Память

Впрочем, вполне достижимы любые высоты науки, культуры и искусства и при обычной памяти, памяти, «как у всех». В конце концов не человек служит памяти, а память человеку. Задача — заставить ее служить как можно лучше.

4. Непроизвольное запоминание. Нередко приходится слышать такой диалог:

— Удивительная у меня память: иной раз не хочу, а запом­ню. А бывает, что учишь, учишь — и никакого результата...

— Это потому, что и не хотел выучить.

— Странно: учил и не хотел!

Психологи только в целях подробного рассмотрения вынуждены отдельно рассказывать сначала о восприятии окружающе­го мира, потом о памяти, потом о мышлении и т. д. На самом деле в живом познании все познавательные процессы выступают в едином строю. Нельзя по настоящему воспринимать, если не помнишь того, что воспринималось прежде, и не осмысливаешь увиденное и услышанное. Но этого мало. Воспринимает не восприятие, запоминает не память, думает не мышление, фанта­зирует не воображение,—вся многообразная и сложная психи­ческая деятельность—это внутренняя жизнь живого конкретного человека, внутренняя жизнь личности. Что и как познается, за­висит во многом от наших чувств, желаний, намерений, от на­ших жизненных целях и задач.

Недаром вес процессы познания делятся на две большие подгруппы—произвольные (преднамеренные) и непроизвольные (непреднамеренные).

В самом деле, человек может ставить перед собой цель что-то увидеть, услышать, запомнить, представить, обдумать... А ино­гда мы говорим: случайно обратил внимание, запомнилось, пред­ставилось, подумалось. Конечно, более детальный анализ по­кажет, что и эти случайности далеко не случайны: после филь­ма девушка «почему-то» запомнила фасоны платьев, а юноша марки автомобилей. Но все же ни тот ни другой специально не ставили перед собой цель запомнить то-то и то-то. Так, без спе­циального намерения, человек запоминает огромное число све­дений, узнает, как говорится, обо всем на свете.

Размышляя об этом драгоценном фундаменте, который за­кладывается в первые годы жизни, Л. Н. Толстой писал: «Разве я не жил тогда, когда учился смотреть, слушать, понимать, го­ворить, когда спал, сосал грудь и целовал грудь и смеялся и ра­довал свою мать? Я жил и блаженно жил. Разве не тогда я при­обретал все то. чем я теперь живу, и приобретал так много, так быстро, что во всю свою остальную жизнь не приобрел и одной сотой доли этого (подчеркнуто мною.—Я. К.)? От пятилетнего ребенка до меня — только шаг. От новорожденного до пятилет­него — страшное расстояние. От зародыша до новорожденного — пучина. А от несуществования до зародыша отделяет уже не пу­чина, а непостижимость».

Этот неиссякаемый источник — непроизвольное запомина­ние—стал предметом пристального внимания психологов уже в конце прошлого века. Прежде всего выяснилось, что человек непроизвольно запоминает не все подряд, а то, что тесно связа­но с его личностью и деятельностью. Особенно четко это было показано в опытах советских психологов А. А. Смирнова и П. И. Зинченко.

Что же рассказали испытуемые профессора Смирнова в ответ на его просьбу вспомнить все, что с ними было по пути на работу? Они, конечно, не знали, с каким предложением обратит­ся к ним их коллега, и все, что вспомнилось,— результат непро­извольного запоминания. Приведем хотя бы один монолог.

Испытуемый Т. рассказал, что, выходя из дому, он знал, что надо ехать на метро, так как поздно. Сразу завернул за угол и пошел по переулку к метро. О чем думал? Не помнит. Никакого воспоминания об этом не осталось. Но есть зрительный образ сегодняшнего утра. Шел медленно Людей не помнит. Подумал:

ничего ли, что иду медленно? При переходе через улицу приш­лось подождать, шла машина. Встал и середину группы людей, чтобы переходить, не глядя в сторону, так как был поднят во­ротник. На середине улицы снова пережидал машины. Перед станцией метро длинная очередь за газетами, через которую пришлось пройти. На лестнице в метро страшный сквозняк, у всех чудно поднимавший полы пальто. Подумал: наверное, и он сейчас так чудно выглядит. Билетов не брал, был последний та­лончик. Пошел по необходимости лестницей направо. Там было  много народу. Спуск медленный. Обнаружил, что поезд стоит. Досада, так как закрывались двери Хорошо видел кусочек ва­гона с закрытой дверью. Прошел по пустой платформе. Двое бы­ло таких же, как и он. Прошел до конца, как обычно. Дошел до места, откуда видны часы. Было без четверти десять. Хорошо видит и сейчас положение стрелок. Попался какой-то высокий человек с газетой в руках. Подумал: наверное, вчерашняя. Нет, сегодняшняя. Вспомнил об очереди в метро. Увидел, что сводка штаба длинная (опыты проводились и годы Великой Отечест­венной войны.—Я. К.). Здесь встретил Г. Он тоже проявил ин­терес к сводке и подошел к читавшему газету. Тот читал послед­нюю страницу. Показал Г. первую, но сейчас же стал читать последнюю. Г. пытался подглядеть снизу. Пришел поезд. Вошли в вагон. Как пошел Г., не помнил, так как пропустил несколько женщин с сумками. Встал у дверей. Вплотную еще две женщи­ны по углам. Одна с сумкой продовольственной без перчаток... Подумал: почему без перчаток? В руках у нее газета. Сейчас вновь появляется воспоминание о Г. Разговоры по поводу свод­ки. Что было до этого с ним, не помнит. В вагоне помнит Г. как собеседника, т. е. разговор с ним, самого его не помнит. (Даль­ше сообщается содержание разговора с Г. относительно событий на фронте. — Я. К.).

