Критика морали "религиозной исповеди"

На самом  деле Дмитрий Федорович, как мне  кажется у Достоевского – это  наиболее цельно и архетипично выписанный образ русского человека, способного дойти до подлейшей крайности: пропить последние деньги, оставив семью голодать, украсть, обмануть, но способный также и снять последнюю рубашку с себя перед лицом всамделешнего, обнаженного горя ближнего. «Две бездны», «две бездны» и как бы не говорил (правда, в другом романе) Ф.М. о широте русского человека и о том, что сузить бы её, мила ему эта широта, эта стихийность. И нравится она ему более умеренности и рацио западного человека. Ему и Митя потому так симпатичен, который мог убить, хотел, но . . . не убил, потому что есть в нем правда внутри, есть стержень, пусть еще не до конца сформировавшийся, не четкий, есть тот нравственный стихийный, природный закон, что не дает упасть совсем. До последней черты. Потому и не отправил Достоевский Дмитрия на рудники, а дал таки понять, что спасут его, скорее всего. И спасет женщина, которую он так измучил и которая в ответ невероятно измучила и его.

Вообще это  наверно в основном в характере  русских, мучить и измываться не по злобе даже и порочности природной, а просто потому, что так получается, близких и любимых своих.

Катерина  Ивановна чрезвычайно интересный образ. Девушка сильная, властная, даже деспотичная, страстная, гордая до безумия. Способная гордостью своей, ее проявлениями довести себя до последней стадии уничижения. Парадоксально, но именно с гордецами, людьми без чувства юмора, такое часто и бывает. Гордыней своей они способны пожертвовать, из нее же исходя, и чувствуя себя жертвой испытывать от этого невероятную гордость. Наслаждаться своим унижением. Это ничего общего с мазохизмом не имеет – это просто следствие принципа единства и борьбы . . . И вот такая женщина, как кошка до безумия влюбилась, казалось бы в: фата, ухаря, совершенно несерьезного и даже как будто не шибко и умного человека. Кто-то скажет о загадочности женской души и мол умные женщины к подлецам склонны, возможно оно и так, отчасти. Согласно, тому же принципу (единства и т.д.), но тут мне видится иное. Катерина Ивановна одна из первых рассмотрела масштаб натуры Дмитрия, когда он отдал ей деньги для отца, важно было не то что, а как он это сделал. Потом она много себе напридумывала, что с презрением он это, e.t.c, но в глубине души понимала, что нет – это он не от позы, не от лукавства, а поступок его – есть истинное проявление широты натуры, которую неспособны заглушить ни отсутствие воспитания, ни развратный образ жизни. Впрочем, последние таки сыграли с ним злую шутку и именно от отсутствия рядом примера, с одной стороны, как у Алексея и не слишком развитый интеллект, как у брата Ивана с другой. Не повезло. Бывает. Но именно это несчастье и сделало его человеком, заставило уже начать думать и чувствовать. Конечно эта его идея – пострадать невинно на кресте за всех, как бы привлекательно не выглядела, тем не менее, тоже есть проявление гордыни, ибо каждый несет свой крест сам. Не будет Голгофы, не будет и воскрешения, о чем ему ненавязчиво и Алексей в конце романа говорит, мол,  брат это не твой крест, ты к нему не готов. Но каков порыв!

И вот это  чувствуют женщины, потому и липнут к нему так: и аристократка, и мещанка. Чувствуют, что он – настоящий. Правда, г-жа Светлова (Грушенька) понимает это слишком поздно. Но да и натурой она попроще. Хотя . . . это еще как сказать, так как досталось Грушеньки, Катерине Ивановне и не снилось. Страдания, перенесенные в юности, впрочем, способны не только и не столько обогатить, сколько испортить характер, что соббсно и произошло с этой барышней. По злобе и из женского лукавства изводила она Дмитрия и пожалуй права была, когда говорила, что эта она его погубила. Но знаете, как-то не получается из нее роковой женщины, не срастается что-то. Скорее обиженная, сильно обиженная мужчиной женщина и за обиду свою мстящая всем попало, она же хм. .. и папеньку убиенного изводила. И много еще над кем откровенно стебалась. Стерва, но умная :). Впрочем, они с Катериной Ивановной добросовестно роль Иуды для Дмитрия отыграли. Наверно так надо было. А если и есть в романе жертва, то пожалуй лишь папенька Карамазов, но как бы это сказать. . . вот положа руку на сердце и вопреки всем моим словам о любви к ближнему и бла-бла-бла, скажите жалко ли его? Пострадавшего некоторым образом от грехов юности своей тревожной, вернее греха?

