Жизнь и творчество О.Берггольц

Казалось бы, все, предел. Ведь было десятью годами раньше сказано: Все, что пошлешь: нежданную беду, 
 
    свирепый искус, пламенное счастье, — 
    все вынесу и через все пройду. 
    Но не лишай доверья и участья. 
    Как будто вновь забьют тогда окно 
    щитом железным, сумрачным и ржавым.... 
    Вдруг в этом отчуждении неправом 
    наступит смерть — вдруг станет все равно?

И вот —“стало все равно”. Но ведь и после сумрачного “Триптиха” было еще четверть века жизни и творчества, внутренней борьбы, отзвуки которой слышны даже в разрозненных, незавершенных, впервые опубликованных фрагментах самых последних лет. Один из них печатается непосредственно по автографу—беглому, черновому, оставленному на обложке одного из ежегодных сборников “День поэзии”: 
 
    А я вот подтверждаю — 
    Мне идти 
    по этому прекрасному пути, 
    по бешеным дорогам Дон Кихота.

А вот внутреннее содержание поэзии Ольги Берггольц, ее трагический внутренний конфликт остаются живыми и актуальными. В былые времена “широкий читатель” знал лишь одну сторону творчества поэта: многое писалось “в стол”. Сегодня мог бы возникнуть соблазн представить ее исключительно как “поэта подполья”. “А кто сказал, что я делюсь на части? ”—снова могла бы гневно возразить Берггольц. Сами нонконформистские стихи ее проиграли бы в своей глубине, лишившись “противовеса”. В парадоксальной цельности, в соединении несовместимого—трагическая неповторимость ее феномена. Впрочем, такая ли уж абсолютная неповторимость? Меняются времена, меняются идеи, но время отнюдь не перестает испытывать человеческие души на разрыв. И никогда, наверное, не перестанет. Надеяться на это было бы непростительной иллюзией. 
 
    Заключение.

     Берггольц – поэт воинствующей и жизнетворной памяти. Искусственному забвению, как волнам искусственных морей, она противопоставляет свою память – все ее произведения так или иначе возвращают жизнь жизни, вырывают ее из мертвых песков, поднимают из мертвых вод. В минуты отчаяния и слабости она думала, что на уста ее легла печать молчания, но на самом деле молчали, не смея родиться и выйти из под пера, лишь лживые слова, а правда искала и находила разные пути. И главнейший из таких путей пролегал через Память.

      Родина для Берггольц была не абстракция. Бессмертные слова: "Никто не забыт, ничто не забыто", сказанные Ольгой Берггольц, относятся, впрочем, не только к Великой Отечественной, но и к другой, подлой войне против собственного народа, выбивавшей не только детей из животов, но и веру в прижизненную справедливость. Для многих справедливость оказалась действительно только посмертной. После XX съезда наконец-то вышли многие стихи Берггольц о ее личной трагедии и о трагедии всего народа, но кое-что напечатали только посмертно.