Автор работы: Пользователь скрыл имя, 23 Апреля 2012 в 20:52, сочинение
В работе описывается образ врача в произведении "Отцы и дети"
Итак, первоначальным толчком и в то же время материалом для художественного построения образа Базарова послужило «живое лицо» (доктор Д., В. И. Якушкин или черты того и другого). От него, как от исходной точки, отправлялся писатель, но и здесь, как в предшествующих романах («Рудин», «Накануне»), Тургенев не копировал действительные эпизоды из жизни названных лиц, а извлекал обобщенный художественный смысл. Писатель совершенно недвусмысленно заявлял, что, кроме наблюдений над доктором Д., он пользовался и различными другими источниками, выясняющими политическую и философскую сущность изображенного типа. «Р.исуя фигуру Базарова, я исключил из круга его симпатий все художественное, я придал ему резкость и бесцеремонность тона — не из нелепого желания оскорбить молодое поколение, а просто вследствие наблюдений над моим знакомцем, доктором Д. и подобными ему лицами.
Лица, подобные
упомянутому доктору, то есть демократы-разночинцы,
стали весьма распространенным явлением
после 1861 года, вызвав к себе значительный
интерес большого круга писателей.
В период же работы над романом
«Отцы и дети» Тургенев встречал
таких лиц не слишком много. Однако,
как наблюдательный и чуткий к
современности художник, он сумел
подметить в них главное. Синтезировать
наблюдения над конкретными
Современники Тургенева не без оснований усматривали во взглядах Базарова отдельные яркие черты и другого лидера демократического движения — II. А. Добролюбова. И действительно, многие выпады Добролюбова против либерализма, против фальшивой дворянской филантропии, бесплодных словесных споров об общественном благе, гласности и прочих так Называемых либеральных свободах были использованы Тургеневым для политической характеристики главного героя романа. Так, например, Добролюбов в статье «Литературные мелочи прошлого года» (Современник, 1859, № 1) писал: «...нам и всей молодой, свежей публике кажутся так мелки и смешны декламации пожилых мудрецов об общественных язвах, адвокатуре, свободе слова и т. д. и т. д.» (Добролюбов, т. 4, с. 76), а в статье «Из Турина» (Современник, 1861, № 3) резко высказывался о парламентаризме: «Европа, как вы знаете, превратилась теперь в «говорильню», как перевел бы покойный Шишков слово «парламент» (Там же, т. 7, с. 7). Базаров же в X главе романа почти текстуально повторяет Добролюбова, усиливая лишь приговор пресловутым либеральным свободам: «А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не- стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству... что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем...»
Связь с медицинским поприщем.
Выбор героя-врача
в романе "Отцы и дети" - скорее
веяние времени, чем авторское кредо;
у Тургенева вообще нет такого
чрезмерного увлечения и
В "Отцах и
детях" Тургенев показывает, как
легко меняется внешняя сторона
жизни, как кажущаяся пропасть ложится
между детьми и их родителями, как
кажется всесильным новое веяние
времени, но рано или поздно человек
понимает, что бытие остается неизменным
- не на поверхности, а в своем
существе: мощная, жестокая, а иногда
и прекрасная вечность ломает самонадеянного
человека, вообразившего себя "гигантом"
(слово Евг. Базарова)... Какая же тут
связь с медицинским поприщем?..
Жизненное содержание, заложенное и в
романе, и в герое-враче настолько емко,
что порой профессия героя остается втуне.
Хрестоматийная и пространная статья
Д.Писарева "Базаров" всерьез не касается
профессионального поприща этого героя,
словно это не художественная, а собственно
биографическая черта: так уж жизнь сложилась.
"Медициной он будет заниматься отчасти
для препровождения времени, отчасти как
хлебным и полезным ремеслом" - вот самая
содержательная цитата из статьи, касающаяся
Базарова-медика. Между тем Базаров и медик-то
не такой уж обычный, а главное – этот
характер во многих чертах обусловлен
именно медициной; дело опять-таки не в
поверхностном материализме героя того
времени, влияния эти гораздо важнее и
тоньше.
