Готический мир в произведении «Грозовой перевал» Эмилии Бронте

Введение  
 
     Исследование  творчества выдающейся английской писательницы Эмилии Бронте (1818-1848) есть чрезвычайно  важным аспектом понимания особенностей литературного процесса Англии середины ХІХ столетие. Без сомнения, все  новые поколения читателей открывают для себя ее неповторимый, уникальный талант, который с утонченностью проявился в ее поэтическом творчестве и едином романе “Грозовой Перевал” (1847). 
     Творческое  наследство Эмилии Бронте продолжает привлекать внимание многих поколений  читателей и литературных критиков, ей присущая непревзойденная самобытность, образность и живописность. 
     Образцово продуманный сюжет, новаторское использование нескольких повествователей, внимание к подробностям сельской жизни в сочетании с романтическим истолкованием природных явлений, ярким образным строем и переработкой условностей готического романа делают «Грозовой перевал» эталоном романа позднего романтизма и классическим произведением ранневикторианской литературы. 
     В данной работе мы попытаемся найти в произведении «Грозовой перевал» черты готического романа.  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 
Готический  роман  
       
     Готический  роман утвердил себя как литературный жанр, и к концу восемнадцатого столетия количество произведений в  этом жанре стало расти с невероятной быстротой [1].  
     Готический  роман отличают следующие черты:  
     1. Сюжет строится вокруг тайны  – например, чьего-то исчезновения, неизвестного происхождения, нераскрытого  преступления, лишения наследства. Обычно используется не одна  подобная тема, а комбинация из нескольких тем. Раскрытие тайны откладывается до самого финала. К центральной тайне обычно добавляются второстепенные и побочные тайны, тоже раскрываемые в финале.  
     2. Повествование окутано атмосферой  страха и ужаса и разворачивается  в виде непрерывной серии угроз покою, безопасности и чести героя и героини.  
     3. Мрачная и зловещая сцена действия  поддерживает общую атмосферу  таинственности и страха. Большинство  готических романов имеют местом  действия древний, заброшенный,  полуразрушенный замок или монастырь, с темными коридорами, запретными помещениями, запахом тлена и шныряющими слугами – соглядатаями. Обстановка включает в себя завывание ветра, бурные потоки, дремучие леса, безлюдные пустоши, разверстые могилы – словом, все, что способно усилить страх героини, а значит, и читателя.  
     4. В ранних готических романах  центральный персонаж – девушка.  Она красива, мила, добродетельна,  скромна и в финале вознаграждается  супружеским счастьем, положением  в обществе и богатством. Но, наряду  с общими для всех романтических героинь чертами, она обладает и тем, что в 18 в. называли “чувствительностью”. Она любит гулять в одиночестве по лесным полянам и мечтать при луне у окна своей спальни; легко плачет, а в решительную минуту падает в обморок.  
     5. Сама природа сюжета требует присутствия злодея. По мере развития готического жанра злодей вытеснял героиню (всегда бывшую не столько личностью, сколько набором женских добродетелей) из центра читательского внимания. В поздних образцах жанра он обретает полноту власти и обычно является двигателем сюжета. [2]  
     Все эти черты были известны прозе  и драматургии и прежде, но именно в готическом романе они вошли  в настолько отчетливое и эффективное  сочетание, что произведение, у которого нет хотя бы одной из этих черт, уже нельзя отнести к чистому готическому жанру.  
     Одной из ведущих форм готического типа сюжетного развертывания образа человека и мира является особая пространственная организация произведения. Развертывание  сюжета происходит в связи с продвижением героя в глубину сложно организованной системы пространств “готического топоса” - старинного строения, которое становится также организующим началом развертывания пространств внутреннего мира героя.  
     Готический  тип сюжетного развертывания, т.е. особый тип сюжетного развертывания, организующий художественный мир готического романа, определяется спецификой основных разрабатываемых в этом жанре аспектов человеческого бытия: ограничение свободы человека рамками фатума, физическое заключение, столкновение с иррациональным и дьявольским, психическое расстройство, физическое и психологическое насилие, преследование [1].   
 
