Библия как литература

 

 

САНКТ-ПЕРБУРГСКИЙ ХРИСТИАНСКИЙ УНИВЕРСИТ

 

 

 

 

 

 

Программа «Магистр Богословия»

 

 

 

 

 

Курсовая работа

 

Библия как литература

 

 

 

 

Преподаватель:

Негров  д.н.

 

Выполнил студент:

Захарченко В.П.

 

 

 

 

 

 

Санкт-Петербург 2006

 

ВВЕДЕНИЕ

 

 

«Мы переживаем время «бархатной революции» в библеистике. Ее движущая сила – убежденность в том, что Библия – литературное произведение…» Так начинает свою книгу «Библия как памятник художественной литературы» Лиланд Райкен (Райкен, 2002, с. 11) . Эта работа была написана в первой половине 80-х годов прошлого столетия, и весьма точно отображает тенденции в научной интерпретации Писания в наше время. Маятник  герменевтики основательно качнулся от структуры к семантике. При должном уважении к структурному анализу Текста, накопленном веками ярчайшими умами богословской мысли, мы сегодня наблюдаем тенденцию всякую структурную единицу Писания рассматривать не иначе как в рамках синтеза целого.

С другой стороны, будучи студентом филологического факультета атеистического университета во второй половине 80-х годов, автор данной работы видел немалый интерес светского литературоведения  к Библии как художественному произведению. Принимая во внимание огромный потенциал теории светского литературоведения и методов анализа художественного текста, видится большое будущее в междисциплинарных связях теории и практики определения и анализа художественного текста с герменевтическими подходами современного богословия.

Сегодня нам надо признаться в наличии большей частью вопросов в этой области, нежели ответов на них. Наиболее глобальная проблематика содержится в вопросе о соотношении формы литературы и ее содержания применимо к библейскому тексту. Суть этой проблемы в том, что теория литературы все свои заключения строит на фундаментальном постулате о единстве формы и содержания литературного произведения. Две эти составляющие художественного произведения как частного случая искусства неотделимы друг от друга и находятся во взаимозависимых отношениях. Однако, при доминирующем отношении современных теологов к Библии как литературе, большинство (известных мне) готовы рассматривать литературную форму Библии отдельно от ее содержания. Здесь есть страх перед понятием художественного вымысла.

Цель данной работы – попытка свести вышеобозначенный конфликт к минимуму, оставив при этом Писанию весь Его авторитет как Слова Божьего.

 

 

 

 

 

1. БИЛИЯ КАК ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ТЕКСТ.

 

 

 

Прежде, нежели начинать разговор художественном тексте, необходимо иметь представление о границах более общего по отношению к нему термина. Следует кратко определить характеристики текста вообще. Дабы не утомлять читателя, возьмем общепризнанный в лингвистике терминологический взгляд. Он принадлежит глубоко уважаемому нами Ю. Лотману (Ю. Лотман, 1998, с.59-60) и не вызывает сомнений. Итак, характеристики текста можно свести к трем пунктам:

А. Выраженность. Он зафиксирован в определенном теле и противостоит   внетекстовым структурам.

Б. Ограниченность. Не все знаки входят в его тело.

В. Структурность. Ему присуща внутренняя организация.

В этих рамках возможно говорить, что совокупность всех книг Библии есть тоже текст, поскольку он организован на синтагматическом уровне в структурное целое. Также рамки возможно поставить и отдельно взятой книге Библии. Однако, с точки зрения теории литературы мы не можем назвать текстом в рамках этого понятия отдельные внеконтекстуальные отрывки.

 

Определение художественного текста.

Литература как совокупность произведений словесного искусства, подлежащих чтению и изучению, явление неоднородное. Далеко не всякий субъект словесного искусства является художественным текстом.

1.2.1 Во-первых, формально организованный текст в виде законченного семантически целого не является гарантией художественности этого целого. То есть, например, не стоит считать художественным текстом некое зарифмованное сообщение. Мы по инерции готовы считать рифму признаком искусства, однако, это не самодостаточный признак. Иллюзию художественного текста псевдоискусство может достигать и другими формально организующими характеристиками – музыкальной организацией, использованием средств выражения образной речи и т.д. В этой связи было бы небезынтересно проанализировать многие христианские гимны и задаться вопросом, почему они не оказывают эстетического влияния на слушателя, в то время как Псалмы влияют на людей и оказываются источником вдохновения и для атеистического искусства.

