Типы культур

Ваитонги – красивая деревня с широкой площадью и высокими круглыми гостевыми домами, покрытыми пальмовыми крышами. У столбов этих домов рассаживались вожди по торжественным случаям. Мид научилась распознавать листья и растения, применяемые для плетения циновок и изготовления тапы, а также научилась обращаться к другим людям соответственно их рангу и отвечать им в зависимости от того, какой ранг они приписывали ей.

Единственный трудный момент Маргарет пережила, лишь когда одни прибывший в деревню оратор с Британского Самоа завел со ней беседу, в основе которой лежал опыт более свободного сексуального мира порта Апиа. Все еще не уверенная в своем самоанском языке, она объяснила ему, что брак между нами был бы неприличным из-за несоответствия рангов. Он принял эту формулу, но добавил с сожалением: «У белых женщин такие красивые толстые ноги». [4, c.198-202]

Прожив эти десять дней, бывших для Мид настолько же восхитительными и полными, она вернулась в Паго-Паго, чтобы подготовиться к поездке на Тау, остров в архипелаге Мануа. Все были согласны с тем, что на островах Maнуа традиции сохранились в большей неприкосновенности и что ей лучше всего отправиться туда. На Тау имелся медицинский пункт, и Рут Холт, жена главного фармаколога Мейта Эдварда Р. Холта, возглавлявшего этот пункт, была в Паго-Паго, где рожала ребенка. Главный медик в Паго-Паго распорядился, чтобы Маргарет поселилась прямо на медицинском пункте. Она прибыла на остров вместе с миссис Холт и новорожденным на тральщике, временно заменившем станционное судно.

Жилье Мид оборудовали на задней веранде амбулатории. От входа в амбулаторию кровать отделяла решетка, и через маленький двор была видна деревня. Рядом находился дом самоанского типа, где она должна была работать с подростками. Самоанский пастор из соседней деревни приставил ко Маргарет девочку, которая стала её постоянной компаньонкой, так как появляться где-либо одной ей не подобало. Мид устроилась на новом месте, урегулировала её хозяйственные отношения с Холтами, у которых был ещё мальчик Артур. Ему еще не было двух лет, однако он говорил уже и по-самоански и по-английски.

Преимущество поселения в амбулатории  Мид скоро стали ясны. Остановись я в самоанском семействе, ей бы не удалось общаться с детьми. Для этого она была слишком значительной персоной. Люди знали, что, когда в Паго-Паго прибыли военные корабли, я обедала на флагманском судне. Это определило мой ранг. С другой стороны, я настаивала, чтобы самоанцы звали миссис Холт, фалетуа, чтобы не возникало никаких вопросов, где и с кем она питалась.

Живя в амбулатории, Мид могла делать то, что в противном случае было бы совершенно неприличным. Девушки-подростки, а позднее и младшие девочки, в необходимости изучения которых она тогда убедилась, днём и ночью заполняли её решетчатую комнатку. Впоследствии она получила право на использование помещения школы для «экзаменов». Под этим предлогом проинтервьюировала их и предложила несколько простых тестов каждой девочке. Маргарет могла свободно ходить по деревне, вместе со всеми участвовать в рыбной ловле, заходить в дома, где женщины занимались плетением. Постепенно она провела перепись всех жителей деревни и изучила семью каждой из моих подопечных. По ходу дела углублялась и во множество этнологических проблем.

Полевая работа Мид была крайне осложнена свирепым ураганом, разрушившим переднюю веранду амбулатории – помещение, которое она приспособила под свой кабинет. Все церемонии были почти полностью приостановлены на время восстановления деревни, а Мид, с большим трудом привыкшей к самоанской пище, пришлось со всеми жителями деревни перейти на рис и лососину, доставляемые Красным Крестом. Морской капеллан, присланный следить за распределением пищи, увеличил собою число жителей маленького жилища. К тому же его пребывание в доме вызвало глубокое раздражение мистера Холта, который, не получив в своё время высшего образования, был всего лишь помощником фармацевта. Он испытывал жгучую боль, сталкиваясь с любыми проявлениями рангов и отличий.

