Изображение Владимира Дубровского

Частая смена  облика и моделей поведения роднит Дубровского, дворянина, оставшегося  без поместья, мстителя, вынужденного заняться разбоем, с пушкинскими  героями-самозванцами — Григорием  Отрепьевым и Емельяном Пугачевым. Он появляется в романе то как гвардейский офицер, привыкший к роскошной и беззаботной жизни (гл. II); то как сын, “романически” привязанный к отцу, которого почти не знал, так как еще в детстве был отвезен в Петербург (гл. II—III); то как мститель, грабящий лжесвидетеля Спицына (гл. X), и атаман разбойничьей шайки (гл. XVIII—XIX). Дубровский предстает отважным и хладнокровным “самозванцем”, проникая в дом Троекурова под видом учителя француза Дефоржа, но в сценах любовных свиданий неожиданно обнаруживается, что он сентиментальный и робкий влюбленный.

Проанализируйте портретные описания Дубровского в  различных эпизодах. Какую роль играет портрет в создании его образа и образов других героев романа?

В изображении Дубровского  очень эффективно использован сюжетный прием умолчания. До XI главы повествователь не сообщает о том, кем на самом  деле был невозмутимый и смелый учитель  Дефорж, появившийся в доме Троекурова (гл. VIII). Умолчание становится основным приемом и в рассказе о разбойничьей деятельности Дубровского. Уже в заключительных главах первого тома исчезает “всезнающий” повествователь, прямо сообщавший о его намерениях и поступках вплоть до отъезда из Кистенёвки и перевоплощения в Дефоржа. Прямые характеристики “начальника шайки”, который “славился умом, отважностью и каким-то великодушием”, практически отсутствуют. Ограничиваясь “молвой” — слухами и толками о нем испуганных помещиков, — рассказчик словно отдаляется от Дубровского-разбойника, стараясь сделать его личностью легендарной (частью слагающейся легенды о Дубровском является рассказ помещицы Анны Савиш-ны Глобовой). Во втором томе умолчаний еще больше, атмосфера таинственности вокруг “благородного разбойника” сгущается. Покинув дом своего врага, он тем не менее хорошо осведомлен обо всем, что происходит в семье Троекурова, в частности о появлении князя Верейского и его возможном сватовстве к Маше. И только в последних главах (XVIII и XIX) герой появляется среди разбойников как атаман.

Дубровский —  мститель, но его мщение не коснулось  Троекурова. Нравственный запрет на месть  главному обидчику наложила любовь к  Маше. “Я понял, — признался Дубровский Маше на первом свидании, — что дом, где обитаете вы, священ, что ни единое существо, связанное с вами узами  крови, не подлежит моему проклятию”. Дубровский называет себя хранителем Маши, а три недели, проведенные  в семье Троекурова, считает истинным блаженством, “днями счастия”. Оказалось, что опасную авантюру перевоплощения в учителя Дефоржа он затеял ради того, чтобы быть рядом с Машей, а вовсе не из-за желания настигнуть врага в его собственном доме. Любовная страсть победила в Дубровском жажду личного мщения: “Я ему простил. Послушайте, вы спасли его”. Это, пожалуй, одна из самых привлекательных черт пушкинского “благородного разбойника”.

Трудно согласиться  с широко распространенным мнением  о “неорганичности”, излишнем “мелодраматизме” и условно-литературном содержании любовной линии романа. Изображение  любовных отношений героев прекрасно  вписывается в нравственную проблематику романа. Важно только верно определить характер и смысл этих отношений, связь с семейно-бытовым конфликтом, развернутым в заключительных главах романа.

Доминанта изображения  героя во втором томе — трагедия его несбывшейся любви, невозможность  для него, изгоя, обычного “семейственного” счастья, к которому он, как не раз  подчеркнул повествователь, стремился  всей душой. Однако любовная интрига  в романе фактически лишь намечена и существенной роли в сюжете не играет.

Только перед  уходом из дома Троекурова мнимый Дефорж— Дубровский открылся Маше и признался ей в любви. Ошеломленная героиня не высказала, однако, ответных чувств, ограничившись обещанием прибегнуть к его помощи в случае опасности. Дубровский не склонял Машу к побегу, тайному венчанию и т.п. Наоборот, он всячески подчеркивал свою роль ее “хранителя” и заступника, не претендуя на большее. Между XII и XIII главами обычный для пушкинских произведений временной пробел — около семи месяцев. О встречах между героями не сказано ни слова. После трех недель пребывания в доме Троекурова влюбленный разбойник никак себя не обнаружил. Любовной переписки между героями тоже не возникло. Маша, конечно, вспоминала о Дубровском, но вряд ли возможно говорить о силе и глубине ее чувств. Если Дубровский под маской Дефоржа привлек Машу смелостью (до убийства медведя она воспринимала его не как мужчину, а как учителя-“слугу”) и пробудил в ней жестко контролируемое сословными предрассудками чувство любви, то ее интерес к Дубровскому-разбойнику имел очевидные “романические” истоки.

