Реминисценция

 
В примере (1) коммуникант в персуазивных целях апеллирует к концепту 'Война  и мир' путем упоминания названия текста. Возможно говорящий не уверен, что адресат знаком с самим текстом романа или хорошо помнит его (отсюда - Почитай "Войну и мир"). Однако у него есть пресуппозиция наличия у адресата общего представления о произведении "Война и мир", его авторе, знания того, насколько авторитетным является этот текст в культуре, т.е. существования в сознании адресата концепта, который будет актуализован словосочетанием "Война и мир". 
 
^ Прямая цитация - дословное воспроизведение языковой личностью части текста или всего текста в своем дискурсе в том виде, в котором этот текст (отрывок текста) сохранился в памяти цитирующего. Для цитации, основанной на прецедентном тексте, характерна имплицитность, т.е. отсутствие ссылки на источник цитирования. 

(2)

Массовое отсутствие сколько-нибудь приемлемого уровня текстовой компетенции в сегодняшней России побуждает к самым печальным размышлениям о соотношении общественного быта и общественного бытия. Не выручает даже привычно-ироническое "Все смешалось в доме Облонских". Было бы чему смешиваться...[Дымарский].

 
Квазицитация - воспроизведение языковой личностью части текста или всего текста в своем дискурсе в умышленно измененном виде.

(3)	Лапшин вдруг явственно услышал  голос одного из актеров [...]:  - Да полно вам, дурак ваш Лапшин! [...] Чинуша, чинодрал, фагот!  "Почему же фагот? - растерянно подумал Лапшин - Что он, с ума сошел?" [Герман].

 
Пример (3) демонстрирует срыв коммуникации в силу непрецедентности цитируемого  текста для лица, воспринимающего  высказывание. Однако слушателем (Лапшиным) была понята интенция говорящего (негативная оценка Лапшина). Характерно, что, даже уловив общий смысл сказанного, коммуникант испытывает, тем не менее, чувство недоумения и дискомфорта, так как, будучи неспособным распознать квазицитацию, он не понимает именно ту часть высказывания, которая является цитатной (Почему же фагот?). 
 
Объектом квазицитирования может быть и заглавие произведения: например, название книги А. Коржакова "Борис Ельцин: от рассвета до заката" содержит квазицитацию заглавия популярного фильма ужасов "От заката до рассвета". 
 
Аллюзия - наиболее трудноопределимый и емкий вид текстовой реминисценции, что явствует уже из этимологии этого термина (от фр. allusion - намек). Прием аллюзии состоит в соотнесении предмета общения с ситуацией или событием, описанным в определенном тексте, без упоминания этого текста и без воспроизведения значительной его части, т.е. на содержательном уровне. Например, персонаж романа Булгакова "Мастер и Маргарита" поэт Рюхин, глядя на памятник Пушкину, размышляет:

(4)	[...] Стрелял, стрелял в него  этот белогвардеец и раздробил  бедро и обеспечил бессмертие.

 
Эти слова являются аллюзией на стихотворение  В.В. Маяковского "Юбилейное":

(5)	^ Сукин сын Дантес!    Великосветский шкода.    Мы б его спросили:    - А кто ваши родители?    Чем вы занимались    до семнадцатого года? –    Только этого Дантеса бы и видели.

 
Какого-либо формального сходства между (4) и (5) обнаружить невозможно, ни одна лексема не совпадает. Сходство имеется  лишь на содержательном уровне. Рюхин, как и Маяковский, обращается к памятнику Пушкину. В обоих отрывках Дантес характеризуется при помощи политических штампов 20-х и 30-х годов, приравнивающих его к так называемым "чуждым элементам": в (5) - А кто ваши родители? Чем вы занимались до семнадцатого года?, в (4) -белогвардеец. Вся эта аллюзия является частью другой аллюзии, более обширной и не сугубо текстовой, которая соотносит персонажа Рюхина с историческим лицом - Маяковским, используя подробности биографии последнего. 
 
В рамках аллюзии может встречаться некая языковая отсылка, воспроизведение какой-либо части исходного текста, но лишь незначительной. Причем отсылка эта будет выступать как вторичное средство по отношению к смысловому сходству. Например, в романе У. Эко "Имя розы" отношения между средневековым монахом-сыщиком и молодым послушником, от лица которого ведется повествование, в сочетании с именами этих персонажей (Вильгельм Баскервильский и Адсон), являются аллюзией на героев А. Конан Дойла Шерлока Холмса и доктора Ватсона.  
 