В течение всех этих месяцев Маргарет почти нечего было читать, но это не имело большого значения, так как работа занимала все время её бодрствования. Единственным отвлечением были письма. Отчеты о жизни, адресованные её родным, были хорошо взвешены, это были отчеты о своих радостях и тяготах. Зато в письмах к друзьям Мид слишком заостряла внимание на трудностях. Дело же прежде всего заключалось в том, что Маргарет не знала, правильными ли методами работает. Какими должны были быть эти правильные методы? Она не располагала примерами, на которые могла бы опереться. Профессору Боасу как раз перед отплытием из Паго-Паго Мид написала письмо, в котором делилась с ним своими планами.[4, с.208-212]

Во всех моих последующих экспедициях, где Мид приходилось работать с совершенно неизвестными культурами, передо ней стояла более благодарная задача – сначала познакомиться с культурой вообще, а уже потом работать над её частными сторонами. На Самоа этого не надо было делать. Вот почему ей удалось завершить работу о жизни девочки-подростка за девять месяцев.

Исследуя девочку в предпубертатном возрасте, Маргаре также открыла метод возрастных срезов, к которому можно прибегнуть, когда нельзя провести много лет в экспедиции и вместе с тем нужно воспроизвести динамическую картину развития человеческой личности. На Самоа она сделала только первый шаг. Позднее обратилась к маленьким детям, а затем – к младенцам, ясно понимая, что ей необходимы все стадии развития человека.

Маргарет писала:

Когда я писала «Взросление на Самоа», я самым тщательным образом закамуфлировала  все действительные имена, при этом приходилось пользоваться иногда даже двойной маскировкой, чтобы исключить  всякую возможность распознать реальные лица, стоящие за тем или иным именем. Во введениях, которые я написала к последовавшим изданиям, я не обращалась к девушкам, изученным  мною, как к читателям, для которых  пишу. Трудно было представить, чтобы  какая-нибудь из них когда-нибудь смогла научиться читать по-английски. [4, c.214-215]

4.ПРИНЯТЫЕ ФОРМЫ СЕКСУАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Первое, чему учится маленькая  девочка в своих отношениях с мальчиками, – это стремление их избегать и чувство антагонизма. Её приучают соблюдать в своём общении с мальчиками её родственной группы и семейства в целом все запреты, накладываемые табу на отношения братьев и сестёр; вместе с другими девочками её возраста она привыкает рассматривать всех других мальчиков как своих заклятых врагов. После того как ей исполнится восемь-девять лет, она никогда не приблизится к группе старших мальчиков. Это чувство антагонизма, испытываемого девочкой к маленьким мальчикам, и стыдливого отстранения от старших продолжается до тринадцати-четырнадцати лет, то есть до достижения пубертатного периода у девочек и совершения ритуала обрезания у мальчиков. Дети этого возраста перерастают рамки однополых возрастных групп и возрастного полового антагонизма. Тем не менее у них еще нет активного полового сознания. Именно в это время отношения между полами на Самоа менее всего напряжены эмоционально. Самоанская девочка будет так же спокойно смотреть на мальчиков, как и потом, много позднее, когда она станет пожилой замужней женщиной, матерью нескольких детей. Когда подростки собираются вместе, они устраивают веселую возню, не испытывая при этом ни малейшего смущения, добродушно поддразнивают друг друга. Любимый предмет шуток при этом – «страсть», испытываемая какой-нибудь девочкой к дряхлому восьмидесятилетнему старику, или же провозглашение какого-нибудь мальчика отцом восьмого ребенка пухлой матроны. Время от времени начинают поддразнивать и двух сверстников, смеясь над страстью, питаемой ими друг к другу. «Обвинения» такого рода весело и с негодованием отвергаются обоими. Дети этого возраста встречаются на неформальных сборищах – так называемых сива – во время более формализованных встреч, на общинном лове рыбы на рифах (когда риф на многие ярды окружается сетью) или же на ночном лове рыбы с факелами. Добродушная возня, шутки, совместная работа - главная тональность сборищ такого рода. К сожалению, однако, они слишком редки и непродолжительны, чтобы научить девочек сотрудничеству, а мальчиков и девочек - ценить в представителе другого пола личность.

