Проблемы метода психологического познания в XXI веке

Психическое и  физиологическое оказываются разорванными, разнесенными также и в современной  психологии. Разрыв между ними таков, что делает первое безжизненным, лишенным самодвижения (в силу постулируемой простоты психического). В современной науке научились противостоять такому искушению. Поэтому психическое подлежит «объяснению» за счет апелляций к «организмическому» или «социальному», разница между ними принципиального значения в данном случае не имеет.

Известное правило Э. Шпрангера «psychologica — psychological» (объяснять психическое через психическое) в чем-то обоснованно: если психическое имеет свою логику движения, то объяснение должно происходить «в пределах психологии» (для того, чтобы сохранить свою качественную специфику). Все трудности, которые зафиксированы в работе Ж. Пиаже, имеют общее «происхождение»: современная научная психология неудачно определяет свой предмет.

Отечественная история убедительно свидетельствует, что нашему национальному характеру важно сформулировать «вечные» вопросы: «Кто виноват?», «Что делать?» и «С чего начать?».

Кант следующим  образом рисует перспективы эмпирической психологии: «Подтверждением и примером этого может служить всякое внутреннее, психологическое наблюдение, сделанное нами; для этого требуется, хотя это связано с некоторыми трудностями, воздействовать на внутреннее чувство посредством внимания (ведь мысли, как фактические определения способности представления, также входят в эмпирическое представление о нашем состоянии), чтобы получить прежде всего в созерцании самого себя знание о том, что дает нам внутреннее чувство; это созерцание дает нам представление о нас самих, как мы себе являемся; логическое же Я хотя и указывает субъект существующим сам по себе в чистом сознании, не как восприимчивость, а как чистую спонтанность, но не способно ни к какому познанию своей природы».

Нельзя пройти мимо одного замечания Канта, имевшего для будущего психологии несомненное методологическое значение. В предисловии к «Антропологии» (1798) он отмечает, что «учение, касающееся знания человека и изложенное в систематическом виде (антропология), может быть представлено с точки зрения или физиологической, или прагматической». Фактически, здесь речь идет об основаниях эмпирической науки. Хотя о связи психологии и физиологии мозга говорили многие, именно Кант дал ясное обоснование возможности выделения научной дисциплины. И. Гербарт в своей «Психологии» рассмотрел такую возможность, но отверг ее, ибо физиология в начале XIX столетия не располагала необходимыми данными. И хотя Кант строит свою антропологию как прагматическую, возможность систематического ее изложения (и, следовательно, психологии как частной науки, раздела антропологии) с точки зрения физиологической остается освященной кантовским авторитетом. Психология (эмпирическая) могла рассматриваться (и рассматривалась Кантом) как часть антропологии, а, следовательно, «перенос» «логики обоснования» на психологию является достаточно правомерным. Именно эту возможность использовал в свое время Вундт, который сознательно решал задачу выделения физиологической психологии как самостоятельной научной дисциплины; в этом отношении современная научная психология является ее «законной наследницей».

Можно полагать, что кантовские слова представлялись психологам следующих поколений  обязательным методологическим требованием  к психологии, если она захочет  быть наукой. Действительно, многие психологи  принимали кантовский «вызов», стараясь с удивительным упорством решать именно эти две задачи: экспериментировать и вычислять. Кант пишет в «Метафизических началах естествознания» (1786): «эмпирическое учение о душе должно всегда оставаться далеким от ранга науки о природе в собственном смысле, прежде всего потому, что математика неприложима к явлениям внутреннего чувства и к их законам... Но даже в качестве систематического искусства анализа или в качестве экспериментального учения учение о душе не может когда-либо приблизиться к химии, поскольку многообразие внутреннего наблюдения может здесь быть расчленено лишь мысленно и никогда не способно сохраняться в виде обособленных [элементов], вновь соединяемых по усмотрению; еще менее поддается нашим заранее намеченным опытам другой мыслящий субъект, не говоря уже о том, что наблюдение само по себе изменяет и искажает состояние наблюдаемого предмета. Учение о душе никогда не может поэтому стать чем-то большим, чем историческое учение и — как таковое в меру возможности — систематическое учение о природе внутреннего чувства, т.е. описание природы души, но не наукой о душе, даже не психологическим экспериментальным учением».

Опираясь именно на такого рода суждения, М. Дессуар  писал: «Психология никогда не станет наукой в собственном смысле слова, т.к. нельзя ни приложить математику к явлениям и процессам сознания, ни воздействовать экспериментально на душу других». Все же есть основания говорить о своего рода «двойной программе» И. Канта применительно к психологии. Первая программа — его критика возможности психологии стать естественной наукой, содержащая формулировку условий, при которых она может приблизиться к идеалу таковой науки, вторая — обоснование психологии посредством физиологии. Эта двойная программа составила методологическую задачу, над которой трудились несколько поколений психологов XIX столетия, поскольку кроме критики она содержала и «положительный» эскиз научной эмпирической психологии. В. Вундт, осуществляя историческую миссию выделения психологии из философии, твердо следовал именно кантовской «программе».