Проход через станцию не помнит совсем. Помнит переход через улицу. Долго пережидал проезда автомобилей. В середи­не улицы вновь была задержка. Помнит, что взглянул на часы, но что они показывали, не помнит. Тогда это как-то пережива­лось как время, не требующее спешки. О чем говорили до уни­верситета — не запомнил. У университетских ворот увидел Б. Помнит вид снежных сугробов на университетском дворе и раз­говор с  Г. о снеге в этом году.

Этот предельно прозаический протокольный разговор рожда­ет яркую картину военной заснеженной Москвы. Очереди за га­зетами, жадные глотки сообщений Информбюро, женщина без перчаток, но с газетой... Кто она, чью судьбу надеется прочесть в скупых строках—мужа, - сына, брата?.. Но мы отвлеклись—­речь сейчас о психологическом эксперименте, кото­рый, кстати сказать, часто воспроизводится на семи­нарах по психологии. Его легко повторить и со своими знакомыми. Повторить и сделать научные выводы о том, что же запоминается само по себе. Ничего, что А. А. Смирнов эти выводы уже сделал. Ведь повторя­ем же мы без конца опыты по химии и физике. А здесь не надо ни пробирок, ни горелок. Только добрая воля и любознательность.

Итак, на основе многих таких рассказов выяснилось, что воспоминания прежде всего касаются не того, о чем думали ис­пытуемые (здесь чаще всего они отделывались формулой: «Ду­мал, но о чем думал, не помню», а того, что они делали. Это, как отмечает А. А. Смирнов, связано с направленностью челове­ка на основную деятельность, а она заключалась в том, чтобы скорее дойти до места работы. Испытуемые в этом случае не ду­мали и шли, а шли и думали. Между прочим, могло бы быть..» наоборот. Запоминается то ,что так или иначе снизано с целью деятельности, что помогает или, наоборот, мешает ее достичь.' Именно поэтому, кстати сказать, заставляют h;ic в школьные годы на уроках языка «списать и вставить пропущенные буквы», «подчеркнуть», «придумать предложение с союзом», а на уроках математики — решать задачи. В ходе конкретной деятельности правила и теоремы запоминаются как бы сами но себе. Специ­ально не учишь, а запоминаешь, так, как нередко запоминают свои длинные монологи и многочисленные реплики актеры.

Л. А. Смирнов специально беседовал со многими артистами о том, как они заучивают роли. Заслуженная артистка Ю. убеж­дена, что заучивать роль нельзя. Зубрежка вырабатывает штам­пы. Запоминать надо творчески, внутренне жить этим надо, ид­ти отсюда к тексту, к его запоминанию со всей внутренней жиз­нью. Если линия психологических поворотов ясна, то все за­поминается само собой. Каждый раз она ставит себе вопрос:

«Что я делаю здесь?» Это действие и служит основой запоми­нания.

    Может быть, и впрямь, не повторение, а действия, деятель­ность — мать учения? Очень любопытную связь деятельности о непроизвольным запоминанием обнаружила в 1927 г. Б. В. Зейгарник. Теперь она известный психолог, профессор МГУ, но от­крытие, которое вошло в науку под названием «эффект Зейгар­ник», было сделано в те далекие годы, когда молодая исследо­вательница работала под руководством одного из крупнейших психологов XX столетия немецкого ученого      К.Левина. Какие действия лучше запоминаются: те, которые успешно начаты и завершены, или те, которые оборвались на высокой ноте? В опы­те Зейгарник испытуемые должны были «как можно быстрее и как можно точнее» выполнить около двадцати заданий разного характера. Здесь были и небольшие математические задачи, за­гадки, лепка фигурок из глины, изготовление картонных ящи­ков и т. п. Когда исполнители, как говорится, входили во вкус, работа прерывалась. Потом экспериментатор просил перечис­лить все выполнявшиеся задания.

