Политическая мысль Древнего Востока

Следование небесному образцу  Мо-цзы называл также «почитанием  мудрости как основы управления». Важным моментом такого мудрого управления является умелое сочетание «наставления народа с наказаниями». Ссылаясь на примеры прошлого, Мо-цзы подчеркивал, что власть должна использовать не только насилие и наказание, но и нравственные формы воздействия на людей.[5]

В поисках «единого образца справедливости» Мо-цзы выдвинул идею договорного происхождения государства и управления. В древности, говорил он, не было управления и наказания, «у каждого было свое понимание справедливости», между людьми царила вражда. «Беспорядок в Поднебесной был такой же, как среди диких зверей. Поняв, что причиной хаоса является отсутствие управления и старшинства, люди выбрали самого добродетельного и мудрого человека Поднебесной и сделали его сыном неба... Только сын неба может создавать единый образец справедливости в Поднебесной, поэтому в Поднебесной воцарился порядок».

Эта идея единой для всех справедливости и единой законодательной власти своим острием была направлена против произвола местных властей и  сановников, против «больших людей  – ванов, гунов», устанавливающих свои порядки, прибегающих к жестоким наказаниям и насилию, что, по смыслу договорной концепции Мо-цзы, противоречит всеобщему соглашению о верховной власти и ее прерогативе устанавливать единый и общеобязательный «образец справедливости».

Важное место в учении Мо-цзы  занимает требование учета интересов  простого народа в процессе управления государством. «Высказывания, – подчеркивает он, – должны применяться в управлении страной, исходить при этом из интересов  простолюдинов Поднебесной». С этих позиций Мо-цзы адресовал конфуцианцам следующий упрек: «Их обширное учение не может быть правилом для мира. Они много размышляют, но не могут помочь простолюдинам». Мо-цзы энергично выступал за освобождение низов общества от гнета, страданий и нищеты. В целом для его социального подхода к политико-правовым явлениям весьма характерно его проницательное суждение о том, что «бедность – это корень беспорядков в управлении».

Основные идеи древнекитайского легизма  изложены в трактате IV в до н.э. «Шан цзюнь шу» («Книга правителя области Шан»). Ряд глав трактата написан самим Гунсунь Яном (390– 338 гг. до н.э.), известным под именем Шан Ян. Этот видный теоретик легизма и один из основателей школы «законников» (фацзя) был правителем области Шан во времена циньского правителя Сяо-гуна (361–338 гг. до н.э.).

Шан Ян выступил с обоснованием управления, опирающегося на законы (фа) и суровые  наказания. Критикуя распространенные в его время и влиятельные  конфуцианские представления и  идеалы в сфере управления (приверженность старым обычаям и ритуалам, устоявшимся законам и традиционной этике и т.д.), Шан Ян замечает, что люди, придерживающиеся подобных взглядов, могут «лишь занимать должности и блюсти законы, однако они не способны обсуждать (вопросы), выходящие за рамки старых законов».[4]

Представления легистов о жестоких законах как основном (если не единственном) средстве управления тесно связаны  с их пониманием взаимоотношений  между населением и государственной  властью. Эти взаимоотношения носят  антагонистический характер по принципу «кто кого»: «Когда народ сильнее своих властей, государство слабое; когда же власти сильнее своего народа, армия могущественна».

В целом вся концепция управления, предлагаемая Шан Яном, пронизана  враждебностью к людям, крайне низкой оценкой их качеств и уверенностью, что посредством насильственных мер (или, что для него то же самое, – жестоких законов) их можно подчинить желательному «порядку». Причем под «порядком» имеется в виду полнейшее безволие подданных, позволяющее деспотической центральной власти мобильно и без помех манипулировать ими как угодно в делах внутренней и внешней политики.

Этому идеалу «законнического» государства  совершенно чужды представления  о каких-либо правах подданных по закону, об обязательности закона для всех (включая и тех, кто их издает), о соответствии меры наказания тяжести содеянного, об ответственности лишь за вину и т.д. По сути дела, закон выступает здесь лишь как голая приказная форма, которую можно заполнить любым произвольным содержанием (повелением) и снабдить любой санкцией. Причем законодатель, согласно Шан Яну, не только не связан законами (старыми или новыми, своими), но даже восхваляется за это: «Мудрый творит законы, а глупый ограничен ими».