В отличие от биографии Крупова, мы не знаем, как Базаров пришел в медицину (хотя и в его роду тоже есть дьячок!); в отличие от, например, Зосимова из "Преступления и наказания" - Базаров вовсе не дорожит своей профессией, да и скорее остается в ней вечным дилетантом. Это врач, который вызывающе смеется над медициной, не верит в ее назначения. Тому удивляется Одинцова ("не сами ли вы утверждаете, что для вас медицина не существует"), с этим не может согласиться отец Базаров ("Ты хоть смеешься над медициной, а я уверен, можешь подать мне дельный совет"), это злит Павла Кирсанова – словом, складывается навязчивый парадокс: врач - нигилист, отрицающий медицину ("Мы теперь вообще над медициной смеемся"). Позже мы покажем, у Чехова, что для подлинного врача тут нет места смеху: удрученность состоянием больницы, трагедия бессилия врача, восторг перед достижениями и другое, но - не смех. Одновременно с этим ни один герой не будет так настойчиво рекомендовать себя именно доктором (или лекарем), как Евг.Базаров. И хотя для сознания данного героя свойственна неспособность разрешить как житейские, так и мировоззренческие противоречия, объяснение здесь иное: Базарову важен сам тип лекаря, образ человека, который влияет на ближнего, перестраивает людей и которого ждут как спасителя. Не таков ли именно врач? Однако он хочет быть спасителем на более широком поприще (ср.: "Ведь он не на медицинском поприще достигнет той известности, которую вы ему пророчите? - Разумеется, не на медицинском, хотя он и в этом отношении будет из первых ученых" (7, 289): показательный диалог отца Базарова и Аркадия Кирсанова в то время, когда жизнь Евгения уже мерится лишь неделями, скоро, по его же словам, "из него лопух расти будет"). Лишенный и сам всякой интуиции в приближении своей смерти, Базаров держит себя как безусловный авторитет, и медицина здесь играет роль постоянного ореола вокруг героя: коснувшись глубин жизни, которые открывает медицина, Базаров заведомо превосходит остальных, не смеющих так легко бросать остроты про анатомический театр, геморрой, так запросто попрактиковаться, вскрывая трупы (ср. - всего лишь примочки, которыми пользует больных Ник. Кирсанов). Обращение к беспомощному и у всех "одинаковому" т е л у больного обусловливает и типичную для разночинца антисословную позицию: в болезни или анатомичке равны мужик и столбовой дворянин, а прозектор-внук дьячка превращается в мощную фигуру ("ведь я гигант", скажет Евгений). От этой "гигантомании" - и смех над столь необходимым для него поприщем: сама медицина становится своего рода соперником, которого тоже надо уничтожить, как надо подавить всех вокруг – от друзей до родителей.
Хорош или плох при этом Базаров как врач? В делах несложных - он хороший практик, но скорее фельдшер (умело бинтует, рвет зубы), хорошо обходится с ребенком ("он...полушутя, полузевая, просидел два часа и помог ребенку" - ср. Зосимов ухаживает за Раскольниковым "не шутя и не зевая", вообще способен ночи не спать у больного, не претендуя на чрезмерную репутацию: каждый "медицинский" шаг Базарова превращен в сенсацию). Все же к медицине он относится больше как к развлечению, затрагивающему, однако, столь чувствительные стороны жизни. Так, у родителей Базаров именно от скуки начал участвовать в "практике" своего отца, как всегда подсмеиваясь над медициной и над отцом. Центральный эпизод его " развлечений" - вскрытие трупа и заражение - говорит не только о недостатке профессионализма у Базарова, но и символически - о своего рода мести со стороны осмеянной профессии. Так ли при этом не прав Павел Петрович Кирсанов, говоря, что Базаров - шарлатан, а не лекарь?..