     Традиционное  использование недостаточности  освещения в узловых для сюжетного  развития сценах также позволяет  автору придать пространству неопределенность, запутанность, вариативность, мнимость, неизмеримость, опасность, т.е. развернуть пространство в характерно готическое.  
     Разработка  мотива замкнутости - одна из основополагающих особенностей пространственного развертывания  в готическом романе. Ее осуществление идет по следующим направлениям:  
     1) замкнутость становится эпически  наглядным проявлением одного  из главных элементов готической  поэтики: заключение героя в  непреодолимые рамки обстоятельств 
     2) вместе с тем, объективным обстоятельствам,  порождающим несвободу героя, сопутствуют обстоятельства субъективные - замкнутость может быть рассмотрена в аспекте пространственного самозаключения, добровольного пребывания в плену.    
 
     Переход на собственно психический уровень  дает возможность сколь угодно разнообразить и усложнять сюжетное развитие посредством использования продуктов психической жизни персонажа - снов, видений, мнимых событий. Готическое пространство разворачивается на этом уровне параллельно с “расширением сознания”, которого автор достигает посредством использования измененных состояний психики персонажей. Здесь весьма характерно пограничное состояние между сном и бодрствованием, в котором ни реальность, ни сон не могут рассеять друг друга и присутствуют в столкновении.  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 
Эмилия  Бронте и ее роман «Грозовой перевал» 
     В английской литературе середины ХІХ ст. романтизм и “классический реализм” присутствовали одновременно. Отсюда вытекает специфическое для литературы этой страны взаимопроникновения двух художественных систем. Писатели-реалисты значительно углубили решение проблемы взаимоотношений личности и общества с помощью объяснения типичных социальных обстоятельств, которые определяют природу типичных характеров. [4] 
     По  моему мнению, наиболее приемлемым есть утверждения о том, что в этом романе существует синтез этих двух методов, потому, что реалистический в своей основе, роман обогащен романтической традицией. Из такого синтеза возник неповторимый реализм, который смущал современников автора.  
     Если  бы Эмили Бронте осветила в своем романе лишь историю любви Кетрин к Хитклифа и Линтона, то книгу, несомненно, можно было бы отнести к “классическому реализму” (понимая, конечно, всю условность реализма как метода репрезентации действительности). Возможно, при первом чтении книга Эмили Бронте вызывает впечатление, которые перед читателем - готический роман ужасов. События романа происходят в пасмурной местности английской провинции, где расположенное имение отшельника - Хитклифа. Тем не менее, непривычная атмосфера и фантастические мотивы, не заменят бесспорного факта, что драма, которая лежит в основе этого романа, имеет реалистическую основу. [4] 
Сюжет романа «Грозовой  перевал» навеян отчасти семейными  преданиями. Отец Эмили, пастор Бронте, происходил из ирландской крестьянской семьи и в молодые годы сам работал ткачом. Он давно покинул Ирландию, но его еще связывали с родным народом те сказки и легенды, которые он берег в памяти и долгие зимние вечера рассказывал своим дочерям. Рассказывал он и о своих предках; среди этих семейных историй была одна, о каком-то таинственном найденыше, который из мести за испытанные в детстве унижения, разорил воспитавшую его семью. Но не только этот образ, послуживший, видимо, прототипом Хитлифа, роднит книгу Эмили со старыми ирландскими легендами.  В суровом колорите романа, в мрачной фантастике некоторых его эпизодов чувствуется дыхание Ирландии, оживают сказания о демонах и эльфах – эти поэтические грезы оскорбленного и гордого народа.[3] 
