Национальный вопрос в Испании в Новейшее время

Лишь в конце 1970-х  годов Галисия обрела самоуправление. Это произошло на фоне манифестаций по всему региону и плебисцита, участники которого в подавляющем большинстве проголосовали за автономию для своей малой родины. Празднование «дня галисийской родины», публичное исполнение галисийского гимна и другие проявления местного патриотизма стали тогда привычными атрибутами общественной жизни⁴⁸.

Положение гальего (галисийского языка) в условиях франкизма не отличало его от каталанского и эускеры. Слабая поддержка своего родного языка в местном обществе ощутимо усилилась в 1960-е годы, а с падением франкизма галисийский язык, подобно баскскому и каталанскому, стал активно внедряться в местные средства массовой информации, школьное обучение и делопроизводство.

Франко опирался на национальную идею "испанизма" — отождествления единства испанской нации с ее конфессиональной (католической) общностью. Католическая религия объявлялась сущностью "испанской души". Идея "испанизма" включала в себя целый ряд антидемократических, авторитарных установок, в том числе выражала претензии на патронирование духовной и политической жизни в испаноязычных странах Латинской Америки⁴⁹.

К одному из основных тезисов  франкистской пропаганды о том, что  Гражданская война стала противостоянием  «двух Испаний» следует относиться критически⁵⁰. В значительной мере то был конфликт имущих и неимущих, и лишь во вторую очередь – традиционно настроенной части населения и сторонников зарубежных либеральных и радикальных идей. При всей разнородности составляющих его элементов, при всей фатальности политических ошибок его руководства, именно республиканский лагерь представлял основную часть населения. Не будем забывать, что практически лишенная на первом этапе регулярной сухопутной армии, Республика сумела не только оказать сопротивление, но и вести войну на протяжении более двух с половиной лет – с июля 1936 года по март 1939 года включительно. В отсутствии действительно массовой, подлинно демократической социальной базы это было бы невозможно.

Но, не будучи в полной мере национальным движением, франкизм не был и явлением монолитным. Под лозунгами «крестового похода» действовали самые разные силы – от мусульман-марокканцев до консерваторов и откровенных фашистов⁵¹. В партийно-политическом плане интересы всех этих разнородных групп выражали Церковь, монархисты (сторонники эмигрировавшего Альфонсо XIII), а также карлисты («традиционалисты») (изначально так назывались сторонники прав на престол сына Карла IV инфанта дона Карлоса Старшего (1788 – 1855) («Карла V ») и его потомков, позиции которых были особенно сильны в Наварре. Последующее сближение с нацистской Германией и фашистской Италией предопределило также рост значения местных сторонников фашистских идей («националистов») – «Испанской фаланги», созданной сыном экс-диктатора Х.А. Примо де Риверой (расстрелян республиканцами в 1936 году).

Поэтому второй основополагающей чертой франкистского режима стало постоянное лавирование между интересами составляющих его элементов. В процессе такового менялся и характер самого режима – от тоталитарно-фашистской диктатуры итальянского типа (1939 год – середина 1940-х годов) до авторитарной системы, каковой франкизм являлся с конца 1950-х годов и до смерти своего основателя (1975 год). При этом, умело тасуя свое окружение, Ф. Франко думал прежде всего об удержании своей собственной власти.

Отсюда – третья характеристика режима, а именно – последовательный прагматизм его основателя, порой граничащий с откровенной беспринципностью.

В этом смысле можно говорить об отсутствии четкой политической доктрины франкизма. В отличие от Гитлера  или Муссолини, Ф. Франко не был фанатиком какой-либо идеологии. Муссолини, идеолог корпоративного государства, был равнодушен к церкви и презирал монархию. Гитлер был воинствующий антихристианин и антисемит. С Франко эти вожди сходились только в национализме. Но национализм Франко был "интернационален" - испанцами он считал всех граждан страны без расовых и племенных различий. Идеологической основой режима Франко был католицизм, а политически он собирался восстановить монархию. Фашистские атрибутика, идеология, да и сама «Фаланга» были для него не более чем инструментами власти, пригодными в конкретной ситуации и в конкретных же обстоятельствах. Вопреки надеждам лидеров фалангистов, они никогда не обладали единоличным влиянием на диктатора. С конца же 1950-х годов «Фаланга» (переименованная в 1958 году в «Национальное движение») почти полностью утратила прежнюю роль, а на первый план выдвинулись консервативные католики-технократы из «Опус Деи», гораздо более респектабельные и приемлемые для контактов с западными партнерами.