Профессионально Базаров скорее всего так и останется несостоявшимся врачом, как бы ни возвеличивали его все вокруг (Василий Иванович скажет, что "император Наполеон не имеет такого доктора"; кстати это тоже своего рода традиция: обращение к Наполеону (I или III?) дает отражение на врача, таков Лоррей, врач Наполеона I, у Герцена и в известном эпизоде ранения Андрея Болконского у Толстого; в последнем случае - выздоровление, почти чудесное, благодаря иконе, у кн. Андрея вопреки "наполеоновскому" приговору врача). Так что и для Тургенева жизненное, а не профессиональное содержание важно в романе. Вернемся к тому, как профессия накладывает отпечаток на характер. Ни химик, ни ботаник не смогут так однозначно сводить человека к телесности, как несостоявшийся врач Базаров: Брак? - "Мы, физиологи, знаем, отношения между мужчиной и женщиной"; Красота глаз? - "Проштудируй анатомию глаза, что там загадочного"; Чувствительность восприятия? - "Нервы распущены"; Тяжелое настроение? - "Малины переел, на солнце перегрелся, да и язык желт". Жизнь постоянно показывает, что эдакая физиология ничего не объясняет, но его упрямство – не просто черта характера: сводя все к телесности, Базаров всегда ставит себя над миром, только это делает его, как его рост, пресловутым "гигантом". Здесь, кстати, и источник безверия Базарова: религии нет в теле, но и идея Бога не позволяет по-сатанински (замечание Павла Кирсанова) возвеличивать себя: Бог - соперник Базаровых.
Мысль о больном обществе или безумной истории – логична и проста для медика (Крупов). Базаров любит упрощения, и подобная мысль не могла не возникнуть у него: "Нравственные болезни ... от безобразного состояния общества. Исправьте общество – и болезней не будет". Поэтому он втайне мечтает о судьбе ...Сперанского (ср. в романе "Война и мир"), а не Пирогова или Захарьина (см. далее у Чехова). Роль врачевателя и диагноста общества Базаров будет играть постоянно (мгновенные диагнозы всему кирсановскому дому и роду, чуть не каждому встречному), ведь вокруг - пациенты или "актеры" анатомического театра. Конечно, Тургенев показывает, что Базаров ничего не вылечивает в обществе, живет лишь намеками на деятельность, но его "физиологизм" всегда вносит нечто острое, задевающее, однако это скорее смелость речи, а не дела. Грубые, "околоврачебные" остроты Базарова ("иногда тупые и бессмысленные", заметит Тургенев), вносят какую-то площадную пикантность, но эта пикантность - сродни матерщине: так звучит базаровское "геморрой" за столом в приличном кирсановском доме.
В образе Базарова интересен и такой ракурс. Его врачевание всегда (до самой сцены его умирания) направлено на другого, а не на себя. Сам Базаров не стал своим пациентом, хотя поводов для этого предостаточно. Снисходительное замечание - "Вот и сигарка не вкусна, расклеилась машина" – не в счет. В остальном же Базаров с неестественной настойчивостью создает свой образ как исключительно здорового человека (излечим общество, "другого", но не себя), здорового и физически, и душевно: "чем другим, но этим не грешны", "это все, вы знаете, не по моей части" и т.д. При этом нельзя не отметить, что там, где Базаров играет "супермена", он неинтересен и однообразен, отчасти кокетлив и лжив, зато весь колорит характера - в состояниях болезненных, когда от Базарова веет какой-то страшной, нездоровой обреченностью; ощущения бессмысленности и пустоты жизни охватывают его, как никакого другого героя "Отцов и детей", даже не стремящихся подчеркнуть свое абсолютное здоровье. И это, кстати, составляет немаловажный медицинский симптом - только из той области медицины, которой Базаров практически не касался: психиатрии. Вокруг Базарова в литературе – герои-врачи, которые в психиатрии видят, пожалуй, высшее врачебное призвание (Крупов, Зосимов, герои Чехова). Базаров же или несведущ в этом, или заведомо избегает опасных для себя наблюдений. Однажды звучит "диагноз" П.П.