Через два или три года все это изменится. Девочки не входят более в сплочённую возрастную группу, и это делает отклонение поведения от общих норм менее заметным. Мальчики же, уже начинающие проявлять активный интерес к девочкам, тоже реже появляются в группе и уделяют больше времени общению с близким товарищем. Девочки теряют свою беззаботность. Они хихикают, краснеют, негодуют, убегают. Мальчики становятся застенчивыми, неловкими, молчаливыми. Они избегают общества девочек в дневные часы и в ясные лунные ночи, обвиняя их в эксгибиционистских наклонностях. Дружеские связи в это время более строго замыкаются на круге непосредственных родственников. У мальчиков большая потребность в сердечном поверенном, чем у девочек, ибо только самый ловкий среди них и прожженный донжуан ухаживает без посредников. Конечно, бывают и случаи, когда парочка, только что вышедшая из подросткового возраста, боясь насмешек со стороны близких друзей и родственников, сама незаметно скрывается в кустах. Чаще, однако, первым любовником девушки оказывается более взрослый мужчина, вдовец или разведенный. Здесь нет необходимости в посреднике. Взрослый мужчина не робок, не напуган, кроме того, у него нет человека, которому он мог бы доверить посреднические функции: более молодой человек его предаст, а более старый не отнесется с должной серьезностью к его амурным делишкам. Но первые самостоятельные любовные эксперименты подростков, равно как и донжуанские похождения взрослых мужчин в среде девушек деревни,- это варианты, находящиеся на самых гранях дозволенных типов сексуального поведения. Сюда же нужно отнести и первые опыты юноши с женщиной более зрелого возраста. Но все это чрезвычайно распространено, так что успеху этих опытов редко мешает взаимная неопытность партнеров. И все же эти формы поведения лежат за пределами признанных сексуальных норм. Товарищи юноши и девушки в таких случаях клеймят их как виновных в «tautala lai titi» (поведении не по возрасту), как и тогда, когда юноша любит более зрелую женщину или домогается ее любви. Что же касается приставаний взрослого мужчины к молодой девушке, то они дают пищу сильно развитому у самоанцев чувству юмора. Если же при этом девушка очень юна и неопытна, то эти приставания оскорбляют их чувство приличия. «Она молода, еще так молода, а он такой старый»,- скажут они, и вся тяжесть сурового осуждения выпадет на долю мужчины. Так, например, было в случае некоего матаи, отца ребенка Лоту, шестнадцатилетней дурочки из Олесенги. Расхождение в возрасте и опыте любовников всегда действует либо комически, либо трагически – в зависимости от его величины. Теоретически наказание, выпадающее на долю блудной и непослушной дочери, состоит в том, что ее выдают замуж за очень старого мужчину. И я сама слышала, как девятилетняя девочка презрительно хихикала над страстью своей матери к семнадцатилетнему пареньку. Наихудшими же отклонениями от признанных форм сексуальных отношений является, однако, любовь мужчины к какой-нибудь юной и зависящей от него женщине из его собственного семейства, усыновленному им ребенку, младшим сестрам его жены. Все начинают кричать об инцесте, и чувства иногда раскаляются до такой степени, что виновнику приходится покинуть собственный дом.

Кроме официального брака  существуют еще только два типа половых  отношений, пользующиеся полным одобрением самоанского общества: любовная связь между не состоящими в браке молодыми людьми (включая овдовевших) одного возраста, причем на оценку этой связи не влияет, ведет ли она к браку или же является простым развлечением; полным одобрением пользуется и адюльтер.[4, c.220-224]

У молодежи до брака существуют три формы любовных отношений: тайные свидания «под пальмами», открытое бегство  с возлюбленной - аванга – и церемониальное ухаживание, когда «юноша сидит перед девушкой». Вне всего этого стоит любопытная форма насилия исподтишка, называемая моетотоло: юноша, не пользующийся благосклонностью ни одной девушки, подкрадывается ночью к спящим.

Во всех же трех принятых формах любовных связей юноше нужен  поверенный и посланник, которого он называет соа. Если эти юноши - близкие друзья, то отношения соа могут распространиться на большое число любовных похождений. Оно может быть и преходящим, относящимся только к одному случаю. Соа ведет себя так же, как и оратор: он требует от своего хозяина определенных материальных благ в обмен на нематериальные услуги, им оказанные. Если его посредничество приводит к браку, то жених обязан вручить ему особенно красивый подарок. Выбор соа связан со многими трудностями. Если влюбленный выберет себе в качестве соа спокойного, надежного юношу, какого-нибудь младшего родственника из своего семейства, преданного ого интересам, нечестолюбивого в сердечных делах, весьма вероятно, что неопытность и отсутствие такта у посла загубят все дело. А если он выберет красивого и опытного сердцееда, знающего, «как нежно говорить и тихо подкрадываться», то шансы на завоевание сердца девушки послом и его принципалом будут одинаковы. Эту трудность иногда обходят, поручая дело двум или даже трем соа, причем от каждого из них требуют, чтобы он шпионил за другими. Но такое отсутствие доверия у принципала может породить соответствующее отношение и у его агентов. Как печально сказал мне один чрезмерно осторожный и разочарованный влюбленный: «У меня было пять соа, и лишь один из них оказался верным».

