Внутригосударственные конфликты: языковое измерение (на примере Великобритании)

ЭССЕ

ВНУТРИГОСУДАРСТВЕННЫЕ КОНФЛИКТЫ: ЯЗЫКОВОЕ ИЗМЕРЕНИЕ (НА ПРИМЕРЕ ВЕЛИКОБРИТАНИИ).

Прежде всего, мне хотелось бы отметить, что тема моего эссе «Внутригосударственные конфликты: языковое измерение» может иметь несколько подходов и может пониматься по-разному в зависимости от смысла, который я вкладываю в данную формулировку и в зависимости от источников, проанализированных мной во время написания данной работы.

Итак, языковое измерение внутригосударственных конфликтов можно рассмотреть с разных сторон. Во-первых, я проанализировала влияние языка, его использование на стабильность и безопасность внутри государства, его роль в конфликтах. Во-вторых, язык может быть рассмотрен не только как один из элементов в связке «язык – конфликт – безопасность»[1], но и как один из факторов, который может послужить толчком к развязыванию внутригосударственного конфликта.

Таким образом, в своем эссе я бы хотела описать оба эти подхода и дать им свою оценку, а также выделить их характерные черты на примере Великобритании.

Обычно, изучение взаимосвязи между языком, конфликтом и безопасностью рассматривается в очень узком контексте: «безопасность» - это понятие, связанное с военной и оборонной отраслью, «конфликт» - как жестокий спор между несколькими сторонами, а «язык» - как средство устного и письменного общения. Такой подход не позволяет рассмотреть эти понятия в связке друг с другом. Если «безопасность» и «конфликт» еще как-то перекликаются между собой, то языковое измерение конфликта чаще всего никто вообще не учитывает. Тем не менее, «безопасность» в широком смысле этого слова подразумевает не только военное благополучие страны, но и культурную безопасность, равно как и «конфликт» тоже бывает на культурной основе. А язык, как известно неотделим от культуры того или иного народа. Таким образом, помня о том, что эти три термина взаимосвязаны, стоит упомянуть о том, что язык играет, возможно, даже и первостепенную роль, ведь всегда следует помнить, какое слово может или не может быть использовано без последствий, здесь я имею в виду заявления политических лидеров и т.п.

Говоря о роли языка в конфликтах, стоит упомянуть о том, что его можно рассматривать как движущую силу не столько в открытых вооруженных столкновениях между противоборствующими сторонами, сколько в борьбе за самоопределение, за право быть признанным, в конфликтах интересов, мнений и ценностей. Таким образом, некоторые исследователи конфликтов утверждают, что язык – это универсальный показатель существования конфликта, который рано или поздно может перерасти в открытое вооруженное противостояние.

Какая же связь существует между конфликтом и языком? В первую очередь посредством языка хранится и передается информация. Таким образом, знание языков этнических меньшинств, их диалектов играет очень важную роль, особенно для Великобритании, где у каждой административной единицы есть свой неповторимый язык, который зачастую имеет несколько диалектов, в том числе и образовавшихся в результате смешения родного языка с английским.

Но с другой стороны язык выражает ценности, чувства и стремления, именно поэтому он может обнаружить социальную напряженность, ведь любое изменение в обществе влечет за собой и изменение в языке.

Кроме того, многие исследователи убеждены, что язык может «действовать»[2]. Не сам по себе, конечно, но, тем не менее, он может иметь силу и его использование – речь, может иметь силу и последствия – социальные и политические. Некоторые исследователи расшифровывают «действия» языка как его способность быть использованным, чтобы оправдать какие-либо действия. Так, например, противостояние Лондона и Ольстера с центром в Белфасте имеет место не только потому, что между этими двумя конфликтующими сторонами существуют религиозные противоречия между католиками и протестантами, но еще и потому, что в данном регионе начиная с XVI века, происходило постепенное вытеснение исконного ирландского (Gaeilge) языка английским.[3] Таким образом, данный конфликт имеет под собой еще и языковую почву. Он основан на психологических факторах. Базовая его составляющая – этнические проблемы – стремление избавиться от дискриминации, в том числе и языковой. Здесь следует отметить, что ирландский язык был признан вторым официальным языком в Северной Ирландии лишь в 1998 году. Более того, население Северной Ирландии говорит еще на одном наречии – ольстерско – шотландском (Ulster Scots, braid Scots, Ullians).[4] По этому поводу также возникает множество споров, поскольку данный язык не рассматривается как самостоятельный, а лишь как одна из разновидностей шотландского языка. В связи с этим носители ольстерско-шотландского языка вынуждены оспаривать этот факт и отстаивать право своего языка на самостоятельность. Таким образом, между Англией и Северной Ирландией зреет конфликт, имеющий под собой не просто религиозные, а гораздо более глубокие культурные корни, в основном связанные с языком, а точнее сказать с языками, на которых говорит население Ольстера.[5]