Кирсанову - "идиот": велика ли здесь доля психиатрии - не знаем, хотя неврозы Павла Петровича едва ли вызовут сомнение, но это именно неврозы, может быть, легкая паранойя. Но не более ли верным было бы в самом Базарове увидеть черты психопатии? Однако Тургенев показывает, что самого себя Базаров воспринимает далеко не "адекватно", а уж евангельский мотив "врач, исцели себя сам"абсолютно чужд этому "дохтуру" (пока не касаемся сцен его смерти). Живой художественный характер Базарова испещрен чертами невротика и параноика: это не авторская тенденция, Тургенев не заставил своего героя пить чернила или мочу, лаять по-собачьи или забыть календарь, но почва для наблюдений здесь самая широкая, хотя и относящаяся не совсем к нашей теме. Мы лишь назовем ряд деталей, поскольку нам важен сам момент обращения врача исключительно на "другого", а не на себя, что и выделим в Базарове. Итак, Зосимова, Крупова или Рагина не могли бы не насторожить не только лихорадочные и порой бессвязные* речи Базарова (вроде "Русский человек только тем и хорош, что он сам о себе прескверного мнения" и почему-то: "Важно то, что дважды два - четыре, а остальное все пустяки", 7, 207; кстати и занятное "выпадение" того звена, что и сам Базаров - русский, как он рядом же настаивает). Сам сюжет романа держится на нервозной неусидчивости, своего рода мании избегания, исчезновения у Базарова: он вечно куда-то неожиданно убегает: от Кирсановых - в город, из города - к Одинцовой, оттуда к родителям, опять к Одинцовой, опять к Кирсановым и снова у родителей; причем бежит он вечно туда, где его нервам очень неспокойно, и он знает это. Для сюжета это то же самое, что встать и уйти, не говоря ни слова, от Кукшиной, среди любимого им шампанского, или вдруг резко исчезнуть во время разговора с Одинцовой: он "глядит сердито и не может усидеть на месте, словно что его подмывало"; Базарова охватывают и другие припадки – бешенства: в разговорах с Одинцовой, Павлом Кирсановым; главная сцена – разговор с Аркадием у стога сена, когда Базаров не шутя пугает своего друга: "Я тебя сейчас схвачу за горло… - Лицо (Базарова – А.А.) показалось таким зловещим, такая нешуточная угроза почудилась ему в кривой усмешке его губ, в загоревшихся глазах..." Базаров видит тягостные сны, очень удобные для психоаналитика. Собственно Тургенев, словно чувствуя эту линию в Базарове, заканчивает роман не просто смертью героя, но смертью в состоянии безумия (ср.: "ведь и беспамятных причащают"). Таков "предсмертный" сон о "красных собаках" ("Точно я пьяный," - скажет Базаров), но ничем не "слабее" сон перед дуэлью, где Одинцова оказывается матерью Базарова, Феничка – кошкой, Павел Петрович - "большим лесом" (ср. в сне о "красных собаках" Базарова преследует отец в виде охотничьего пса и тоже, очевидно, в лесу: "Ты надо мной стойку делал, как над тетеревом"). Сон всегда тяжел для Базарова, не потому ли он так болезненно требует, чтобы на него не смотрели, когда он спит*, - более чем капризное требование в разговоре с Аркадием: чего здесь больше - заботы о своем величии (мотив - "у всех глупое лицо во сне", не допустить крушения идола), боязни своих снов, но требование шизофренически категорично. Состояние истерии, депрессии, мания величия - все это рассыпано в речах и поступках Базарова. Столь ярко описанный бред накануне смерти: "Мясник мясо продает... Я путаюсь... Тут есть лес" является отчасти ключом к неврозам Базарова: возбуждение от плоти, любовь к мясу (ср. в тексте противопоставление хлеб - мясо) и опять лес - как и в снах. Корни неврозов лежат в детских впечатлениях. Сам герой очень скуп на рассказы о себе, детство его сюжетом тоже не охвачено, и тем значительнее странное (и крайне редкое) и не вполне отчетливое воспоминание Базарова о том, что в детстве круг его восприятия замыкался на осине и яме в родительском имении, которые почему-то чудились ему каким-то талисманом. Это картина какого-то тягостного, одинокого детства в сознании болезненно впечатлительного ребенка. Учитывая сны Базарова, мотивы детства "мать – отец – дом" обрастают болезненностью, "лес" же, видимо, ассоциируется с детским испугом, "яма" тоже достаточно негативный образ. Еще раз повторим, что делать обобщение такого материала в данной главе пока рано, но отметить его присутствие в романе и связь с линией Базарова-врача необходимо.
Заметим ,что предложенная
характеристика известного героя, разумеется,
дискуссионна. Кроме того, предложенная
специфическая оценка не может отвергать
сложившуюся традицию в интерпретации
"Отцов и детей".. Лишенный и сам всякой
интуиции в приближении своей смерти,
Базаров держит себя как безусловный авторитет,
и медицина здесь играет роль постоянного
ореола вокруг героя: коснувшись глубин
жизни, которые открывает медицина, Базаров
заведомо превосходит остальных, не смеющих
так легко бросать остроты про анатомический
театр, геморрой, так запросто попрактиковаться,
вскрывая трупы (ср. - всего лишь примочки,
которыми пользует больных Ник. Кирсанов).
