Медицина в жизни и творчестве М. Булгакова

Автор словно утверждает: нельзя улыбаться и быть добрым, делая нелегкое, опасное дело. Во время операции, когда решается вопрос о жизни человека, лица врачей, акушерок, фельдшеров становятся «злыми», движения «хищными». Это является следствием сильного напряжения ума и тела. И именно это напряжение помогает им выиграть схватку со смертью.

Для главного персонажа  в рассказе «Полотенце с петухом», показывающем начальный этап профессионального  становления юного врача, наиболее значимым и являются, по мнению И.Ю. Маховой, «внешние признаки его соответствия образу опытного доктора. Состояние пациентки, ее здоровье и жизнь второстепенны»:

«Направляясь в Мурьинскую глушь, я, помнится, еще в Москве давал  себе слово держать себя солидно. Мой юный вид отравлял мне существование на первых шагах. Каждому приходилось представляться:

- Доктор такой-то.

И каждый обязательно поднимал брови и спрашивал:

- Неужели? А я-то думал,  что вы еще студент.

- Нет, я кончил, - хмуро  отвечал я и думал: «Очки мне нужно завести, вот что».

В рассказе «Крещение поворотом» экстремальная врачебная ситуация, связанная с необходимостью операции родовспоможения при поперечном положении плода, воспринимается молодым  врачом иначе, чем в рассказе «Полотенце с петухом»: здесь на первом месте по значимости – знания, умения, навыки, а не поддержание репутации квалифицированного серьезного врача. При описании ситуации ставится акцент на ощущении одиночества, отсутствии компетентного окружения. При этом возникает новый значимый объект – пациентка, но которая имеет лишь «объектные» черты для молодого доктора:

«Что там такое у  этой женщины с неблагополучными родами? Гм… неправильное расположение…  узкий таз… Или, может быть, еще  что-нибудь хуже. Чего доброго, щипцы придется накладывать. Отослать ее разве прямо в город? Да немыслимо это! Хорошенький доктор, нечего сказать, скажут все! Да и права не имею так сделать. Нет, уж нужно самому. А что делать? Черт его знает. Беда будет, если потеряюсь; перед акушерками срам… «.

«… Здесь же я –  один-одинешенек, под руками у меня мучается женщина; за нее я отвечаю. Но как ей нужно помогать, я не знаю, потому, что вблизи роды видел  только два раза в своей жизни  в клинике, и те были совершенно нормальны. Сейчас же я делаю исследование, но от этого не легче ни мне, ни роженице; я равно ничего не понимаю и не могу прощупать там нее внутри. А пора уже на что-нибудь решиться.

- Поперечное положение…  раз поперечное положение, значит, нужно… нужно делать…

- Поворот на ножку, - не утерпела и словно про себя заметила Анна Николаевна. Старый, опытный врач покосился бы на нее за то, что он суется вперед со своими заключениями… Я же человек необидчивый…».

В рассказе «Стальное горло» продолжается профессиональное становление  доктора. Ноябрьской вьюжной ночью  его будят. Привезли девочку, умирающую  от дифтерийного крупа. Врач никогда  не делал трахеотомию, но он понимает, что ребенок обречен, операция –  единственный шанс на спасение. И он идет на риск. Девочка спасена. По деревням идет слух, что Лидке вставили «стальное горло» и она прекрасно живет с ним. Популярность врача вырастает до «трагических» размеров: в день он принимает более ста человек. Молодой врач, тоскующий по свету электрических лампочек, мечтающий о совете опытных коллег, не уверенный в своих силах, и, тем не менее, отважно идущий на операцию, - вот каким предстает перед нами главный герой. Он понимает, что ожидает его в случае неудачи. Никто не простит его: ни мать, ни пациенты-крестьяне. Но долг врача для него превыше всего. По-своему впечатляют плаксивая бабка, виновница запущенной болезни, олицетворение темноты и невежества деревни; мать Лидки, с ее «черной яростью» и «нехорошим голосом» перед операцией и «сияющими глазами» после выздоровления дочки, и, наконец, молодой фельдшер, очень способный человек, упавший в обморок во время операции.

«Я взял безжизненную руку, привычным уже жестом наложил  пальцы и вздрогнул. Под пальцами задрожало мелко, часто, потом стало срываться, тянуться в нитку. У меня похолодело привычно под ложечкой, как всегда, когда я в упор видел смерть. Я ее ненавижу». Эти строки – из рассказа «Вьюга»(1926). Рассказ о том, как не удалось отстоять жизнь, только что расцветшую. Конторщик, пламенно влюбленный в юную красавицу – дочку лесника, после долгожданной помолвки повез невесту кататься на санках, а рысак «с места как взял, невесту-то мотнуло – да лбом об косяк».