В. Дильтей, шедший скорее за Гегелем, нежели за Кантом, реализовал другую логику, поскольку в гегелевском  подходе кроме историзма присутствовала идея целостности. Поэтому и Брентано протестовал главным образом  против «атомизма» вундтовской психологии, а Дильтей против ее конструктивизма. Они очень хорошо понимали, что к такому сложному феномену, каковым является психика, возможны различные подходы. Поэтому ни Брентано, ни Дильтей вовсе не были «радикалами», «ниспровергателями», требовавшими замены одной психологии на другую (к примеру, Дильтей признавал сосуществование объяснительной и описательной психологии).

Очень важен  другой аспект проблемы: какая психология окажется общей психологией? Л. С. Выготский  свое знаменитое методологическое исследование начинает с обсуждения именно этого вопроса. Важность этого прекрасно понимал и Н. Н. Ланге — кризис для него означал отсутствие общей науки: «Ныне общей, то есть общепризнанной, системы в нашей науке не существует».

Отвечая на вопрос «Что делать?», надо учитывать: представители других дисциплин обвиняют современную психологию в равнодушии к собственной судьбе: «Поражает какая-то принципиальная узость в обсуждении психологических концепций, идей, подходов(конечно, когда такие обсуждения вообще бывают).

Ответ на вопрос «Что делать?» Л. С. Выготский дал  в 1927 году: разрабатывать методологию. В противном случае результаты огромного  количества эмпирических исследований, проводимых в психологии, рискуют  превратиться из «Монблана фактов»  в «кучу сырого фактического материала». Л. С. Выготский в свое время заметил: «Какая будет эта методология и скоро ли она будет, мы не знаем...». Трудно дать точный ответ и много лет спустя, можно лишь высказать предварительные соображения на этот счет.

В последние  годы заметно стремление некоторых психологов свести методологию психологии к описанию конкретных процедур планирования, проведения эмпирического исследования и статистической обработки полученных результатов. Под эмпирическим исследованием имеются в виду преимущественно эксперимент и квазиэксперимент. В результате методология психологии как науки оказывается методологией экспериментальной психологии. Признавая ведущую роль эксперимента в современной психологической науке, мы, тем не менее, не склонны соглашаться с подобной трактовкой.

Возражения  против такого понимания методологии  коренятся в глубоком убеждении, что психология не может столь  безоговорочно принимать модель, сформировавшуюся в естественных науках. По сути, сведение методологии к  чисто техническим вопросам планирования и осуществления экспериментального исследования (при всей их несомненной важности) на деле означает признание «окончательной решенное?» проблемы предмета научной психологии и фактический отказ не только от дальнейшего ее исследования, но и от ее обсуждения. Такая позиция представляется ошибочной. Нельзя исключить и того, что научная психология еще не нашла своего подлинного предмета. Поскольку такая вероятность существует, первая задача методологии состоит в научной проработке комплекса проблем, связанных с исследованиями, в том числе и теоретическими (что в современной психологии, будем честными, большая редкость), по предмету психологии.

Это, по-видимому, должна быть методология на исторической основе, плюралистическая, свободная  от идеологии, ориентированная не только на задачи познания, но и на практику. В ней должны быть представлены познавательный, коммуникативный и практический блоки.

Важно, чтобы  методология давала возможность  максимально широкого понимания  предмета. Это необходимо в первую очередь для того, чтобы появилась возможность реального, а не декларативного соотнесения результатов исследований, полученных при разных подходах.

В настоящее  время в исследованиях, выполненных  в расходящихся методологических традициях, психологи склонны видеть все что угодно, только не методологические открытия. История психологии дает множество свидетельств, что за работами А. Адлера, К. Г. Юнга, А. Маслоу и др. современники с готовностью и с легкостью признают те или иные конкретные достижения, но «ростков» новой методологии они стараются «не замечать». Методологии, которая жизненно необходима нашей науке, ибо без нее невозможно приблизиться к решению проблемы соотношения психологической науки и жизни, поставленной В. Дильтеем в конце позапрошлого столетия. Проблема до сих пор не решена, хотя сейчас, в начале XXI века, это одно из основных условий существования научной психологии.

Список использованной литературы.

1. Абульханова К. А. О субъекте психической деятельности: Методологические проблемы психологии. М.: Наука, 1973.
2. Брентано Ф. Избранные работы. М.: Дом интеллектуальной книги; Русское феноменологическое общество, 1996. С. 176.
3. Брушлинский А. В. Психология субъекта. М.: ИП РАН, СПб: Алетейя, 2003.
4. Выготский Л. С. Собрание сочинений. М.: Педагогика, 1982. Т. 1.
5. Дессуар М. Очерк истории психологии. С. -Пб.: Книгоизд. О. Богдановой, 1912.