроизвели содержание информации. Именно так, считает Ж. Деррида, писалось даже Откровение Св. Иоанна, или Апокалиптическое послание. Проанализировав текст Апокалипсиса, он пришел к выводу: Иоанн пишет не о том, что ему самому непосредственно открывается, а лишь передает содержание ему диктуемого. Он слышит голос, цитирующий Иисуса, голос самого Иисуса, а также голоса ангелов и т.д. Все эти послания постоянно пересекаются и не ясно, кто и кому говорит. Нет никакой гарантии, что именно Иоанн был главным и единственным адресатом этих посланий. Ситуация напоминает бесконечный компьютер, в котором заложено бесконечное число коммуницирующих, что делает невозможным выделение «начального сигнала» (речь идет о Боге) и указание точного адресата.

Философия включается в бесконечное  рече- и тексто-производство, лишенное первоисточника, а также адресата. Неважно что и кому пишет, говорит философ, важно - как он это делает. В тексте больше нет соотнесенности с объектом, с внутрисубъективным опытом. Философу остается только одна возможность привлечь к себе внимание читателя - обрушить на него алогичный, аграмматический текст-говорение, «зачаровать» его игрой метафор и метонимий. Философия теряет свои границы, очертания философского текста размываются и начинают существовать в каком-то «рассеянном» виде - внутри стихов, фильмов, литературной прозы и т.д. Философствование практически уоке не требует специальной подготовки, оно становится непрофессиональной деятельностью, и к числу философов постмодерн причисляет, например, А.Белого, С.Хлебникова, М.Лруста, Е.Шварца, кинорежиссеров С.Эйзенштейна, Феллини и др.

«Ничего не гарантировано» - главный  пафос сознания постмодерна, практикующего  интерпретативный разум. Бог умер, разуму законодательному отказано в доверии, все «священное» и «высокое» воспринимается как самообман людей, иерархия «тело-душа-дух» разрушена, человек больше ни во что не верит и ему уже «нечем» верить.

Итак, философия постмодерна отказалась от классики, открыв новые способы  и правила интеллектуальной деятельности, что явилось своеобразным ответом  на рефлексивное осмысление происшедших  в XX в. глобальных сдвигов в мировоззрении. Она прояснила те базовые понятия и те установки и ориентации, которые стали основополагающими в интеллектуальной деятельности, характерными для стиля мышления эпохи.

Это: во-первых, отказ от истины, а следовательно, от таких понятий, как «исток», «причина». Взамен вводится термин «след», как то единственное, что нам остается вместо прежней претензии знать точную причину.

Во-вторых, неприятие категории  «сущность», ориентирующей исследователя  на поиск глубин, корней явлений  приводит к появлению понятия  «поверхность» (резома). В такой ситуации остаются невостребованными термины «цель», «замысел»: предпочтительными становятся «игра», «случай».

В-третьих, отказ от категорий истина, сущность, цель, замысел есть по сути отказ от категориально-понятийной иерархии, характеризующий и исследовательский, и даже литературный текст в модерне. Это понятие не работает в постмодерне, сделавшем ставку на «анархию».

В-четвертых, постмодерн противопоставляет «метафизике» - «иронию», а «трансцендентному» - «имманентное».

В-пятых, постмодерн тяготеет к «неопределенности», делая это понятие одним из центральных в своей интеллектуальной практике.

В-шестых, на смену терминам «жанр», «граница» текста приходят «текст»  или «интертекст», что дает мыслителю свободу творить, пренебрегая требованиями традиции.

И наконец, постмодерн нацелен не на созидание, синтез, творчество, а на «деконструкцию» и «деструкцию», т.е. перестройку и разрушение прежней структуры интеллектуальной практики и культуры вообще.

В заключении можно сказать, постмодерн не стал в XIX в. нормой, общество еще не было готово жить без опоры на разум и традицию в культуре, связанную с ним.