Продолжение - текстовая реминисценция, основой которой, как правило, служат лишь художественные тексты и использование которой является обычно прерогативой профессиональных писателей. Продолжение состоит в создании самостоятельного литературного произведения, действие которого разворачивается в "воображаемом мире", уже известном носителям культуры из произведений другого автора, из мифологии или из фольклора (напр. в романе А. Рипли "Скарлетт" использован "воображаемый мир" "Унесенных ветром" М. Митчелл; в повести Л.-Х. Ольсена "Эрик - сын человека" - мир скандинавской мифологии). Автор рассчитывает при этом на то, что в пресуппозицию читателя входят знания об основных персонажах этого мира, связях между ними, действующих в этом мире законах. Более того, автор уверен, что исходный текст воспринимается в рамках данной культуры как культурная ценность (т.е. является концептом) и обладает притягательной для читателей силой, которая будет способствовать популяризации написанного им продолжения.  
 
Термин "продолжение" вовсе не подразумевает обязательного описания событий, хронологически следующих после окончания текста-источника. Объектом описания могут быть предшествующие события (напр. "Приключения Бена Ганна" Р.Ф. Дерделфилда и "Долговязый Джон Сильвер" Д. Джуда выстраивают версии жизни персонажей "Острова сокровищ" до описанного Р.Л. Стивенсоном плаванья на "Испаньоле"). Продолжение может обрисовывать те же события, что и источник, но с иной точки зрения (напр. в пьесе Т. Стоппарда "Розенкранц и Гильденстерн мертвы" действие "Гамлета" показано глазами эпизодических шекспировских персонажей Розенкранца и Гильденстерна). Очень часто продолжение является реакцией на резкий взлет статуса того или иного текста в данном социуме, расцвет его прецедентности (напр. "Кольцо тьмы" Н. Перумова, продолжившее эпопею Дж. Р. Толкиена "Властелин колец", было создано в разгар "толкинистского" движения в России). 
 
Реминисценции, основанные на апелляции к концептам прецедентных текстов, должны отвечать следующим условиям: 
 
1) осознанность адресантом факта совершаемой им реминисценции на определенный текст; 
 
2) знакомство адресата с исходным текстом и его способность распознать отсылку к этому тексту; 
 
3) наличие у адресанта прагматической пресуппозиции знания адресатом данного текста. 
 
Иными словами, прибегая к концепту прецедентного текста, отправитель речи осознает это сам и рассчитывает на то, что это будет понято получателем речи, что и происходит в действительности. Ниже приводятся случаи нарушения вышеперечисленных условий. 
 
Героиня рассказа А. Аверченко актриса Ирина Рязанцева, сама того не замечая, реагирует на любую жизненную ситуацию фразами и монологами из сыгранных ею ролей, чем вызывает крайнее раздражение у своего возлюбленного.

(6)

- Я тебя не обвиняю... Никогда  я не связывала, не насиловала свободы любимого мною человека... Но я вижу далеко, далеко... Нет! Ближе... Совсем близко я вижу выход: сладкую, рвущую все цепи, благодетельницу смерть...    - Замолчи!.. Кашалотов, "Погребенные заживо", второй акт, сцена Базаровского с Ольгой Петровной. Верно?    - Ты хочешь меня обидеть? Хорошо. Мучай меня, унижай, унижай сейчас, но об одном только молю тебя: когда я уйду с тем, кто позовет меня по-настоящему, - сохрани обо мне светлую, весеннюю память.    - Не светлую, - хладнокровно поправил я [...], - а "лучезарную". Неужели ты забыла четвертый акт "Птиц небесных", седьмое явление?    [...] Она обратила на меня глаза, полные слез, и сказала только одно тихое слово:    - Уходишь?    - Слушай! - сказал я, укоризненно глядя на нее. - Прекратится ли когда-нибудь это безобразие?.. Вот ты сказала одно лишь слово - всего лишь одно маленькое слово, и это не твое слово, и не ты его говоришь.    - А кто же его говорит? - испуганно прошептала она, инстинктивно оглядываясь.    - Это слово говорит графиня Добровольская ("Гнилой век", пьеса Абрашкина из великосветской жизни в четырех актах...). Та самая Добровольская, которую бросает негодяй князь Обдорский и которая бросает ему вслед одно только щемящее слово: "Уходишь?" Вот кто это говорит!    - Неужели? - прошептала сбитая с толку Ирина, смотря на меня во все глаза[Аверченко].