Во-вторых, и об этом уже упомянуто выше, некое полисемантическое по свое природе утверждение, вовлекающее реципиента в дальнейшее моделирование картин мира или нравственно-этических утверждений, не оформленное внутренними структурными связями, также нельзя квалифицировать как художественный текст. Даже если мы имеем все три вида сообщения, характеризующие текст с точки зрения лингвистики – фактуальный (или фактологический), концептуальный и подтекстовый, формально мы не можем считать этот текст художественным, если он не содержит в себе единую авторскую структурную целостность. Связующими структурными единицами здесь следует считать не только, и даже не столько визуализированные соединительные единицы языка (такие, как союзы, частицы, собственно пунктуация и т.д.), сколько когезии, менее четко выраженные в ткани текста.  Когезии внутренне связывают текст и придают ему цельность не только в смысле единства сюжета и фабулы, но и в смысле единства цели текста. Наличие и богатство когезий1 определяет, если можно так выразиться, меру художественности текста. Эта характеристика художественного текста напрямую связана с его полисемантичностью.

1.2.2 Если мы всмотримся пристально в деление на требования к форме и требования к содержанию, то увидим совершенную искусственность такового. Деление осуществлено только лишь для удобства аргументации. На практике же единство формы и содержания является основополагающим условием существования художественного текста. У теории литературы, как у эстетики вообще есть фундамент – единство формы и содержания. (Лотман, 1998, с. 169) Русское литературоведение настаивает на диалектическом единстве формы и содержании. А.С. Бушмин ставит вопрос о том, возможно ли вообще расчленение, аналитическое исследование художественных единств? И отвечает, что содержание и форма не существуют раздельно. (Бушмин, 1969, с. 104). Это во многом стоит и надлежит назвать философиею. Мы видим у Гегеля: «Содержание есть ничто иное, как переход формы в содержание, и форма есть ничто иное, как переход содержания в форму» (Гегель, ПСС, т.1, 1930, с. 224)

 Г. Гадамер. писал: «Что мы называем произведением, является таковым лишь постольку, поскольку оно представляет собой смысловое целое».2

В отличие от рядового читателя критик – человек, обладающий способностью постоянно находиться в сфере целого. Миллионы людей, не посвященные в тайны критического мышления, читают Библию «критически» - то есть, пытаясь «разъять» текст на важные детали, нюансы, тонкости, обычно скрытые от «простодушных» читателей. Вот этот изощренный интерес к деталям они и склонны возводить в ранг специфического свойства профессиональной критики. Между тем симптом здесь принят за причину, - важнейшее отличие критики профессиональной от любительской – стойкая, всеохватная ориентация на целое. (Вайман С., 1987, с.171). Таким образом, надлежит сделать вывод, что при анализе художественного текста мы не можем дать адекватную авторскому замыслу, его цели интерпретацию произведения, если форму рассматриваем отдельно от содержания. Применимо к нашему герменевтическому полю Библии, у нас есть два возможных выхода: либо признать Библию сакральным нелитературным текстом, либо исходить из предпосылки того, что Библия является художественной литературой в классическом единстве формы и содержания.

Первому допущению мы можем ответить достаточно внятно, указав на общие попытки привлечь внимание к литературным параллелям Писания с современным ему окружением. На русский язык переведен труд Дэвида Ауни «Новый Завет и его литературное окружение». Автор представляет великолепное критическое исследование этого вопроса методом сопоставления литературных форм Нового Завета с литературными формами других дошедших до нас известных по времени и содержанию источников. Количество переработанного и систематизированного материала настолько велико, выводы настолько аргументированы и аккуратны, что опровергнуть литературную ценность Нового Завета после нее будет затруднительно.

Кроме этого русскому читателю доступна вышеупомянутая работа  Л. Райкена. Автор исследует именно художественную форму библейской литературы. При этом определяет понятие «литература» в рамках исследования не как беллетристику, а именно в узком понимании «художественной литературы» (Л. Райкен, 2002, с. 12). Позже мы еще вернемся к анализу этой книги.

Полезна также здесь будет ссылка на статью Вильяма Бердсли3

Разработка вопроса художественной ценности Ветхого Завета  представлена еще шире. Данная работа не ставит целью создание библиографии по теме, и если кто возьмется за этот труд, ему также предстоит столкнуться с великим множеством не только научной литературы, но и еще большим числом художественных произведений, вдохновленных ветхозаветными сюжетами,  их образами, их красотой.

Большинство упомянутой и неупомянутой литературы на эту тему разрабатывает тему стилистики, формальных признаков библейской литературы. В рамках данной работы есть попытка уделить адекватное внимание и содержанию.

1.2.3 Принимая во внимание нашу предпосылку о квалификации Библии как художественного произведения, мы должны исследовать и другие характеристики литературы как части искусства применимо к ней.