Но в еще  большей степени материалом для  романа послужили наблюдения самой писательницы, хорошо знавшей жизнь йоркширских фермеров и сквайров. В моих воспоминаниях о сестре Шарлотта Бронте писала: «Она хорошо знала окрестных жителей, знала их обычаи, их язык, и семейные истории. Она слушала о них с интересом и могла рассказывать о них подробно, точно и живо…Все, что ей рассказывали о них, она крепко  хранила в памяти и особенно интересовалась теми трагическими и ужасными событиями, которые поневоле поражают людей, знакомых с историей любой дикой местности» 
Унылая затхлая  жизнь английской провинции, полная предрассудков и тайных преступлений, совершаемых во имя наживы, отражена в романе. Действие его происходит в конце XVIII – начале XIX века, но Эмилия Бронте не соблюдает исторической достоверности и в сущности рисует современную ей эпоху. 
Роман «Грозовой  перевал» подвергся в свое время  ожесточенным нападкам реакционных  критиков. Их возмущало несходство этой книги с трафаретными викторианскими романами – полное отсутствие назойливого  морализирования, смелое изображение  характеров и страстей, сложных человеческих взаимоотношений.  
Главная заслуга писательницы – в сурово разоблачении мнимой идиллии английских провинциальных усадеб. Беспробудное пьянство, драки, побои, издевательства над больными и слабыми, чудовищные денежные махинации и аферы  - таков мир богатых фермеров и сельских сквайров, правдиво изображенных Эмилией Бронте. Это молчаливая девушка проявила критическую наблюдательность и смелость, характерную для передовых демократических писателей.[3] 
Язык романа разнообразен. Писательница стремится передать и страстную, отрывистую Хитклифа, и спокойную эпическую манеру Эллен Дин, и жизнерадостную болтовню маленькой Кэтрин, и беспорядочный бред старшей Кэтрин. 
«Грозовой перевал» является, по словам Ральфа Фокса, «одной из выдающихся книг, созданных человеческим гением. Это самый страстный и ужасающий вопль, который когда-либо даже викторианской  Англии удалось вырвать у человека». Жестокая история тех обид, которые терпит человек в обществе, основанном на корысти и лжи, рассказана Эмилией Бронте в ее романе, по справедливости оцененном передовой критикой.[3]  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 
Готические  традиции в романе «Грозовой перевал» 
     Как роман вообще и произведение литературы ужаса в частности стоит отметить  “Грозовой перевал” (1847) Эмили Бронте с его сумасшедшими, открытыми ветрам йоркширскими пустошами и порожденной ими жестокой извращенной жизнью. Хотя изначально была задумана история о человеческой жизни и страстях, пребывающих в конфликте и агонии, ее эпический космический размах не оставляет в стороне и внеземной ужас. Сверхъестественный ужас, описанный мисс Бронте, не просто отклик на готический роман, но соответствующее по напряженности отражение человеческой реакции на неведомое. В этом отношении "Грозовой перевал" стал символом перехода от одной литературной традиции к другой и свидетельством становления новой и значительной школы. [1]  
     В викторианскую эпоху властно  заявляет о своих права и возможностях реализм, и доведенные до крайности  эффекты “старой готики” уже  невозможные. Появляется “новая готика” как симбиоз разных направлений. Величайшие представители ее - В.Г. Эйнсворт, Э. Бульвер-Литтон, Шарлотта и Эмили Бронте. Эйнсворт и Бульвер ориентируются на оккультизм, парапсихологию. У оккультистов своя натурфилософия, по которой человеческий микрокосм организма является частицей макрокосмоса. Таинственные, неизвестные проявления не в потусторонних силах, духах, а в еще не постижимой энергетике самого организма. 
     Итак, проследим какие черты готического  романа проявляются в произведении «Грозовой Перевал»:  
 

Сюжет строится вокруг тайны – например, чьего-то исчезновения, неизвестного происхождения, нераскрытого преступления, лишения  наследства. Обычно используется не одна подобная тема, а комбинация из нескольких тем. Раскрытие тайны откладывается до самого финала. К центральной тайне обычно добавляются второстепенные и побочные тайны, тоже раскрываемые в финале.      