Существенное значение в деле организации управления Шан Ян и его последователи наряду с превентивными наказаниями придавали внедрению в жизнь принципа коллективной ответственности. Причем этот принцип, согласно легистам, выходил за круг людей, охватываемых семейно-родовыми связями, и распространялся на объединение нескольких общин (дворов) – на так называемые пятидворки и десятидворки, охваченные круговой порукой. Внедренная таким путем система тотальной взаимослежки подданных друг за другом сыграла значительную роль в укреплении централизованной власти и стала существенным составным моментом последующей практики государственного управления и законодательства в Китае.

Легистские воззрения, кроме Шан  Яна, разделяли и развивали многие видные представители влиятельной  школы фацзя (Цзын Чань, Шэнь Бу-хай, Хань Фэй и др.). Взгляды этой школы, помимо «Шан цзюнь шу», изложены также в целом ряде других древнекитайских источников, в частности в главе «Ясные законы» сводного памятника «Гуань-цзы» (IV–III вв. до н.э.), в книге «Хань Фэй-цзы» – работе крупного теоретика легизма Хань Фэя (III в. до н.э.), в разделе «Рассматривать все по нынешнему времени» компендиума древнекитайской мысли «Люй-ши чунь цю» (III в. до н.э.) и др.

Во всех этих произведениях с  теми или иными вариантами отстаивается необходимость жестоких законов как средства управления.

В «Хань Фэй-цзы» предпринимается  попытка легистской переинтерпретации  ряда основополагающих понятий даосизма и конфуцианства (дао, ли, недеяние и  т.д.).

Так, принцип недеяния правителя  в толковании Хань Фэя предстает  как таинственность, которой следует сокрыть от подданных механизм властвования. «Вообще идеал правления, – замечает он, – это когда подданные не могут постичь тайны управления». Отстаивая господство законов, Хань Фэй критиковал самовластных чивновников и называл их узурпаторами. Подобным узурпаторам, злоупотребляющим властью, он противопоставлял «умных и сведущих в законах людей», т.е. легистов.

В рамках легистской доктрины Хань Фэй выступал за дополнение законов  искусством управления. Это, по существу, означало признание недостаточности одних лишь тяжких наказаний в качестве средства управления. Отсюда и его частичная критика в адрес легистов Шан Яна и Шэнь Бу-хая: «Эти двое не совсем тщательно отработали законы и искусство управления».

Подобная критика крайних  легистских представлений о насилии  как единственном способе и критерии управления сочетается в учении Хань Фэя с попыткой наряду с наказательным  законом учесть роль и иных регулятивных начал и принципов. Поэтому он, обращаясь к воззрениям даосистов и конфуцианцев, стремился к определенному сочетанию некоторых их идей с легистскими представлениями.

Ряд суждений о необходимости  изменений законов в соответствии с изменившимися требованиями времени  имеются в названной легистской работе «Рассматривать все по нынешнему времени». «Любой закон прежних правителей,– подчеркивал автор этого трактата,– был необходим в свое время. Время и закон развиваются не одинаково, и, пусть старые законы дошли до нас, все же копировать их нельзя. Поэтому следует выбирать из готовых законов прежних правителей (что нужно) и брать за образец то, чем они руководствовались при выработке законов».

Попытки исторического  подхода к закону придавали легистской концепции в целом большую  гибкость и содействовали ее приспособлению к нуждам политической практики и законодательного процесса. Одновременно, как мы видели, предпринимались попытки легистской переинтерпретации ряда идей даосизма и конфуцианства с целью использовать все идеологически влиятельные и регулятивно значимые концепции управления в интересах бюрократически-централизованной власти.

В результате всех этих усилий уже ко II в. до н.э. официальная государственная  идеология в Древнем Китае  совмещала в себе положения как  легизма, так и конфуцианства, причем последнему нередко, по существу, отводилась роль привлекательного фасада и прикрытия. Подобный идейно-теоретический симбиоз различных концепций управления и правопонимания сыграл значительную роль во всем последующем развитии государства и права в Китае.[3]

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2. Политическая  идеи в античном обществе. Концепция  Платона и Аристотеля

 

Политическая мысль  античности развивалась в принципиально  иных условиях, чем на Востоке. В  Древней Греции политические идеи обрели форму теорий, признаки целостности, системности. Этому способствовал ряд обстоятельств. Общественное разделение труда обусловило не только рост его производительности, классовое деление общества на рабов и рабовладельцев, но и создало возможности определенному слою людей, освободив их от хозяйственной деятельности, заниматься исключительно умственным трудом, созданием теорий общественного устройства. Кроме того, активное развитие политических теорий было востребовано самим полисом - уникальной формой организации общественной жизни.