 
 вербальная реакция на ситуацию" отсутствует второй элемент, а,  следовательно, мы не можем  говорить об эмоциональной или  иной ценностной значимости исходного  текста для коммуниканта. К этой  же группе будут относиться все случаи использования слов и выражений, первоначально связанных с прецедентными текстами, но затем в результате частого употребления получивших статус самостоятельных единиц языка. Таковыми прежде всего являются имена собственные, чье переносное значение было конвенционализировано, превратив их таким образом в нарицательные. Так, далеко не всем носителям русского языка, употребляющим слова)r( ранее усвоенный текст)r(При нарушении первого условия, т.е. если адресант, используя в своей речи элементы ранее усвоенных текстов, делает это неосознанно, мы имеем дело не с прецедентным текстом, а с речевым стереотипом. У отправителя речи в подобных случаях отсутствует интенция использования ранее усвоенного текста для достижения своих коммуникативных целей. В цепи ассоциаций "ситуация хам илиловелас, известны носители соответствующих имен - библейский персонаж и герой романа С. Ричардсона, что не препятствует адекватному использованию ими этих лексем. На полпути к нарицательности находятся также имена Иуда, Плюшкин, Манилов, Янус, Гамлет, Отелло и т.п. Аналогичным образом многие фразы из популярных произведений приобретают устойчивость и становятся привычными фразеологическими метафорами, полностью утратив ассоциативную связь с текстовым источником. Например, выражение рыльце в пушку имеет своим источником басню И.А. Крылова "Лисица и сурок"; выражение отрезанный ломоть - редуцировалось из пословицы Отрезанный ломоть к караваю не приставишь. Фраза Короче, Склифосовский!, прочно вошедшая в современное арго, не всегда связывается в сознании носителей языка с фильмом Л.И. Гайдая "Кавказская пленница".  
 
Наряду с частотой употребления утрате ассоциативной связи между текстом и порожденным им устойчивым выражением могут способствовать различные изменения в жизни социума, в его жизненной идеологии. Интересным представляется происхождение фразеологизма петь Лазаря. Это выражение также связано с прецедентным текстом, но не является цитатным. Духовный стих "Лазарь бедный", основанный в свою очередь на библейском сюжете, был известен на Руси как любимая песня бродячих нищих. Отсюда употребление этого фразеологизма в значении "стремиться разжалобить, имея в виду какую-либо выгоду". Прецедентным здесь было не столько содержание текста, сколько исполнение его членами определенной социальной группы. С исчезновением данной группы текст перестал быть прецедентным, а выражение петь Лазаря, утратив связь с текстовым источником, превратилось в обычный фразеологизм. Та же судьба постигла многие библейские цитаты ("Корень зла", "Козел отпущения", "Кто сеет ветер, тот пожнет бурю").  
 
Необходимо отметить, что может наблюдаться и обратный процесс обогащения концепта, когда в сознании носителей языка возникает связь между концептом определенного текста и какой-либо фразой или выражением, не являющимся в действительности частью этого текста.  
 
При нарушении второго условия, когда адресат ошибочно оценивает определенный текст как прецедентный, происходит срыв коммуникации, так как часть сообщения, основанная на апелляции к тексту, не воспринимается адресатом, вызывая у него чувство раздражения, или воспринимается неверно. Именно это происходит с шуткой новоиспеченного российского государя, героя антиутопии В.Пьецуха "Государственное дитя":

(7)

Злоткин разрешил носить галстуки [...] и распорядился, чтобы все дееспособные граждане завели себе визитные карточки, каковым первый и дал пример.  Аркадий Петрович  царь, раб, бог, червь  Москва, Кремль  было начертано на прямоугольничке плохого картона, однако остроумия нового государя никто не оценил, так как стихи Гаврилы Державина россияне позабыли давно и дружно [Пьецух].

 
Случаи нарушения третьего условия, т.е. отсутствие у адресанта пресуппозиции  знания адресатом исходного текста, являются обычными текстовыми реминисценциями, основанными на воспроизведении непрецедентных текстов, и могут быть разделены на три основные группы в зависимости от того, оговаривается ли отправителем речи факт использования им чужого текста: 
 
а) текстовая реминисценция, сопровождающаяся указанием на исходный текст:

(8)	Ведь ты знаешь, Сережа, я страстно, до помешательства люблю нашу Россию... То есть я отлично понимаю, что, в  сущности, любить ее не за что, тут, как  писал Гоголь из Рима, только снега  да дураки, - вот вам и вся Россия... [Пьецух].

 
б) текстовая реминисценция, рассчитанная на свойственное коммуникативно компетентному индивиду умение распознать в речи собеседника элементы иных текстов. Это чувство аллюзии выражается, как правило, вопросом "Откуда это?":

(9)	- Смелый ты парень, Мишкоатль! - неожиданно сказал Ренат и хитро поглядел на Мишку    - Почему?    - Потому что любовь и смерть всегда вдвоем…    - Это откуда? Из песни?    - Из устава караульной службы...- засмеялся Хузин [Поляков].

 
в) плагиат как особый вид текстовой  реминисценции:

(10)

- В нынешние времена, мутер, - сказал он, презрительно пожимая плечами, - у кого есть голова на плечах и большой карман в панталонах, тот и хорошего происхождения, а у кого вместо головы седалище тела человеческого, а вместо кармана мыльный пузырь, тот... нуль, вот что-с!  Говоря это, Егорушка попугайничал. Эти самые слова слышал он два месяца тому назад от одного семинариста, с которым подрался в биллиардной [Чехов].