В связи с этим в некоторых источниках авторы поясняют, что язык играет важную, но все же, символическую роль во внутригосударственных конфликтах. Посредством языка, его использования теми или иными людьми – политическими лидерами или лидерами националистических движений, возможно придание особого смысла и понимания истории, самоопределения и нации, а так же язык может помочь увидеть превосходство одной нации над другой. Примером может послужить упомянутое выше противостояние Лондона и Белфаста или тот факт, что в Шотландии до 2001 года не были официально признаны шотландский гэльский (Gàidhlig) и англо-шотландский языки, не смотря на то, что гэльский язык – это национальный язык шотландцев. Тем не менее, в 1992 году он был включен в «Европейскую Хартию региональных языков и языков меньшинств», которую Лондон долго отказывался ратифицировать, тем самым не признавая за гэльским статуса национального языка Шотландии, где официальным языком считался английский вплоть до 2001 года.[6] Теперь в Шотландии несколько официальных языков и преподавание ведется не только на английском.

Кроме того, хотелось бы отметить, что знание языков меньшинств, проживающих на территории страны, может не только дать возможность понимать потенциальных оппонентов, но может также помочь избежать проблем с переводом. Зачастую некоторые слова имеют очень приблизительный или даже неверный перевод, который активно используется средствами массовой информации. Люди, зачастую, не понимая, о чем идет речь, уже представляют ужасающие картины. Такие проблемы с трактовкой и переводом слов очень часто встречаются при переводе с арабского языка. Казалось бы, данная проблема не имеет ничего общего с внутригосударственными конфликтами в Великобритании. Но в связи с изменениями, происходящими в мире в последние десятилетия, данная проблема коснулась и Соединенного королевства, поскольку на его территории проживает огромное количество мигрантов из арабских стран Северной Африки и их число постоянно увеличивается. Например, сильную тревогу у людей вызывают такие арабские слова как «intifada» и «jihad»[7], ведь почти все СМИ утверждают, что они синонимичны. Кроме того, многие исследователи придерживаются того же мнения. Но первое слово, в отличие от  второго не несет в себе никакого негативного смысла. Это понимают люди, знающие арабский язык. Оно означает всего лишь «подъем», причем чаще всего не прямом, а в переносном смысле, то есть эмоциональный подъем, например. Такой отрицательный окрас словам люди придают только потому, что страдают от наплыва мигрантов из арабских стран, а мигранты, как известно, очень часто становятся одной из сторон внутреннего конфликта в государстве, когда сначала растет недовольство со стороны местного коренного населения, а потом это приводит к открытым столкновениям между коренными жителями и мигрантами. Таким образом, перевод и трактовка слов играет первостепенную роль не только в Великобритании, но и во всей Европе, поскольку не только Соединенное Королевство столкнулось с проблемой практически неконтролируемого потока мигрантов из арабских стран.

Как уже упоминалось, кроме передачи и хранения информации язык имеет еще несколько функций, напрямую связанных с конфликтом и безопасностью. Эти функции: инструментальная, символическая и детерминистическая.[8] В первом случае язык используется как инструмент чтобы подстрекать, провоцировать, подогревать конфликт, чтобы приукрашивать происходящее в ходе конфликта или обуздывать, умерять и сдерживать нарастающий конфликт. Данная функция действует в основном, когда речь идет о конфликтах, основанных на борьбе за самоопределение, которые имеют культурную и религиозную основу. Примером таких конфликтов внутри Великобритании может служить конфликт в Ольстере.

Символическая функция заключается в том, что каждый конфликт может быть описан по-разному, равно как по-разному могут быть описаны, а соответственно и восприняты участники данного конфликта. В этом и заключается символизм языка, когда посредством него участники разделяются на «своих» и «чужих», на «коренных» и «других». Данные примеры есть и в Великобритании. Я уже описывала конфликты в Соединенном Королевстве на почве языков, борьбу за признание статуса ирландского, гэльского, англо-шотландского и ольстерско-шотландского языков. Но, кроме того, в Великобритании существует еще одна проблема – статус валлийского (Cymraeg) и уэльского английского (Wenglish, разновидность английского языка, сформировавшаяся в Уэльсе) языков. В данном контексте очень ярко демонстрируется символическая функция языка, разделение, о котором упоминалось выше. Как и гэльский, валлийский и уэльский английский были включены в «Европейскую Хартию региональных языков и языков меньшинств», а Лондоном официально признаны лишь в 2001. Следовательно, население – носители этих языков испытывало острую потребность в том, чтобы язык, на котором они говорят, являлся официальным для того региона, в котором они проживают. Более того, некоторые люди, проживающие в Уэльсе, вообще не говорят по-английски. В данном примере продемонстрирована символическая функция языка, оба описания сторон конфликта присутствуют. Следует также отметить, что символическая функция языка становится инструментальной для тех, кто использует насилие, чтобы ввести новые нормы – с точки зрения ученых, принимавших участие в конференции «Language, conflict and security».