«Грозовой перевал» является имитацией дневника мистера Локвуда, который приехал  на дикие вересковые поля из большого города. Мысль о создании этого дневника пришла Локвуду после посещения Грозового перевала, в котором его встретили очень холодно, и в котором все показалось ему окутанным тайной: 
     «"Входите" было произнесено сквозь стиснутые зубы и прозвучало как "ступайте к черту"; да и створка ворот за его плечом не распахнулась в согласии с его словами. Думаю, это и склонило меня принять приглашение: я загорелся интересом к человеку, показавшемуся мне еще большим нелюдимом, чем я.»[5]  
 
     «- Право, миссис Дин, вы сделаете милосердное дело, если расскажете мне о моих соседях: мне, я чувствую, не заснуть, если я и лягу; так что будьте так добры, посидите со мною, и мы поболтаем часок.» [5]  
 
     Локвуд записывает, сокращает и редактирует рассказ “болтливой тетушки” - служанки и вместе с тем экономки и няни в домах «Грозового перевала» и в Долине Дроздов - Элен Дин. Некоторые события и характеры настолько экстравагантные, что их не могут постичь ни скептический Локвуд, ни простодушная Дин.  
     Тайной  до конца произведения остается происхождение Хитклифа. Это не интересует писательницу. В отличие от многочисленных романов, где нищий оказывает в конце концов сыном какого-нибудь аристократа, Эмилия Бронте оставляет своего героя  безродным найденышем, чтобы подчеркнуть его враждебность окружающему обществу. 
     Загадкой  окутано исчезновение Хитлифа –  мы не знаем, куда он ушел, чем занимался  и каким образом разбогател. Эмили  Бронте дает лишь подсказки, по которым  можно догадаться, что произошло  с Хитклифом:  
 
     «Теперь при свете камина и свечей я еще более изумилась, увидев, как преобразился Хитклиф. Он вырос высоким, статным атлетом, рядом с которым мой господин казался тоненьким юношей. Его выправка наводила на мысль, что он служил в армии. Лицо его по выражению было старше и по чертам решительней, чем у мистера Линтона, - интеллигентное лицо, не сохранившее никаких следов былой приниженности. Злоба полуцивилизованного дикаря еще таилась в насупленных бровях и в глазах, полных черного огня, но она была обуздана. В его манерах чувствовалось даже достоинство: слишком строгие - изящными не назовешь, но и грубого в них ничего не осталось. Мой господин был столь же удивлен, как и я, если не больше; с минуту он растерянно смотрел, не зная, в каком тоне обратиться к "деревенскому мальчишке", как он его только что назвал. Хитклиф выронил его тонкую руку и, холодно глядя на него, ждал, когда он соизволит заговорить.»[5]  
 
