Развёрнутая метафора в стихотворениях Ф.И. Тютчева

Так мило благодатна,

Воздушна  и светла

Душе  моей стократно

Любовь  твоя была…

Тютчев прожил с Элеонорой 12 лет. По свидетельству  очевидцев, Тютчев был так ошеломлен  смертью жены, что, проведя ночь у  ее гроба, поседел от горя. Стихотворение  «Еще томлюсь тоской желаний…» посвящено  жене Тютчева и написано через 10 лет после ее смерти.

Ряд искренних  любовных признаний адресовал Тютчев и второй своей жене Эрнестине  Федоровне Тютчевой, урожденной баронессе  Пфеффель. Одна из первых красавиц того времени, она была европейски образована, духовно близка поэту, хорошо чувствовала его стихи, отличалась стоическим самообладанием и была редкостно умна. «Нет в мире существа умнее тебя», – писал ей Тютчев. В цикл стихов, посвященных Эрнестине Тютчевой, входят такие произведения, как «Люблю глаза твои, мой друг…» (1836), «Мечта» (1847), «Вверх по течению вашей жизни» (1851), «Она сидела на полу…» (1858), «Все отнял у меня казнящий Бог…» (1873) и др.

В этих стихотворениях поразительно сочетается любовь земная, отмеченная чувственностью, страстью, даже демонизмом, и чувство неземное, небесное. Ощущается тревога в  стихах, страх перед возможной  «бездной», которая может предстать  перед любящими, но лирический герой  старается эти пропасти преодолеть. Значительно чаще в любовной лирике Тютчева живет ощущение открывшейся  бездны, хаоса, бурного разгула страстей, рокового начала. Безграничное счастье  переходит в трагедию, а властное влечение к душе родной превращается в «поединок роковой», борьбу неравную «двух сердец» («Предопределение», 1850-1851). Эти черты трагического сказались и в стихотворении «Близнецы» (1850), где любовь оказывается сопоставленной с самоубийством.

Но наиболее обнажено трагически-роковой поединок предстает у поэта в его  удивительном цикле любовной лирики «денисьевском» (1850-1868). Эти стихотворения носят автобиографический характер. Они отражают четырнадцатилетний любовный роман поэта и Елены Александровны Денисьевой, имя которой и дало название этим лирическим шедеврам. Во взаимоотношениях Тютчева и бывшей воспитанницы Смольного института было редкостное сочетание обожания и страстности любви, взаимного влечения и преклонения, беспредельной радости и страдания. Однако, ценность этих стихов не ограничивается переживанием поэта Тютчева и конкретной женщины. Автобиографическое начало и личное переходит в общечеловеческое. Стихотворения этого цикла часто звучат как исповедь: «О как убийственно мы любим…», «Не говори: меня он как и прежде, любит…», «Чему молилась ты с любовью…», «Я очи знал, – о, эти очи!..», «Последняя любовь», «Весь день она лежала в забытьи…» (1864), «О, этот Юг, о, эта Ницца…» (1864), «Есть и в моем страдальческом застое…» (1865), «Накануне годовщины 4 августа 1864 года» (1865), «Опять стою я над Невой…» (1868).

Все эти стихотворения  исполнены трагизма, боли, горечи лирического  героя; он запутался в своих отношениях, двойственном положении, ощущается  чувство вины перед Денисьевой, мука и боль, тоска и отчаяние. Тютчев дает романтическую концепцию любви. Любовь – стихийная страсть. Это  столкновение двух личностей, и в  этой борьбе страдает, сгорает, как  более слабая, Денисьева. Лирическая героиня угасает, душа ее измучена общественным порицанием света. И Тютчев, и Денисьева  понимали, что вина прежде всего  лежит на Тютчеве, но он не предпринимал ничего, чтобы облегчить участь любимой  женщины. Она, страстно любя его, не могла  отказаться от этой связи. Основные пути раскрытия внутреннего мира героя  – монологи. Для цикла характерны восклицательные предложения, междометия.

«Весь день она лежала в забытьи…»

Стихотворение посвящено воспоминаниям о последних  часах жизни Денисьевой, звучит боль об утрате любимого человека. Тютчев вспоминает, как в последний день своей  жизни была она в бессознательном  состоянии, а за окном шел августовский дождь, весело журча по листьям. Придя  в себя, Елена Александровна долго  вслушивалась в шум дождя, осознавая, что умирает, но все еще тянется  к жизни. Вторая часть стихотворения  – описание обстановки и состояния  героя, убитого горем. Герой страдает, но человек, оказывается, все может  пережить, только боль в сердце остается. Стихотворение написано ямбом, перекрестная женская и мужская рифма, многосоюзие  придают стихотворению плавность, повтор звуков [ш], [л], [с] передает тихий  шелест летнего дождя. Для стихотворения  характерны восклицательные предложения, междометия, многоточия передают тяжелое  душевное состояние героя. Художественные тропы: эпитеты («теплый летний дождь»), метафоры («и сердце на клочки не разорвалось…»)

Эрнестина Федоровна  Тютчева и Елена Александровна  Денисьева – две звезды, две  женщины в сердце Тютчева. Он звал их Нести и Леля.