Неуместен для характеристики Франко миф о «либеральном диктаторе»⁵². Репрессии оставались одним из основных элементов управления страной вплоть до самого конца режима. Что же касается их интенсивности, то она изменялась лишь в той мере, в которой это было необходимо для каудильо. Особенно массовыми репрессии являлись в 1940-е – начале 1950-х годов, когда число политзаключенных находилось на уровне не менее 200 000, а на начало 1941 года их было 1 – 2 миллиона (почти каждый 20-й испанец!). И это при том, что смертная казнь превратилась едва ли не в ординарную санкцию: между апрелем 1939 года и июлем 1944 года было расстреляно 196 994 человек, а после войны число казненных достигло почти 50 000 ( С. 87 – 89 ). Более того, Ф. Франко, всячески демонстрировавший свою верность «святой Римской Церкви», приказал вырезать из радиообращения папы Пия XII к испанской нации в 1939 году призыв «проявить добрую волю к побежденным», а аналогичные призывы епископов (даже из числа своих ближайших сторонников) диктатор просто игнорировал⁵³.

На этом фоне все широкие  жесты по «национальному примирению»  нельзя рассматривать иначе как  чистый ПИАР. Вот лишь несколько  примеров. В 1959 году был открыт знаменитый памятник в Долине Павших (около 70 км от Мадрида). Действительно, наряду с  франкистами, там похоронены и республиканцы, но лежат они вне церковной ограды, как самоубийцы, хотя на словах диктатор заявлял о своем желании «похоронить павших католиков из обоих сообществ». Не будем также забывать, что Ф. Франко мыслил монумент вовсе не как памятник национального примирения; он заявлял: «Главная цель сооружения – напомнить о победе над коммунизмом, который стремился к господству над Испанией» (не случайно оно возведено к 30-летию победы «националистов»)⁵⁴.

Таким образом, погибшим республиканцам даже после смерти была уготована роль побежденных. Не случайно многие из них были наскоро погребены у обочин дорог, в братских могилах, практически заброшенных во времена франкизма… Духу «национального примирения» противоречат и возведенные режимом памятники, призванные увековечить победу франкистов. Пожалуй, наиболее известным из них является Триумфальная арка в Мадриде на площади Монклоа. (Показательно, что в России большевики не решились на подобную «монументальную пропаганду»: во всяком случае, на территории бывшего СССР ни одного памятника, специально посвященного победе в Гражданской войне 1918 – 1920 годов нет). Наконец, не следует забывать и того, что репрессии по отношению к республиканцам продолжались и после 1959 года. Так, один из лидеров ИКП Х. Гримау, тайно вернувшийся в страну в 1962 году, был вскоре схвачен, повергнут пыткам, а затем – выброшен из окна Главного управления безопасности, дабы инсценировать самоубийство. Но Х. Гримау выжил и, искалеченный, предстал перед трибуналом, приговорившим его к расстрелу, несмотря на голоса протеста, к которым присоединились даже Рим и английская королева.

Лишь в 1965 году бывшие республиканцы были реабилитированы  и стали понемногу возвращаться в страну. Но и тогда процесс  не принял однозначной направленности: в 1968 году Ф. Франко восстановил действие послевоенного закона «О бандитизме и терроризме»⁵⁵, позволявшего судить активных противников режима не гражданскими, а военными судами. Не случайно в 1969 году в своем интервью, данном в Бонне, аббат каталонского монастыря Монсеррат заявил: «Эта страна до сих пор продолжает быть разделенной между побежденными и победителями, хотя пацифистская пропаганда правительства пытается это скрыть»⁵⁶. Следствия репрессивной политики диктатора дают о себе знать и до сих пор, по прошествии почти 34 лет после смерти Ф. Франко. По существу, окончательного примирения так и не произошло: даже дети и внуки лиц, связанных родственными узами, но сражавшихся в противостоящих лагерях, как правило, не общаются друг с другом…

В 1975 г., бессменно пробыв у власти 36 лет, генералиссимус Франко умер. На вакантный престол взошёл законный наследник, нынешний король Хуан Карлос.

Испанцы не считают эпоху  правления Франко лучшим временем в  истории Испании, а его взгляды  и методы - достойными. Однако имя генералиссимуса ниоткуда не вычеркнуто.