     2. Повествование окутано атмосферой  страха и ужаса и разворачивается  в виде непрерывной серии угроз  покою, безопасности и чести  героя и героини.   
     Когда старший  Эрншо умер, Хиндли, к тому времени несколько лет проживший в городе, приехал на похороны не один, а с женой. Вместе они живо завели на Грозовом Перевале свои порядки, причем молодой хозяин не преминул жестоко отыграться за унижения, которые когда-то переносил от отцовского любимца: тот теперь жил на положении едва ли не простого работника, Кэтрин тоже приходилось нелегко на попечении недалекого злобного ханжи Джозефа: 
     « Он удалил его со своих глаз, отправил к слугам и прекратил его занятия со священником, настояв, чтобы вместо учений он работал - и не по дому, а в поле; да еще следил, чтоб работу ему давали не легче, чем всякому другому работнику на ферме.» 
     «Пускай священник задает Кэтрин выучить наизусть сколько угодно глав, и Джозеф пускай колотит Хитклифа, пока у него у самого не заболит рука, - они все забывали с той минуты, когда снова оказывались вдвоем, или по меньшей мере с минуты, когда им удавалось составить какой-нибудь озорной заговор мести. Сколько раз я плакала потихоньку, видя, что они становятся со дня на день отчаянней, а я и слова молвить не смею из боязни потерять ту небольшую власть, какую еще сохраняла над этими заброшенными детьми. »[5] 
     У Хиндли Эрншо родился сын — Гэртон; мать мальчика после родов слегла и больше уже не вставала. Потеряв самое дорогое, что у него было в жизни, Хиндли на глазах сдавал и опускался: целыми днями пропадал в деревне, возвращаясь же пьяным, неуемным буйством наводил ужас на домашних. 
     «Дурная жизнь и дурное общество господина служили печальным примером для Кэтрин и Хитклифа. Хиндли так обращался с мальчиком, что тут и святой превратился бы в черта. И в самом деле, Хитклиф был в ту пору точно одержимый. Он с наслаждением следил, как Хиндли безнадежно опускается; как с каждым днем крепнет за ним слава до дикости угрюмого, лютого человека. » 
     «Он вошел, извергая такую ругань, что слушать страшно; и поймал меня на месте, когда я запихивала его сына в кухонный шкаф. Гэртон испытывал спасительный ужас перед проявлениями его животной любви или бешеной ярости, потому что, сталкиваясь с первой, мальчик подвергался опасности, что его затискают и зацелуют до смерти, а со второй - что ему размозжат голову о стену или швырнут его в огонь; и бедный крошка всегда сидел тихонько, куда бы я его ни запрятала.»[5] 
     Хитклиф исчез после свадьбы Эдгара и Кэтрин, и вернулся через много лет. Кэтрин с Хитклифом встретились как старые добрые друзья, у Эдгара же, который и раньше недолюбливал Хитклифа, его возвращение вызвало неудовольствие и тревогу. И не напрасно. Его жена в одночасье утратила душевное равновесие, так бережно им оберегаемое. Оказалось, что все это время Кэтрин казнила себя как виновницу возможной гибели Хитклифа где-то на чужбине, и теперь его возвращение примирило её с Богом и человечеством. Друг детства стал для нее ещё более дорог, чем прежде.   
     Частые визиты Хитклифа на Мызу Скворцов возымели одно неожиданное следствие — Изабелла Линтон, сестра Эдгара, без памяти влюбилась в него. Все вокруг пытались отвратить девушку от этой почти противоестественной привязанности к человеку с душою волка, но та оставалась глуха к уговорам, Хитклифу она была безразлична, ибо ему было плевать на всех и вся, кроме Кэтрин и своей мести; вот орудием этой мести он и решил сделать Изабеллу, которой отец, обойдя Эдгара, завещал Мызу Скворцов. В одну прекрасную ночь Изабелла сбежала с Хитклифом, а по прошествии времени они объявились на Грозовом Перевале уже мужем и женой. Нет слов, чтобы описать все те унижения, каким подвергал молодую жену Хитклиф, и не думавший от нее скрывать истинных мотивов своих поступков. Изабелла же молча терпела, в душе недоумевая, кто же такой на самом деле её муж — человек или дьявол? 
     « Он не человек, - возразила она, - у него нет права на мою жалость. Я отдала ему сердце, а он взял его, насмерть исколол и швырнул мне обратно. Чувствуют сердцем, Эллен, а так как он убил мое сердце, я не могу ему сочувствовать; и не стала бы, хотя бы он молил меня с этой самой ночи до смертного дня и лил кровавые слезы о Кэтрин! Нет, поверь мне, поверь, не стала бы... »[5] 
     С Кэтрин Хитклиф не виделся с самого дня своего побега с Изабеллой. Но однажды, узнав, что она тяжело больна, он, несмотря ни на что, явился в Скворцы. Мучительный для обоих разговор, в котором до конца обнажилась природа чувств, питаемых Кэтрин и Хитклифом друг к другу, оказался для них последним: в ту же ночь Кэтрин скончалась, дав жизнь девочке.  
     «Вдвоем они представляли для равнодушного наблюдателя странную и страшную картину. Кэтрин недаром полагала, что рай был бы для нее страной изгнания, если только, расставшись со смертным телом, она не отрешилась бы и от своего нравственного облика. Сейчас ее лицо, белое, с бескровными губами и мерцающим взором, выражало дикую мстительность; в зажатых пальцах она держала клок вырванных волос. А Хитклиф, когда поднимался, одной ладонью уперся в пол, а другой стиснул ее руку у запястья; и так мало было у него бережности к больной, что, когда он разжал пальцы, я увидела четыре синих отпечатка на бесцветной коже.»[5]  
 