Тему любви  и образы возлюбленных женщин Тютчев сумел поднять на ту же художественную высоту, что и тему природы, личности и мира.

Тютчев никогда не уставал говорить о том, что человек часть природы, ее неотделимая частица. В то же время, особенно в раннем творчестве, он замечал, что у человека существует потребность уйти от толпы, уединиться в себе:

Лишь жить в себе самом умей

Есть целый мир в душе твоей…

Этот мотив снова звучит в  стихотворении Душа моя Элизиум  теней… Душа чуждается живой жизни, толпы, она живет своими воспоминаниями. Хотя так происходит, но это вовсе  не благо для поэта. Напротив, он стремится именно к живой жизни (особенно в ранней лирике):

Нет, моего к тебе пристрастья

Я скрыть не в силах, мать-земля!

Если ранней лирике Тютчева свойственно  противопоставление мироздания и отдельного человека (огромной скалы и крошечной  песчинки), то позже поэт спускается на грешную землю, зачастую не ограничиваясь  умозрительными рассуждениями, а прослеживая  человеческую судьбу. Начинает проясняться  своеобразная жизненная философия: чем труднее, обреченнее живет человек, тем сильнее любит он землю. Обреченность, мучения, порой даже смерть, соседствуют  с неизбывной любовью к миру. Сияющий  мир во всем великолепии появляется у него даже в трагичнейшем стихотворении о любви Весь день она лежала в забытьи… Женщина (любимая женщина) лежит на смертном одре, а за окном продолжается жизнь.

Для Тютчева характерны размышления  о смерти, о горестях, о безрадостности человеческого удела, о слезах:

Слезы людские, о слезы людские,

Льетесь вы ранней и поздней порой…

Вся поэзия Тютчева пронизана трагизмом одинокого существования, раздвоенностью души, неверием, часто отчаянием. Но вместе с тем у позднего Тютчева все чаще звучит мотив непокорности судьбе, жажды борьбы, вне которой жизнь теряет свое оправдание:

Мужайтесь, о други, боритесь прилежно,

Хоть бой и неравен, борьба безнадежна!

Да, борьба безнадежна, но бороться надо!

В этом, может быть, единственный смысл  бытия.

Контраст лирики Тютчева заключен, с одной стороны, в его упоении  жизнью, ощущении радости, неповторимости бытия, с другой в осознании скоротечности  жизни, в восприятии ее как чего-то призрачного, тени от дыма (даже не дыма, только тени!). Эти противоречия и  составляют жизненную философию  поэта, два взгляда на жизнь сливаются  в единое восприятие действительности.

Тютчев всегда пытался определить смысл бытия. Чем старше он становился (в поэтическом и человеческом отношении), тем чаще он связывал с  человеком образ борьбы, отчаянного боя. Поначалу человек для Тютчева  лишь часть огромного мироздания, крохотная щепка на волнах океана, странник, гонимый неутоленной тоской. Позже поэта начинает тревожить  сознание бесполезности жизни. Затем, уже у позднего Тютчева, возникает  уверенность в необходимости  боя человека с судьбой. Бой этот неравный, роковой, но он неизбежен, потому что, может быть, только он и оправдывает  жизнь человека, крохотной крупицы  мироздания.

Русский поэт, член-корреспондент  петербургской Академии Наук (1857). Духовно-напряженная  философская поэзия Тютчева передает трагическое ощущение космических  противоречий бытия. Символический параллелизм в стихах о жизни природы, космические мотивы. Любовная лирика (в т. ч. стихи "Денисьевского цикла"). В публицистических статьях тяготел к панславизму.

Тютчев был сердечно привязан к жене, с которой прожил вместе уже более 10 лет и которая  стала матерью трех его дочерей  – Анны (1829-1889), Дарьи (1834-1903) и Екатерины (1835-1882). Во имя сохранения семьи он решил вернуться в Петербург, тем более что ему надоела не очень успешно складывавшаяся дипломатическая карьера и его сильно тянуло на родину. В начале мая 1837 года, получив 4-месячный отпуск, Тютчев с семьей выехал в Россию. Он покидал Мюнхен с намерением больше никогда туда не возвращаться. Но, испытывая постоянные укоры совести и ощущение вины перед женой, Тютчев так и не сумел погасить в себе страсть к Эрнестине, о чем говорят сохранившиеся в ее дневнике воспоминания о последующих счастливых тайных встречах.

Вскоре после  приезда Тютчева в Петербург  состоялось (3 августа 1837 года) его назначение чиновником русской дипломатической  миссии в столице Сардинского  королевства Турине. Через несколько  дней, временно оставив свою семью  в Петербурге, Тютчев отправился к  месту своего нового назначения. Он ехал морем до Любека, затем сухим  путем через Берлин и Мюнхен, прибыв в Турин в начале октября. Через некоторое время, в период пребывания в Генуе, состоялось встреча Тютчева с Эрнестиной Дёрнберг. Теме «последнего прощания» с любимой женщиной посвящено стихотворение «1-ое декабря 1837».