Кстати, о  Смердякове. Совершенно очаровательный образ. Чистый нигилизм, как он есть, удивительно цельная, хотя и реально, действительно больная натура. Тоже жертва, в некотором роде. Забавно, но на суде такие проницательные и  мощные в интеллектуальном плане  натуры, как прокурор и адвокат  даже не пытались поверить в его  виновность, разве что адвокат  сделал предположение и то только в порядке допущения. Кажется, питерзский гость (Фетюкович) и сам был уверен в виновности подзащитного.

Что до суда, то тут есть одна деталь, нюансик, который меня позабавил и открыл для меня Федора Михайловича с неожиданной стороны. Оказывается у Достоевского было чувство юмора, своеобразное, но всё же. Как он постебался над своей склонностью к психологизму, к препарированию человеческой души словами адвоката, когда тот проходится по чрезмерной тяге прокурора к психологии. К роману. Впрочем, многое в словах обвинителя кажется справедливым и дальнейшая история показала правоту его. Например:

«Великий  писатель предшествовавшей эпохи, в  финале величайшего из произведений своих, олицетворяя всю Россию в  виде скачущей к неведомой цели удалой русской тройки, восклицает: „Ах тройка, птица тройка, кто тебя выдумал!“ – и в гордом восторге прибавляет, что пред скачущею сломя голову тройкой почтительно сторонятся все народы. Так, господа, это пусть, пусть сторонятся, почтительно или нет, но на мой грешный взгляд гениальный художник закончил так или в припадке младенчески невинного прекрасномыслия, или просто боясь тогдашней цензуры. Ибо, если в его тройку впрячь только его же героев, Собакевичей, Ноздревых и Чичиковых, то кого бы ни посадить ямщиком, ни до чего путного на таких конях не доедешь! А это только еще прежние кони, которым далеко до теперешних, у нас почище…».

Здесь я бы оппонировал Достоевскому. Гоголь, как мне кажется в конце  этого предложения про тройку, все же больше знак вопроса имел ввиду, чем восклицательный знак и уж тем более экзальтацию. Сам дух произведения (я о поэме), заставляет усомниться в чрезмерном восхищении Николая Васильича современной ему российской действительностью.

 Но суд  не внял ни ему, ни защитнику.  Присяжные не слушали их, они  уже до суда, заранее осудили  Дмитрия, что соббсно вполне себе характерно. По другому и быть не могло, Фёдор Михайлович не зря так старательно и долго перечислял состав суда присяжных. Люди, которые не то что боятся, а просто не могу сделать не так. Подумать тоже не могут. Которые когда-то в детстве для себя все поняли и раз и навсегда решили. Романтик и буян Митя никаких шансов не имел. Посредственность -  не прошибаема.

В итоге, конечно, печально всё вышло, как оно часто  в жизни и бывает, но я не соглашусь  решительно с теми, кто скажет, что  Достоевский исключительно мрачно пишет, что порядком ознакомившись  с ним можно и в депрессию  не проходящую впасть. Нет, за внешней  суровостью сюжета и сложными мятущимися, неспокойными натурами, за напоказ  мрачным фоном повествования, скрывается бездна позитива. Скрывается бескомпромиссная, внешне ни на чем не основанная вера в людей и в то, что все  у нас может быть иначе, лучше. Может быть по-человечески. И пишет  он об этом так убедительно, что хочется  ему верить.

 Ну а  пока тройка мчится и мчится,  знать бы только куда еще,  бл@дь.