Важнейшим признаком художественной словесности следует считать полисемантичность. Часто в критике можно встретить другой термин – «многоплановость». Смысл этого явления в том, что художественное произведение невозможно пересказать нехудожественным языком. Л. Н. Толстой заявлял, что мог бы выразить идею романа «Анна Каренина» только написав весь роман еще раз. (Толстой Л.Н., 1953, с.168) Чем больше возможных толкований текста, тем глубже художественное значение и его долговечность. Текст, допускающий ограниченное число толкований, приближается к нехудожественному. (Лотман, 1998, с.78) Глядя на историю интерпретации Библии, стоит вслед вышеозначенному постулату признаться в определении Текста Библии как высокохудожественного произведения. Если бы у нас была возможность собрать все проповеди на определенный произвольно взятый отрывок Писания и сравнить многообразие его толкования, это стало бы видимым. Хотя существующая критическая Библейская литература сама по себе является веским доказательством тому.

Небиблейская художественная литература имитирует реальность. (Лотман, 1998, с. 69) Библейский художественный текст пытается передать реальность, существующую за пределами восприятия всуе, некую трансцендентную реальность духовного мира. Для ее моделирования тоже требуются художественные метод. Именно в силу своей инаковости многие понятия передаются  средствами художественной речи:  образами, тропами и т.д. Главное – понимать, что мир Библии – реален, он не моделируется как в светской литературе, моделируется лишь имманентность этого мира для передачи некоего сообщения читателю (слушателю). (ср. 2 Кор. 5:7)

Далее светское литературоведение актуализирует еще один признак. Важным свойством художественного поведения  (которого требует восприятие художественного произведения) является то, что практикующий его находится как бы в двух реальностях одновременно: погружение в переживание героев и события вызывают реакцию и мотивацию к неким поступкам, однако с другой стороны он ясно осознает, что этих поступков делать не надо. (Лотман, 1998, с. 75)

Принимая во внимание присутствие вымысла в светской художественной литературе, таковой текст вызывает нелогичное поведение. Происходит то, о чем писал Пушкин: «над вымыслом слезами обольюсь». Мы понимаем, что это вымысел, и лить слезы глупо, однако делаем это. Мы не считаем Библию вымыслом, однако применительно к Библии вопрос влияния текста на читателя имеет гораздо более широкий спектр, нежели простецовая мотивация типа «потому что это было на самом деле». Независимо оттого, был ли историчен эпизод принесения Авраамом Исаака в жертву или не был (автор данной работы считает должным указать на то, что верит именно в историчность вышеуказанной ситуации) – воздействие на читателя, эмоциональный отклик в подавляющем большинстве случаев не зависит от предпосылки читателя. Нравственный импульс сопереживания и устремления к добру, справедливости одинаков от встречи с Эдипом и Иовом.

Мы понимаем, что религиозный текст (и Библия как частный случай) имеют всегда на один план больше в этой связи. Он не предполагает и не намекает, а указывает явно на существование некоего основополагающего плана всего сюжета. Конечно, книга Иова – самая яркая иллюстрация тому. Лотман пишет: «Церковно-культовый текст строится по принципу многоярусной семантики».(Лотман, 1998, с.77) Одни и те же знаки несут на разных уровнях разное содержание. Мы лишь добавляем, что «обливаться слезами» нам приходится не над вымыслом, но реалиями настолько далеко отстоящими от нашего времени, и потому подернутые туманом «веков давно минувших лет», производящим поле отчуждения в объективном восприятии от субъекта.

1.2.4 Наконец, мы должны сказать об особом языке художественного произведения. Мы не говорим о языке как структурной системе фонетических, грамматических, пунктуационных и стилистических правил. Будем вслед за Фердинандом де Соссюром разграничивать «langue» и «parole». «Langue» остается неизменен, но при этом создается свое уникальное семантическое поле произведения. Применительно к Библии смотри статью Энтони Ч. Тизелтона. «Семантика и толкование Нового Завета» (Тизелтон Э., 2004, с. 83-121)

Никто из литературных критиков не справляется с задачей анализировать структуру языка художественного произведения отдельно от его содержания. «Язык художественного текста в своей сущности является определенной художественной моделью мира и в этом смысле всей своей структурой принадлежит «содержанию» - несет  информацию», - утверждает Лотман. (Лотман, 1998, с. 35) Выбор средства художественного выражения мысли автора – большая задача. Для автора «Слова о полку Игореве» действительно было важно сделать правильный выбор между тем, чтобы петь «по былинам сего времени» или «по замышлению Баяна». Подобная задача стояла перед Иисусом: как учить, лекцией или притчами.4 Теперь критика Библии также много времени уделяет определению жанров, типов, текста, параллелей с современными ему авторами. Почему? Потому что сам выбор художественной коммуникативной системы несет в себе определенную семантическую задачу.