Сопоставьте “истории любви” Татьяны Лариной, Маши Троекуровой и Маши Мироновой. Какие художественные приемы изображения  любовных переживаний героинь используются в романах Пушкина?

Любовное признание  Дубровского не уничтожило социального  барьера между влюбленными. Наоборот, личность Дубровского-разбойника Машу и притягивает, и страшит. Она  с волнением слушает рассказы о нем, но в ее восприятии это скорее герой одного из прочитанных романов, а не возлюбленный. Для нее невозможно как вступить в брачные отношения  с учителем-французом, так и стать  женой разбойника Дубровского —  только крайняя мера, на которую  героиня решилась, лишь бы не выходить за князя Верейского (“участь супруги разбойника казалась для нее раем в сравнении со жребием, ей уготованным”).

Таким образом, не любовные взаимоотношения Маши и Дубровского, а решение отца-деспота выдать дочь за ненавистного ей князя Верейского определяет ход событий.

Нравственная основа семейно-бытового конфликта — унижение человеческого достоинства Маши, которую “любящий” отец, несмотря на ее отчаянное сопротивление, принуждает выйти замуж за ненавистного ей человека: “...брак пугал ее, как плаха, как могила”.

Брак Маши с князем нельзя назвать неравным: Троекуров  выдает замуж за помещика с 3000 душ  родового имения не бесприданницу, а  богатую невесту. Его решение  продиктовано исключительно семейным деспотизмом и полным неуважением  к человеческому достоинству  и чувствам дочери. Не менее зловещей фигурой в истории “ненавистного  брака” является стареюший денди князь Верейский. В отличие от Троекурова, способного хотя бы на мгновение смутиться после отчаянных просьб Маши не губить ее, князь холоден, сух и деловит. Равнодушие невесты его не волновало, Машу он воспринимал лишь как красивую и дорогую вещь, которая украсит его поместье. Европейский лоск князя, за которым скрывается отсутствие чувств, сластолюбие и цинизм пресыщенного праздностью и роскошью человека, пожалуй, еще отвратительнее грубого прямодушия Троекурова. Письмо Маши, которым она хотела возбудить в своем немилом женихе “чувство великодушия”, не только не тронуло его, но и побудило еще активнее готовить свадьбу. И после обряда венчания Верейский нисколько не был смущен “холодным видом” Маши.

Единственным человеком, который мог спасти Машу от этого  брака “по неволе”, был Дубровский. Вмешавшись в семейно-бы-товой конфликт Троекуровых, Дубровский попытался защитить Машу от отцовского произвола, “освободить” ее. При этом сам герой настойчиво убеждал Машу использовать все средства воздействия на Троекурова (“умоляйте отца, бросьтесь к его ногам, представьте весь ужас будущего”), прежде чем прибегнуть к крайнему — его помощи.

Дубровский, мечтающий  о “семейственной” жизни, воспринимает невозможность создать семью  как личную трагедию. Его благородство в том, что в кульминационный  момент, когда решалась судьба его  любви, у него и мысли не возникло принудить Машу следовать за ним. “Воля ваша для меня священна”, — сказал он Маше еще в самый  разгар семейного конфликта, пообещав не причинять зла князю Верейскому. В последнем эпизоде, в котором появляются Маша и Дубровский, речь идет вовсе не о любви, а о свободе. “Вы свободны” — эти слова произносит герой, распахивая дверь кареты, предоставляя Маше право свободного выбора свой судьбы. И после того как героиня сделала этот выбор, сказав: “Нет. <...> Поздно, я обвенчана, я жена князя Верейского”, — Дубровский оставил ее с мужем, в последний раз выполнив “священную” для него волю возлюбленной. “Благородный разбойник” поставил нравственный долг перед Машей выше своего личного счастья.

Проанализируйте сцену венчания и эпизод нападения  Дубровского на карету новобрачных. Почему опоздала помощь Дубровского? Насколько  убедительно мотивирован отказ  Маши следовать за ним? Соответствуют  ли действительности слова Маши: “Я согласилась, я дала клятву”? Как  она решила для себя проблему выбора между любовью и супружеским  долгом?