Полис - это город-государство  с немногочисленным населением и  прилегающей к городу сельской местностью. В таком государстве занятие  политикой было правом и обязанностью всех свободных граждан, которые  в форме голосования в народном собрании участвовали в решении государственных дел. В полисах шла бесконечная борьба между рабами и рабовладельцами, а также внутри господствующего класса за власть, поэтому поиски средств и методов цивилизованного совместного проживания групп с различными интересами были для них весьма актуальны.

Одним из выдающихся мыслителей античности был Платон (427-347 гг. до н.э.). Свои политические идеи он изложил  в диалогах “Государство”, “Политик”, “Законы”. Платон был объективным  идеалистом: он полагал, что сам по себе, объективно существует вечный и неизменный мир идей, а мир явлений представляет собой лишь его искаженную копию. Общество Платон понимал как отражение вечных идей, которые существуют независимо от людей и окружающей их действительности. Наиболее важной и непосредственной формой существования общества является государство. Философ стремился дать картину идеальных общества и государства.[1]

В труде “Государство”  он нарисовал образ идеального общества, которое состоит из трех сословий: правителей - философов, воинов-стражей, ремесленников и земледельцев. Иерархия сословий основана на их соответствии трем началам человеческой души - разумному, яростному и деловому. Каждое сословие занято своим делом: философы-мудрецы осуществляют справедливое правление, поскольку только им доступно истинное знание; стражи защищают общество, а ремесленники и земледельцы создают материальные средства жизни. Первые два сословия не имеют ни собственности, ни семьи.

Государство регулирует всю жизнь граждан вплоть до заключения брака и рождения детей. Подлинная добродетель - истинное знание - возможна только при идеальном государстве. Таким государством Платон считал современную аристократию - правление философов-мудрецов. Именно при ней возможен приход к власти самых лучших и благородных представителей общества. Другие четыре формы государства - тимократия (правление военных), олигархия (правление богатых), демократия, тирания - являются несовершенными. Важно отметить, что Платон первым указал на взаимосвязь политики, государства и социальных изменений (разделения труда, появление классов, неравенства).

Учеником Платона был  Аристотель (384-322 гг. до н.э.). Его учение более реалистично, чем учение Платона, поскольку он обобщил опыт функционирования 158 греческих полисов. Свои выводы он изложил в работе “Политика”.

Аристотель отрицал  возможность существования идеального государства, так как полагал, что  государство результат естественного  развития, а не божественного промысла. Философ считал город - государство  высшей формой общения людей, отражением сущности человека как “политического животного”, в котором заложено инстинктивное стремление к совместному проживанию, отражением чего являются семья, община и, наконец, государство. Главная цель государства - достижение “лучшей жизни”, общего блага для всех граждан.

Государство Аристотеля менее едино, чем у Платона. В  нем есть место частной собственности, семье. По Аристотелю, государство - воплощение справедливости, закона, сфера выражения  общего интереса свободных граждан. Однако не все существующие формы государства способны в равной мере справедливо распределять блага согласно достоинству лиц. Формы государственного устройства Аристотель классифицировал по двум критериям: 1) количество правящих и 2) цели правления. Монархию, аристократию и политию он считал правильными формами, поскольку в них правители преследуют общее благо всех граждан. Неправильные формы государства (тирания, олигархия, демократия) служат корыстным интересам правителей. Лучшей формоф государства Аристотель называл политию - правление большинства, обладающего имущественным и образовательным цензом. Полития была конкретной формой воплощения идеи о смешанном режиме, который воплощает все лучшие черты аристократии (добродетель правителей), олигархии (богатство), демократии (свобода). Говоря современным языком, полития - это правление в интересах среднего класса.

Из римских мыслителей особого внимания заслуживают идеи государственного деятеля и философа Марка Туллия Цицерона (106-43 гг. до н.э.). В работах “О государстве” и  “О законах” он попытался сформулировать механизмы усовершенствования римского государства.

Государство Цицерон  трактовал как “соединение многих людей, связанных между собой  согласием в вопросах права и  общностью интересов”. Их согласие основано на присущих человеческой природе качествах - разуме и справедливости, которые составляют естественное право, высший, истинный закон. Истинный закон, писал Цицерон, есть “разумное положение, соответствующее природе, распространяющееся на всех людей, постоянное, вечное, которое призывает к исполнению долга, приказывая”.[4]