Глава II. Национально-территориальное развитие Испании в 1976 - начале XXI века

§1. Децентрализация государственного устройства Испании

Противоречия и конфликты  между центром и периферией, между "большой" нацией и национальными "меньшинствами" являются неотъемлемой стороной политической жизни любой страны. Они неизбежно порождаются самим фактом существования центра и периферийных (национальных или региональных) образований, неодинаковостью темпов и циклов их развития, проистекающей отсюда разницей или неполным совпадением их интересов. И задача, очевидно, состоит не в устранении этих противоречий, но в создании условий для того, чтобы они, по мере возможности, не перерастали в острые или затяжные конфликты.

За последние двадцать лет в Испании созданы многочисленные научные труды, рассматривающие регионально-национальную проблему в самых разных ракурсах. Можно выделить несколько общих позиций, важных теоретико-методологических выводов, к которым пришли политологи, историки, социологи различной политической ориентации.

Во-первых, все они  исходят из неразрывности национальных и региональных связей и отношений. "Национализм и регионализм  в Испании неотделимы друг от друга, наоборот, они характеризуются "как единство в многообразии во всех проявлениях"⁵⁷. Более того, некоторые авторы, признающие значимость и весомость "национализмов" в Испании, в практическом плане считают региональную политику приоритетной, поскольку она направлена на обустройство территорий и развитие структур гражданского общества. А это, в свою очередь, деполитизирует национальные требования и способствует тому, что проблема национальной идентификации становится в большей степени проблемой индивидуального самоопределения⁵⁸.

Во-вторых, ученые пришли к выводу о том, что проявления регионалистских устремлений, национальных чувств, настроений и выдвигаемые на их основании требования имеют в каждом регионе свой особый вид, поэтому требуют дифференцированного и динамичного подхода.

Несмотря на стремление выработать общие подходы, типологизировать ситуации, ученые вынуждены признать, что очень трудно найти единые мерки. Исследователям, практически приступающим к анализу того или иного проявления национально-региональных противоречий, приходится отбрасывать теоретические выкладки и рассматривать эти противоречия каждый раз "как особый случай"⁵⁹.

 По признанию специалистов, попытки дать общие определения или провести категоризацию ситуаций, связанных с национальными и региональными проблемами, оканчиваются очень часто неудачами: "материал сопротивляется"⁶⁰.

В-третьих, возникновение  все новых и новых противоречий и конфликтов в национальной и региональной сферах исследователи связывают прежде всего с тем, что корни их лежат в глубоких исторических пластах. Поэтому ритм событий, связанных с регионально-национальными отношениями, не совместим с ритмом изменений в других областях современной жизни. Кроме того, в политическом поведении отдельных индивидуумов и общностей, организаций и партий, движимых национальными (а подчас и региональными) устремлениями, всегда наличествует сильный элемент иррациональности.

В-четвертых, общепризнанным считается рубеж — конец XIX —  начало XX века, когда регионально-национальный фактор стал одной из основных составляющих политической борьбы за либерализацию  политического строя. Это не означает, что ранее не возникали противоречия между центром и регионами, не предъявлялись со стороны последних требования и претензии. Но таковые ограничивались, в основном, защитой привилегий. В XX же веке региональные и национальные общности стали поднимать вопрос о самоопределении, а экстремистские группы национальных элит — о создании самостоятельных государств.

Как известно, процесс  испанской перестройки проходил через этапы заключения и последующего выполнения самых разнообразных, общих  и частных политических пактов и  соглашений. Решение наиболее важных — институциональных — вопросов передавалось (по договоренности между всеми основными участниками перестройки, в том числе и представителями регионально-национальных сил) в различного рода согласительные комиссии, комитеты и т.д. Институционализация новых — демократических — отношений между центром и регионами откладывалась до принятия новой конституции, которая и должна была определить основные принципы и механизмы регулирования отношений регионально-национального характера.

В целом процесс решения проблем в рассматриваемой сфере в институциональном плане можно разделить на три основных этапа. Первый — от начала демократического процесса до принятия Конституции 1978 года⁶¹, второй — до военного путча 23 февраля 1981 года, третий — до 1983 года, когда правительство ИСРП завершило утверждение уставов всех 17 региональных образований.

Роль системы, минимизирующей негативные последствия столкновений интересов центр — регион играет в постфранкистской Испании государство  автономий. В контексте полиэтнических, квазифедералистских реалий Испании важно подробнее остановиться на некоторых особенностях испанского регионализма, как особой этнокультурной и политико-территориальной модели государственного устройства.