     Следующие три года прошли спокойно, ибо всякие сношения между Грозовым Перевалом и Мызой Скворцов находились под запретом. Когда Кэти исполнилось шестнадцать, она таки добралась до Перевала, где нашла двух своих двоюродных братьев, Линтона Хитклифа и Гэртона Эрншо; второго, правда, с трудом признавала за родственника — уж больно груб и неотесан он был. Что же касается Линтона, то, как когда-то её мать, Кэти убедила себя, что любит его. И хотя бесчувственный эгоист Линтон не был способен ответить на её любовь, в судьбу молодых людей вмешался Хитклиф. 
     К Линтону он не питал чувств, сколько-нибудь напоминавших отцовские, но в Кэти видел отражение черт той, что всю жизнь владела его помыслами, той, чей призрак преследовал его теперь. Поэтому он задумал сделать так, чтобы и Грозовой Перевал, и Мыза Скворцов после смерти Эдгара Линтона и Линтона Хитклифа перешли во владение Кэти. А для этого детей надо было поженить. Хитклиф устраивал им свидания, запугивая умирающего Линтона и надеясь на жалость Кэти. 
     «- Тише! - прошептал Линтон. - Ради бога, тише! Он идет. - И он схватил Кэтрин за локоть, силясь ее удержать; но при этом известии она поспешила высвободиться и свистнула Минни, которая подбежала послушно, как собака.  
- Я буду здесь в следующий четверг, - крикнула Кэти, вскочив в седло. - До свиданья. Живо, Эллен!  
Мы его оставили, а он едва сознавал, что мы уезжаем, - так захватило его ожидание, что сейчас подойдет отец..»[5] 
     И Хитклиф, вопреки воле умирающего отца Кэти, устроил их брак. Несколько дней спустя Эдгар Линтон скончался, а в скором времени за ним последовал и Линтон Хитклиф. 
     «Она все равно должна будет или пойти за него, или оставаться под арестом с тобою вместе, покуда твой господин не помрет. Я могу держать тут вас обеих взаперти тайно ото всех. Если сомневаешься, подбей ее взять назад свое слово, тогда тебе представится возможность в этом убедиться.»[5]   
     Вот и осталось их трое: одержимый Хитклиф, презирающий Гэртона и не находящий управы на Кэти; беспредельно высокомерная и своенравная юная вдова Кэти Хитклиф; и Гэртон Эрншо, нищий последыш древнего рода, наивно влюбленный в Кэти, которая нещадно третировала неграмотного деревенщину-кузена. 
Гнетущее влияние  социальной среды сказывается почти  на всех характерах романа. Неуклонно  совершается моральное падение  развращенного богатством и безнаказанностью Хиндли; в атмосфере жестокости и  всеобщего пренебрежения утрачивает свою природную доброту Гэртон; сын Хитклифа, Линтон, избалованный матерью  и запуганный отцом, растет не только больным, но и вероломным, жестоким, трусливым ребенком; диких порывов грубости не может сдержать старшая Кэтрин, а доброта и жизнерадостность младшей Кэтрин вянут от соприкосновения с жестоким миром. Сама любовь превращается здесь в источник обид и страданий. «Любовь женщины и мужчины стала бесприютной скиталицей среди холода болот», - писал прогрессивный английский литературовед Ральф Фокс о героях Эмили Бронте.  
  
 
 

Мрачная и  зловещая сцена действия поддерживает общую атмосферу таинственности и страха. Большинство готических романов имеют местом действия древний, заброшенный, полуразрушенный замок  или монастырь, с темными коридорами, запретными помещениями, запахом тлена и шныряющими слугами – соглядатаями. Обстановка включает в себя завывание ветра, бурные потоки, дремучие леса, безлюдные пустоши, разверстые могилы – словом, все, что способно усилить страх героини, а значит, и читателя.  