Среди возможных кандидатов на должность соа предпочтение чаще всего отдается двум фигурам – брату и какой-нибудь девушке. Брат по самой своей сути должен быть верен. Девушка же более ловка в этих делах, ибо «юноша может подойти к девушке только вечером или когда она одна, а подружка может ходить с нею целый день, гулять, спать на одной циновке, есть с нею из одной тарелки, нашептывая ей между глотками имя юноши, постоянно говоря ей, как он хорош, как ласков, как верен и сколь он достоин любви. Но лучше всего для должности соа подходит женщина-посланник – соафафине». Однако заполучить на эту должность какую-нибудь женщину трудно. Юноша не может ее выбрать из своих родственниц. Табу запрещает ему даже говорить о делах подобного рода в их присутствии. Только по счастливому стечению обстоятельств может случиться так, что возлюбленная его брата окажется родственницей той, к которой устремлено его сердце. Точно так же лишь другой счастливый случаи может свести его с девушкой или женщиной, которая согласится действовать в его интересах. Самая сильная вражда в группах молодых людей существует не между бывшими любовниками, она возникает не из горечи брошенного и не из оскорбительного высокомерия бросившего. Сильнее всего вражда между юношей и предавшим его соа или же между влюбленным и подругой его любимой, каким-то образом помешавшей его ухаживаниям.

При такой любовной связи  любовник никогда не показывается в  доме своей возлюбленной. Туда может  зайти только его соа, зайти либо с какой-то группой, либо же под вымышленным предлогом. Соа вообще может игнорировать дом девушки и найти случай поговорить с нею, когда она рыбачит, идет на огород, возвращается с поля. Его задача – произнести панегирик во славу своего друга, успокоить страхи девушки, опровергнуть ее возражения и, наконец, добиться у нее согласия на свидание. Любовные связи такого рода обычно очень кратковременны, и как у юноши, так и у девушки их может быть несколько в одно и то же время. По общему признанию, одной из самых законных причин ссор оказывается негодование одного юноши на другого, который пришел к его возлюбленной после него в ту же самую ночь: «Он высмеивал меня». Такие любовные свидания назначаются на краю деревни. «Под пальмами» – вот принятое обозначение любовных встреч такого рода. Очень часто в одном месте назначают свидания три или четыре парочки, в особенности тогда, когда юноши или девушки – родственники. Если у девушки во время свидания закружится голова или же ей станет дурно, то обязанность юноши – вскарабкаться на ближайшую кокосовую пальму, сорвать там кокосовый орех и полить его молоком вместо одеколона лицо своей возлюбленной. По туземной теории, бесплодие – наказание за промискуитет; и наоборот, распространено убеждение, что только устойчивая моногамия награждается зачатием. Если пара тайных экспериментаторов, общественный статус которых настолько низок, что их брак не имеет никакого серьезного значения, по-настоящему привязываются друг к другу и их связь длится несколько месяцев, то очень часто она кончается браком. А местные снобы делают различие между искусным любовником, осчастливленным многими мимолетными связями, и простым парнем, не нашедшим иного доказательства своих мужских достоинств, как вступить в длительную связь, завершившуюся зачатием.[4, c.226-229]

Часто девушка боится выйти  ночью из дома, ибо ночь полна  призраков и дьяволов. Они душат  человека, прибывают по ночам из отдаленных деревень, чтобы похищать девушек, они прыгают на вас сзади, и тогда уже от них нельзя освободиться. Или же она может полагать, что  благоразумнее оставаться дома и  в случае необходимости дать знать  домашним, что она здесь, подав  голос. Тогда влюбленный отважно  прокрадывается в дом. Сняв свою лавалаву, он натирает все тело кокосовым маслом, чтобы ему легче было ускользнуть из рук преследователей и не оставить никакого следа. Он тихонько приподнимает циновки и прокрадывается в дом. Распространенность таких приключений отражается и в полинезийских народных сказаниях, где часто рассказывается о горькой судьбе, выпавшей на долю какого-нибудь несчастливца, «который проспал до утра и на восходе солнца был найден в доме его обитателями». Так как в это время в доме спит не менее дюжины людей и несколько собак, то абсолютное молчание во время свидания - обязательное условие для его успешного завершения. Но этот же обычай свиданий, устраиваемых в доме девушки, приводит и к особому нарушению принятых сексуальных норм - насилию над спящей – моетотоло.