   Отношение: (количество запомнившихся прерванных задач)/(количество запомнившихся завершенных задач) в разных группах было равно в среднем 1,9; 2,1; 2... Легко понять, что прерванные задачи запомнились лучше завершен­ных примерно в два раза. Почему? Психологи считают, что здесь все дело в том психическом напряжении, которое возникает под влиянием принятого решения. Если задача выполняется, напря­жение спадает, и все, что с ним было связано, забывается. Ког­да исполнение решения прерывается, напряжение  не исчезнет и само дело закрепляется в памяти.

Интересно было бы исследовать, распространяется ли «эф­фект Зейгарник» на более сложные виды деятельности. Напри­мер, на общение между людьми. Подумайте, кого мы вспоми­наем: тех, с кем отношения прошли все стадии от знакомства через кульминацию к охлаждению, или тех, с кем отношения не достигли этой финальной черты? По-видимому, каждый может здесь прибегнуть к самонаблюдению...

5.Произвольное запоминание. Иной из вас, может быть, ска­жет:

— Блеск получается: зубрить не надо: что запомнилось, то и ладно!                                         

— А еще б лучше: принял таблетку—все знаешь: история— голубенькая, математика — желтенькая.

«Мне запомнилось», «мне вспомнилось» — безличные пред­ложения. В непроизвольных познавательных процессах человек все же пассивен. А сознательная человеческая деятельность ха­рактеризуется именно активностью, целенаправленностью, воле­вым началом. Непроизвольная память есть уже у животных. Произвольная — великое достижение эволюции, историческое приобретение человека. Животному, по словам К.. Д. Ушинского, вспоминается, но животное не вспоминает. В человеке же мы различаем ясно оба эти явления памяти.

Жизнь ставит перед нами определенные задачи, и во имя их осуществления мы ставим задачи перед собой: запомнить не только то, что «само» запечатлевается в памяти, но и то, что надо. А это уже сложная целенаправленная мнемическая дея­тельность со своими мотивами, средствами, объектами и резуль­татами.

Прежде всего надо поставить перед собой цель. мнемическую задачу.

В историю психологии вошел такой случай. Сербский психо­лог Радославлевич однажды экспериментировал над иностран­цем, который плохо понимал язык. Опыты пелись по методу Г. Эббингауза—испытуемому был предложен ряд в восемь сло­гов.

Испытуемый прочитал слоговой ряд-двадцать, тридцать, со­рок, сорок шесть раз, не заявляя, однако, что он его выучил на­изусть, как должен был сделать согласно инструкции (не поня­той им).

Исследователь уже почти усомнился в возможности благо­приятного результата, остановил после сорока шести повто­рений механизм (по-видимому, использовался специальный мнемометр, который позволяет  равномерно предьявлять испы­туемому материал для запоминания) и спросил, может ли он повторить этот ряд слогов наизусть.

— Как? Так я должен заучивать эти слоги наизусть?—уди­вился испытуемый. Тогда он еще шесть раз повторил ряд и лег­ко достиг цели.

Не мог запомнить, потому что не знал, что это необходимо, а вследствие этого и не хотел... С подобными фактами можно встретиться на каждом шагу. Преподавателю психологии при­ходится из года и год проводить со студентами опыты на запо­минание. Читаешь, например, такой ряд, состоящий из десять пар слов:

                                     Книга-окно       гора-краска

                                     Рука-туча          якорь-кино

                                     Вилка-дело       сосна-ложка

                                     Чашка-трава     бритва-солнце

                                      Кошка-свеча    танец-река 

При этом студентам дается инструкция: «Послушайте и по­старайтесь запомнить. Потом я буду читать первое слово каж­дой пары, а вы должны вспомнить и записать второе слово»

И вот студенты—кто больше, кто меньше—вспоминают и записывают, а преподаватель-экспериментатор ни одного слова за долгие годы так и не выучил. Ему не надо. У него эти слова на бумажке записаны.

А что, если нас поменять местами? Собственно го­воря, по такой схеме был построен интересный опыт американского психолога Д. Дженкинса. Испытуемыми были двадцать четыре пары студентов. (Слава вам, наши неизменные и терпеливые помощники! По­ра перед институтами психологии и исследовательски­ми лабораториями поста нить памятник—Неизвестно­му студенту... и студентке.) В каждой паре один из студентов играл роль экспериментатора, а другой—испытуемого. Экспериментатору с помощью аппарата последовательно в по­стоянном темпе предъявляли ряд из двадцети бессмысленных слогов, а он только должен был прочитывать эти слоги испытуе­мому. Испытуемому предлагали запомнить эти слоги. После пер­вого безошибочного воспроизведения испытуемого, так же как и экспериментатора, просили прийти на следующий день для завершения эксперимента. Тем и другим предлагали воспроизвести слоги, которые они запомнили. Экспериментаторы правильно вспомнили в среднем 10.8 слогов (результат непроизвольного за­поминания), а группа испытуемых— 15.9 слогов. Преимущества произвольного запоминания, как говорится, налицо!