В названии рассказа «Вьюга»  сразу «закручена» основная линия  сюжета. Вьюга оказалась коварной, обманчивой. С утра это была благодетельная вьюга: она подарила рассказчику – юному врачу – первый за всю зиму почти свободный день. В его больницу приехали на прием всего двое больных. И это дало ему счастливую возможность отдохнуть и вымыться, так как он уже погибал под бременем своей ранней славы. После невероятно удачной, первой в его карьере операции («Стальное горло»), к нему стали ездить по сто больных в день. Кроме того, у него было стационарное отделение на тридцать человек. Операции он же делал, роды принимать он же ездил, поскольку был единственным врачом в сельской больнице.

Вот и теперь, невзирая на вьюгу, не успев домыться, кое-как  высушив голову перед печкой, он поехал в другое село по отчаянной  записке своего коллеги, тоже, как выяснилось, юного врача. Приехав на место, он понял, что обязательно заболеет теперь, и это было еще обиднее для него, когда он увидел, что приехал сюда зря – девушку не спасти. В тупом отчаянии после встречи со смертью он тут же, отмахиваясь от уговоров остаться, переждать вьюгу, отправляется обратно. Возница потерял дорогу, за путниками гнались и уже настигли их волки. Случай спас или выстрелы из браунинга, который на счастье был у врача с собой – неизвестно. Только старая, облупленная затерянная в снегах больница показалась юному врачу после пережитого красивее дворца.

В этом рассказе появилась  и характерная для всего творчества М. Булгакова привязанность к  А. С. Пушкину. Перед рассказом поставлен  эпиграф из хрестоматийного стихотворения «Зимний вечер»(1825):

То, как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя.

Вряд ли эпиграф понадобился  лишь для того, чтобы напомнить  всем знакомые строки. Нет, нужно было воспоминание, о всей атмосфере его  поэзии. Может быть, еще и том, что пушкинская печаль всегда таит в себе свет.

Герой рассказов не отличается ни титанической волей, ни железным характером. Но он ведет постоянный упорный бой. Прежде всего с болезнью: «… я  смотрел в зрачки, постукивал по ребрам, слушал, как таинственно  бьется в глубине сердце, и нес в себе одну мысль – как его спасти? И этого – спасти. И этого! Всех!». Но не только с болезнью идет борьба, врачу приходится превозмогать еще собственное малодушие, незнание. И в этом ему помогает неистребимая, любовь к людям. После безнадежной, как кажется врачу, ампутации он просит: «Когда умрет, обязательно пришлите за мной». И вот врач один. «Сейчас постучат… скажут: «Умерла…» Да, пойду и погляжу в последний раз». Так думают люди о своих родных, но у Булгакова так думает врач. Но вот неожиданный поворот в рассказе, и камень падает с души читателя. К врачу, действительно, стучат, однако прошло немало времени – в дверях выздоровевшая девушка.

Мысль о необходимости  «покорно учиться» никогда не оставляет  молодого врача. Убеждение писателя в том, что учебные заведения не в состоянии выпускать вполне подготовленных к самостоятельной работе людей, оформится позже в «Жизни господина де Мольера»: «Я полагаю, что ни в каком учебном заведении образованным человеком стать нельзя. Но во всяком хорошо поставленном учебном заведении можно стать дисциплинированным человеком и приобрести навык, который пригодится в будущем, когда человек вне стен учебного заведения станет образовывать сам себя».

В числе произведений М. Булгакова, публиковавшихся в 20-х  годах в журнале «Медицинский работник», встречается и рассказ «Звездная сыпь». «Эти строки, по сути, не имеют аналогов в мировой литературе. С величайшим целомудрием и гуманностью Булгаков обрисовал в рассказе больных сифилисом и подробности их врачебного обследования, одновременно дав глубокий научный анализ распространения этого страшного заболевания и наметив меры борьбы с ним. Эта медицинская программа и сегодня может служить образцов врачебного бесстрашия и научной последовательности». В рассказе упоминается университет и профессор с седой бородой. Это Сергей Петрович Томашевский, выдающийся русский сифилидолог, общественный деятель, «поборник женского медицинского образования». В его отчете, например, говорится, что в клинике лечились больные со всеми формами сифилиса, причем примерно шестую часть составлял третичный люэс, а у трех четвертей пациентов обнаруживались кондиломы. Клиника С.П. Томашевского обладала богатейшей библиотекой, тут применялись самые новые методы лечения. «Достаточный опыт диагностики, радикализм в применении сальварсана, эпидемиологический подход к сифилису – все это Михаил Булгаков приобрел, несомненно в этих стенах». Пройдет не так много времени, и молодой врач, заброшенный в провинциальную глушь, один на один столкнется с трагической эпидемией края: «Теперь, когда прошло много лет, вдалеке от забытой облупленной белой больницы, я вспоминаю звездную сыпь на его груди. Где он? Ах, я знаю, знаю. Если он жив, время от времени он и его жена ездят в ветхую больницу. Жалуются на язвы на ногах. Я ясно представляю, как он разматывает портянки, ищет сочувствия. И молодой врач, мужчина или женщина, в беленьком штопаном халате, склоняется к ногам, давит пальцем кость выше язвы, ищет причины. Находит и пишет в книге: «Lues III»«. Именно этот трудный и опасный раздел медицины станет в 1918 – 1919 г.г. основной специальностью доктора М.А. Булгакова.