Обращение к беспомощному и у всех "одинаковому"
т е л у больного обусловливает и типичную
для разночинца антисословную позицию:
в болезни или анатомичке равны мужик
и столбовой дворянин, а прозектор-внук
дьячка превращается в мощную фигуру ("ведь
я гигант", скажет Евгений). От этой "гигантомании"
- и смех над столь необходимым для него
поприщем: сама медицина становится своего
рода соперником, которого тоже надо уничтожить,
как надо подавить всех вокруг – от друзей
до родителей. Хорош или плох при этом
Базаров как врач? В делах несложных - он
хороший практик, но скорее фельдшер (умело
бинтует, рвет зубы), хорошо обходится
с ребенком ("он.полушутя, полузевая,
просидел два часа и помог ребенку"
- ср. Зосимов ухаживает за Раскольниковым
"не шутя и не зевая", вообще способен
ночи не спать у больного, не претендуя
на чрезмерную репутацию: каждый "медицинский"
шаг Базарова превращен в сенсацию). Все
же к медицине он относится больше как
к развлечению, затрагивающему, однако,
столь чувствительные стороны жизни. Так,
у родителей Базаров именно от скуки начал
участвовать в "практике" своего
отца, как всегда подсмеиваясь над медициной
и над отцом. Центральный эпизод его "
развлечений" - вскрытие трупа и заражение
- говорит не только о недостатке профессионализма
у Базарова, но и символически - о своего
рода мести со стороны осмеянной профессии.
Так ли при этом не прав Павел Петрович
Кирсанов, говоря, что Базаров - шарлатан,
а не лекарь?. Профессионально Базаров
скорее всего так и останется несостоявшимся
врачом, как бы ни возвеличивали его все
вокруг (Василий Иванович скажет, что "император
Наполеон не имеет такого доктора";
кстати это тоже своего рода традиция:
обращение к Наполеону (I или III?) дает отражение
на врача, таков Лоррей, врач Наполеона
I, у Герцена и в известном эпизоде ранения
Андрея Болконского у Толстого; в последнем
случае - выздоровление, почти чудесное,
благодаря иконе, у кн. Андрея вопреки
"наполеоновскому" приговору врача).
Так что и для Тургенева жизненное, а не
профессиональное содержание важно в
романе. Вернемся к тому, как профессия
накладывает отпечаток на характер. Ни
химик, ни ботаник не смогут так однозначно
сводить человека к телесности, как несостоявшийся
врач Базаров: Брак? - "Мы, физиологи,
знаем, отношения между мужчиной и женщиной";
Красота глаз? - "Проштудируй анатомию
глаза, что там загадочного"; Чувствительность
восприятия? - "Нервы распущены"; Тяжелое
настроение? - "Малины переел, на солнце
перегрелся, да и язык желт". Жизнь постоянно
показывает, что эдакая физиология ничего
не объясняет, но его упрямство – не просто
черта характера: сводя все к телесности,
Базаров всегда ставит себя над миром,
только это делает его, как его рост, пресловутым
"гигантом".В картине смерти Базарова
справедливо видят высокое звучание, это
не только бреды, но и мощнейшая попытка
доиграть роль "гиганта" до конца,
даже когда рушатся возведенные героем
химеры: он уже колеблется в безбожии (обращение
к родительской молитве), он уже откровенен
в просьбах о помощи и в признании женщины
("Это по-царски" - о приезде Одинцовой:
где там "анатомический театр" или
презрение к женщине). Наконец, Базаров
уходит из жизни именно в р а ч о м: он весь
сосредоточен на признаках смертельного
заболевания, твердо видит ход смерти;
Базаров наконец обратился как врач к
самому себе. Нет и смеха над медициной,
как и над своими тремя коллегами, хотя
и немец, и уездный врач показаны Тургеневым
почти карикатурно, максимальное напряжение
воли точно преображает Базарова, но он
уже повержен. В русле темы можно сказать,
что это запоздалое преображение героя;
осмеянная медицина будто мстит, как мстит
и вся осмеянная и оскорбленная Базаровым
жизнь