 
     По-новаторски срабатывает типичный для готического романа прием локуса невменяемости. Этим локусом есть уже не замок, а дом которому 1500 лет, - цитадель против возмущенных стихий. В этом понуром доме властвует атмосфера озлобленности.  
     «Грозовой Перевал - так именуется жилище мистера Хитклифа. Эпитет "грозовой" указывает на те атмосферные явления, от ярости которых дом, стоящий на юру, нисколько не защищен в непогоду.»[5]  
 
     Есть  здесь так называемый “включенное  пространство” (пространство в пространстве) - таинственная комната с камерой для кровати, которая напоминает гроб.  
     «Всю обстановку составляли стул, комод и большой дубовый ларь с квадратными прорезами под крышкой, похожими на оконца кареты. Подойдя к этому сооружению, я заглянул внутрь и увидел, что это особого вида старинное ложе, как нельзя более приспособленное к тому, чтобы устранить необходимость отдельной комнаты для каждого члена семьи. В самом деле, оно образовывало своего рода чуланчик, а подоконник заключенного в нем большого окна мог служить столом.»[5]  
 
В эпизоде с призраком Кэтрин, который является Локвуду за окном заброшенной детской, Фокс видел символическое воплощение страждущей человеческой души; лишенная прибежища, она бродит по земле, захваченной ханжами и корыстолюбцами. Фокс называл эту сцену, проникнутую глубоким жизненным трагизмом, самой потрясающей во всей английской литературе. 
     Дом на «Грозовом перевале» - жилье детей  бури, а цивилизованный современный  дом в уютной Мызе Скворцов - детей мира. Отношения между этими контрастными пространствами происходят по принципу взаимо отторжения и притягивание. После смерти Хитклифа-разрушителя, который завладел обеими домами, утихают конфликты и наступает равновесие, которое, по толкованию исследователей, символизирует космическое равновесие. Ежедневные визиты духа Кетрин к смертельно больному Хитклифу можно истолковать как проявления его паранойи.  
 
     «Мне слышно было, как мистер Хитклиф без отдыха мерил шагами пол и то и дело нарушал тишину глубоким вздохом, похожим на стон. Бормотал он также и отрывистые слова; единственное, что мне удалось разобрать, было имя Кэтрин в сочетании с дикими выражениями нежности или страдания; и он произносил его так, как если бы обращался к присутствующему человеку: тихо и веско, вырывая из глубины души.»[5]  
 
     С непревзойденным мастерством и конкретностью писательница описывает быт персонажей.  
     «Впрочем, в одном углу сиял жарким светом набор огромных оловянных блюд, которые, вперемежку с серебряными кувшинами и кубками, взобрались ряд за рядом по широким дубовым полкам под самую крышу. Никакого настила под крышей не было: вся ее анатомия была доступна любопытному глазу, кроме тех мест, где ее скрывало какое-то деревянное сооружение, заваленное овсяными лепешками и увешанное окороками - говяжьими, бараньими и свиными.»[5] 
     Вместе  с ними читатель будто ощущает шум пронзительного, холодного ветра в кронах елей, который царапает ветвью по оконному стеклу. Читателя будто согревает тепло камину, заслепляет блеск посуды, разложенной на широких дубовых полках. Но уникальность и неповторимость романа заключается в том, что реалистический замысел внедрен в нем через романтическую символику (даже имя главного героя Хитклиф означает “скала, которая поросла вереском”).  
      Особое  внимание привлекает мастерство автора при изображении стихий - могущественных сил природы, которые изменяются настолько медленно, что на протяжении жизни человека они кажутся вечными и неизменяемыми. Это изображение максимально конкретное: читатель будто ощущает кухонные запахи Грозового Перевала, силу ветра, который завивает в зарослях вереска, кажется, ощущает даже изменение времен года.  
и т.д.................