Третья функция – детерминистическая, идет вразрез с двумя вышеописанными функциями. Исследователи утверждают, что структурные характеристики, присущие языку, неизбежно приведут его носителей к тому, что они должны вести себя определенным образом. Эту функцию языка, связанную с конфликтами, многие ученые, а в особенности те, кто рассматривают язык в связке «язык – конфликт – безопасность» отрицают, говоря, что она противоречит всем вышеприведенным функциям и ее формулировка чрезвычайно запутана.

Говоря о Великобритании, следует также упомянуть, что сотрудники Британских спецслужб утверждают, что осведомленность в вопросах культуры, а в особенности знание языка потенциального оппонента может внести стабильность в отношения, может помочь избежать недоразумений. Разумеется, здесь имелись в виду в основном внешние, международные конфликты, но, на мой взгляд, данная точка зрения применима и к внутригосударственным конфликтам, учитывая то, сколько проблем имеет Соединенное Королевство на культурной я языковой почве между Лондоном и административными единицами, входящими в состав Королевства. Сейчас в образовании в Великобритании, по утверждению все тех же специалистов – сотрудников Британских спецслужб, дабы избежать конфликтов, упор необходимо делать на изучение не только культуры, но и языков меньшинств, населяющих Британские острова. Таких специалистов, как утверждают Британские лингвисты, можно будет называть «специалистами в области языка и культуры». Кроме всего прочего, все те же участники конференции «Language, conflict and security» настаивают на необходимости не только реформировать систему образования в Великобритании, но и организовать специальные курсы и языковые программы для всех желающих, а не только для студентов университетов. Они надеются, что таким образом получится разрядить обстановку в стране, что языки меньшинств, такие как ольстерско-шотландский или уэльский английский встанут в один ряд со всеми остальными европейскими языками, и в первую очередь с английским. Все это поможет в будущем избежать развития конфликтов, связанных с языковой дискриминацией в Соединенном Королевстве.

Все вышеописанное имело отношение непосредственно к конфликтам на культурной основе, таки образом языковые конфликты зачастую рассматриваются неотделимо от претензий народа на самоопределение в отношении своей культуры. Но такие авторы, как David D. Laitin и Ted Gurr в своих работах утверждают, что языковые конфликты ни в коем случае не связаны с религиозными или культурными конфликтами внутри страны, такие конфликты имеют свою неповторимую динамику, которая отличается от религиозной, например. Конфликты, основанные на религиозных противоречиях чаще всего непредсказуемы и почти неконтролируемы и могут перерасти в открытое противостояние между разными религиозными группами внутри одного государства, в то время как конфликты на языковых претензий не имеют установки к применению не то, что насилия, но даже хоть какой-нибудь силы.

Ted Gurr пришел к таким выводам проанализировав около 268 конфликтов более чем в 148 странах.[9] Он также сделал обобщение, что языковые споры между меньшинствами и доминирующей группой внутри страны зависят не столько от взаимоотношений между этими двумя группами, а от языковой и образовательной политики, проводимой государством. Обиды, недовольства, жалобы и претензии при этом исходят в основном от лингвистических меньшинств, что вполне предсказуемо.

Отсюда следует, что во внутригосударственных спорах и конфликтах, имеющих под собой языковую почву виновато само государство, внутри которого происходят эти самые конфликты. В эпохи, предшествующие современности, язык не был политизирован. В доиндустриальную эпоху язык, на котором велись государственные дела, не касался простых людей. Лишь после того, как окончательно сформировались мононациональные государства язык начал становиться официальным, для каждого государства – свой, как, например, создание единого закона государства, разработка единой системы мер и весов и т.д. Следовательно, использование единого, универсального языка внутри одной страны насаждалось помимо воли народа, что, естественно, вызывало протесты и конфликты. Так произошло объединение понятий нация и государство, что само по себе привело к конфликтам внутри государств, так как все привилегии получила одна нация, а интересы меньшинств перестали учитываться. Современные внутригосударственные конфликты, особенно основанные на претензиях меньшинств в признании их языка как одного из государственных имеют настолько глубокие корни, что они порой даже являются «ровесниками» самим государствам, внутри которых эти конфликты имеют место. В данном случае Великобритания также не стала исключением, ведь внутригосударственные конфликты начались тогда, когда в состав Соединенного Королевства поочередно были включены Уэльс, Шотландия и Ирландия, которая, правда, впоследствии обрела независимость, оставив в составе Великобритании лишь шесть из девяти графств провинции Ольстер, сформировавших территорию современной Северной Ирландии.

Именно в истории следует искать причины, которые могут дать толчок развитию и эскалации языковых конфликтов на территории современной Великобритании, в которой люди, принадлежащие к разным языковым группам (германским и кельтским), проживают на одной территории, из чего следует постоянная напряженность внутри страны.

С другой стороны разница в языке между меньшинствами и доминирующей группой сама по себе не может послужить показателем того, что между этими группами обязательно будут происходить ожесточенные столкновения. Конечно, культурные противоречия лишь усугубляют конфликт, но в данном случае язык не имеет к этому никакого отношения, ведь, как говорилось выше, языковое измерение конфликта не следует смешивать с культурным. Языковые противоречия настраивают меньшинства против государства, а не против доминирующей национальности.[10]