В “Дубровском” Пушкин затронул тему русского бунта, которая  в силу особенностей конфликтных  отношений, положенных в основу романа, оказалась на периферии повествования. Показан не бунт, а только порыв  к бунту крепостных Кистенёвки, куда явились приказные, чтобы ввести во владение Троекурова (том первый, гл. V). Кистенёвские крестьяне своей попыткой взбунтоваться заявили о преданности старым господам: “...прикажи, осу-дарь, с судом мы управимся. Умрем, а не выдадим”. В ответ на требование исправника отыскать наглеца, посмевшего дерзко не согласиться (“как не так”) с тем, что их барин теперь Троекуров, толпа, собравшаяся во дворе барского дома, ответила очень эмоционально: “...в задних рядах поднялся ропот, стал усиливаться и в одну минуту превратился в ужаснейшие вопли”. Крестьяне готовы были вязать приказных, отбирающих Кистенёвку у “молодого барина”, но их остановил сам Владимир Дубровский: “Стойте! Дураки! Что это вы? Вы губите и себя и меня. Ступайте по дворам и оставьте меня в покое. Не бойтесь, государь милостив, я буду просить его. Он нас не обидит. Мы все его дети”. После этих слов “народ утих, разошелся, двор опустел”.

Крестьяне повиновались “молодому барину”, но бунтарские настроения в них не исчезли. Их выразителем  стал кузнец Архип, которого Дубровский обнаружил ночью в барском  доме с топором в руках. На предложение  крестьянина убить спящих приказных (“всех бы разом, так и концы  в воду”) Дубровский ответил решительным  отказом: “Не приказные виноваты”. Ослушавшись барина, закрыв их в  горящем доме, Архип не только по-своему, “по-разбойничьи”, отомстил государственным  “разбойникам”, отдавшим Кистенёвку Троекурову, но и лишил Дубровского возможности добиться справедливости законным путем, прибегнув к “милости” государя. Именно поступок Архипа поставил Дубровского вне закона. Важный штрих к облику крестьянина — трогательный эпизод с кошкой, которую он, “с злобной улыбкою взирающий на пожар”, отказавшийся спасать “окаянных”, снимает с крыши пылающего сарая. Сожжение приказных, таким образом, вовсе не свидетельствует о его природном жестокосердии. Это проявление народных представлений о неизбежности возмездия за причиненное людям зло.

Возмущение крестьян и ночной пожар в Кистенёвке только предвестие народного бунта. Не развернув полной его картины, Пушкин показал возможные причины массовых народных волнений, которые, начавшись как стихийное проявление недовольства крестьян, превращаются в полномасштабную народную войну. Однако такая война стала объектом изображения уже в “Капитанской дочке”. “Дерзновенные разбои” грозной шайки во главе с дворянином Дубровским (“грозные посещения, пожары и грабежи”), несмотря на их масштаб, встревоживший правительство, лишены социальных и идеологических признаков народного бунта.

Говоря о разбойниках  Дубровского, повествователь не уточняет их социального состава. Можно лишь предположить, что среди его “сообщников”, помимо бывшей кистеневской дворни, находились беглые крестьяне и солдаты. Из последних слов Дубровского видно, что интересы разбойников и их предводителя не совпадают. Удовлетворив жажду мщения и утратив после замужества Маши малейшую надежду на счастливую “семейственную” жизнь с любимой женщиной, Дубровский понимает бессмысленность дальнейшего существования своего преступного сообщества. Отношение героя к разбойникам, преданным своему “атаману”, барски-пренебрежительное. Он считает их “мошенниками”, которые вряд ли последуют его совету “провести остальную жизнь в честных трудах” и не захотят оставить свое разбойничье ремесло. После того как Дубровский простился с разбойниками, шайка прекратила существование. Дальнейшая судьба героя могла бы развиваться уже вне связи с этими людьми.

Последняя, XIX глава  романа насыщена образами и мотивами, вызывающими в памяти роман “Капитанская дочка”. Разбойничью песню “Не  шуми, мати зеленая дубровушка...”, которую “во все горло” запел караульный Степка, потревожив покой раненого Дубровского, поют по просьбе Пугачева его соратники (глава “Незваный гость”). Штурм солдатами лесной “крепости” разбойников, устроенной по всем правилам военного искусства: с валом, рвом и неведомо откуда взявшейся пушкой, — легко соотносится с осадой Белогорской крепости и действиями ее коменданта — капитана Миронова. В заключительной главе “Дубровского” возникает смутный силуэт другого романа, в котором Пушкин написал о том, как “свирепствовал пожар” настоящей народной войны.