Много лет спустя в одном из писем к той, с  которой он навсегда было простился  в Генуе, поэт признавался, что из всего написанного им он больше всего  ценит «два или три стихотворения», некогда посвященные ей.

Почти десять месяцев  провел Тютчев в разлуке с семьей, которая должна была прибыть в  Турин тем же путем, который недавно  совершил он сам. Однако в ночь с 18 на 19 мая близ Любека на пароходе «Николай I», на котором находились жена и  дети Тютчева, вспыхнул страшный пожар. Элеонора Тютчева выказала во время  этой катастрофы полное самообладание  и присутствие духа. «Можно сказать  по всей справедливости, что дети дважды были обязаны жизнью матери», которая  «ценою последних оставшихся у нее  сил смогла пронести их сквозь пламя  и вырвать у смерти», – так  характеризует Тютчев поведение  жены в выпавшем на ее долю испытании. «Мы живы! дети невредимы – только я пишу вам ушибленной рукой... Мы сохранили только жизнь... Бумаги, деньги, вещи – все потеряли всё, но погибших всего пять человек! Никогда вы не сможете представить себе эту ночь, полную ужаса и борьбы со смертью!» – в таких словах извещала Элеонора Тютчева свою русскую родню о катастрофе парохода «Николай I».

Со своими «голыми  и лишенными всего» детьми Элеонора, больная, добралась до Мюнхена, где 11 июня и встретилась с мужем. Полученное ею как пострадавшей в  катастрофе пособие целиком ушло на покрытие дорожных расходов и приобретение самого необходимого.

По приезде в  Турин Тютчевы оказались в  крайне стесненном материальном положении. Поселились они в предместье и  приходилось им весьма туго, несмотря на выделенную из казны материальную помощь.  
Жена Тютчева ходила по торгам, стараясь по мере возможностей благоустроить домашний очаг. Поэт был в этом отношении плохим помощником. Да и она сама, замечая «раздражительное и меланхолическое настроение» мужа, сознательно оберегала его от мелких треволнений их мало-помалу налаживающейся жизни. Однако переутомление, глубокое нервное потрясение, от которого Элеонора Федоровна так и не смогла оправиться, и сильная простуда сломили ее и без того хрупкое здоровье. 27 августа (9 сентября) 1838 года она умерла, по словам Тютчева – в жесточайших страданиях.

Смерть жены страшно  потрясла поэта. В одну ночь он поседел  у ее гроба... Если бы не «мюнхенская  любовь» к Эрнестине Дёрнберг, которой за несколько месяцев до того поэт сказал «последнее прости», он, возможно, и не вынес бы тяжести понесенной им утраты. И сам он в пятилетнюю годовщину смерти своей жены писал к той, которая уже заступила место его Нелли: «Сегодняшний день – 9 сентября – печальное для меня число. Это был самый ужасный день моей жизни, и, не будь тебя, – он был бы, вероятно, последним моим днем».

В декабре 1838 года состоялась тайная помолвка Тютчева с Эрнестиной Дёрнберг, а 17 июля 1839 года они обвенчались в Берне в церкви при русском посольстве.

Лишь 1 октября 1839 года Тютчев, навсегда покинувший Турин  и дорогую могилу на сельском кладбище близ города, был наконец уволен от должности первого секретаря  русской дипломатической миссии в столице Сардинского королевства  с оставлением в ведомстве  Министерства иностранных дел. 30 июня 1841 года поэт, продолжавший проявлять  безразличное отношение к своим  служебным обязанностям, был исключен из числа чиновников Министерства иностранных  дел «за долговременным неприбытием  из отпуска» и лишен звания камергера.

Несколько лет после  смерти первой жены Тютчев прожил в  Мюнхене с Эрнестиной Федоровной. В сентябре 1844 года поэт с женой  и двумя детьми от второго брака  – Марией и Дмитрием – переехал из Мюнхена в Петербург. Через  полгода (16 марта 1845 года) он снова был  зачислен в ведомство Министерства иностранных дел, тогда же ему  было возвращено звание камергера.  
«Тютчев – лев сезона», – отозвался о нем П. А. Вяземский, очевидец его первых успехов в петербургском светском кругу. Таким бессменным «львом сезона», увлекательным собеседником, тонким острословом и любимцем салонов Тютчев оставался до конца своей жизни.

Среди произведений Тютчева, написанных в начале 1850-х  годов и включенных в сборник  стихотворений 1854 года, выделяются около  десятка стихотворений, по глубине  психологического раскрытия любовной темы не имеющих себе равных в его  лирике заграничного периода. Все они  в основе своей автобиографичны и, взятые вместе, представляют как бы лирическую повесть о последней любви поэта к Елене Александровне Денисьевой (начало которой относится к июлю 1850 года). Однако значение этих стихов далеко выходит за пределы автобиографичности: в них личное поднято на высоту общечеловеческого.