Совсем не случайно то, что из цикла выпал, и надолго, этот рассказ. Именно в нем со всей ясностью сказано, что общение молодого доктора с местными крестьянами шло точно так же, как и в рассказе А.П.Чехова «Новая дача». Простодушный интеллигент-энтузиаст все время наталкивается на стену тяжелого недоверия, его отношения с крестьянами не были идиллическими. Год, «проведенный в тесном общении с ними, много дал Булгакову для формирования живого, не умозрительного, представления о своем народе».

«Рассказы юного врача», как их называл сам автор, действительно  написаны молодым человеком; они  светлы, улыбчивы, хорошо передают волнения и радости начинающего деревенскую  практику выпускника медицинского факультета, который мало похож на автора. Конфликты и трудные ситуации разрешаются в них легко и успешно.

Работая над первыми  произведениями, молодой писатель постепенно постигает урок русской классической прозы: между автором и персонажами, даже дорогими и близкими ему, должна быть определенная дистанция. То есть писателю следует взглянуть на случившееся с ним и другими людьми как на свое и чужое прошлое. Конечно же, сразу такая зрелость и высота писательского взгляда прийти не могли.

Булгаков ищет не только новую точку зрения на происходящие события и их участников, но и  свой стиль. И.А. Бунин в «Окаянных  днях» с горечью говорил о  распаде и болезни языка, о  его ломке и засорении даже в народной среде. Сатирик Булгаков видит эту болезнь, и отсюда все его насмешки над аббревиатурами, канцелярскими штампами, псевдореволюционным жаргоном, самоуверенной безграмотностью газетчиков. «Но Булгаков смеется и над прежней «зализанностью гладких фраз» декадентских писателей, литераторов начала века. Сам он не отгораживался от нового «взвихренного» языка эпохи перелома, где причудливо соединились «неправильная» живая речь, церковный высокий слог и библейские образы, книжная интеллигентская беседа, риторика митингов и корявые машинописные фразы канцелярии. Наоборот, язык булгаковкой сатиры живет этой неправильностью и распадом, умело пользуясь всеми штампами и нелепостями, сталкивая несовместимые говоры и жаргоны. Отсюда его неповторимый комизм». Начинающий прозаик уже умеет вослед Чехову показать характер персонажа через его речь.

 

    6. Заключение

 

 Писатели-врачи стали в своей литературной братии будто бы особенной кастой, чьи произведения отличаются рационализмом, драматичностью, неким скептицизмом и в то же время особой чуткостью к человеческим эмоциям, характерам, мыслям.  
Многие из них, избирая путь литературный, бросали прошлую плодотворную для мысли и чувства стезю — медицинскую, некоторые же оставались служителями обеих прекрасных, изящных наук до самой смерти. В конечном счете, важно лишь то, что оба избранные пути тесно, пусть и незримо, сплелись в жизни и творчестве каждого из них. Медицина привнесла особые, никаким другим писателям не присущие черты в творчество писателей-врачей, литература позволила развить сферу чувственную, столь необходимую для представителя такой профессии как врач. 
Все это можно увидеть на примере кусочка биографии М.А. Булгакова, связанного с обучением на медицинском факультете и последующей врачебной практикой. Человек широкой души, тонкого интеллекта, он оставался при своем профессионализме и в то же время человеческой чуткости в каждый, даже самый тяжелый жизненный период. Все трудности и радости, связанные с докторских ремеслом в деревне, он описал в своих «Записках юного врача», ставших тоже, несомненно, первым шагом в его широкой литературной деятельности.

 

 

   

      7. Литература.

 

1.  Соколов, Б.В. Булгаков. Энциклопедия. - М., Алгоритм, 2003.
2. Михаил Булгаков. «Записки юного врача»., 1926.
3. Белозерская-Булгакова Л.Е. Воспоминания. М., 1989.
4. Петелин В. Жизнь Булгакова: Дописать раньше, чем умереть. - М.: Лакдос, 2000.