Сущность феномена нарушенного развития

                           Сущность феномена нарушенного развития.

                                 Понятие «нормы» – «патологии».

         Процесс научного познания неизменно идет по одному и тому же пути — от изучения внешних проявлений исследуемого предмета (от феноменологии) к постижению его внутренней сущности и природы. По сути, это движение от формы к содержанию. Если форма может быть чувственно воспринята, то содержание постигается чаще всего интеллектуально, ибо увидеть сущность нельзя. Таким образом, определяется не только направление научного познания, но и острый драматизм этого процесса, так как форма и содержание, несмотря на тесную связь никогда не совпадают. В противном случае необходимость в науке отпала бы сама собой.   Говоря о том, что специальная психология занимается изучением процесса развития в неблагоприятных условиях, которые способны приводить к изменению его параметров, мы с необходимостью должны поставить вопрос о сущностной природе самого феномена нарушенного развития. Без преувеличения можно сказать, что это один из центральных вопросов теории специальной психологии, ибо постижение сущности составляет смысл любой науки. Тем не менее важно подчеркнуть, что данная проблема становится актуальной лишь в самое последнее время. Во многом это оправдывается своеобразием развития специальной психологии, постепенно переходящей от феноменологического уровня познания к объяснительному. Кроме того, как уже отмечалось, данная наука начинала свое становление как многоотраслевая дисциплина, занимаясь изучением отдельных видов достаточно грубых отклонений в развитии. Взятые порознь, эти отклонения выглядят столь очевидно, что не нуждаются ни в каком сущностном определении. В дальнейшем, по мере расширения диапазона расстройств, многие из которых носят смазанный, пограничный характер, все больше стала осознаваться необходимость выявления того общего, что есть между ними. Во многом этому процессу способствовало то обстоятельство, что среди детей с проблемами в развитии резко увеличилось число сложных аномалий, сочетающих в себе несколько нарушений одновременно. Кроме того, все чаще и чаще проявлялась известная общность системных нарушений при разных вариантах отклоняющегося развития.

         Дать сущностное определение феномена нарушенного развития весьма сложно, ибо между интуитивно-эмпирическим и категориальным уровнями познания всегда было определенное противоречие. Так, хорошо известно, что мы без специального обучения отличаем живые существа от неживых. На интуитивно-эмпирическом уровне в данном случае не возникает никаких затруднений. Но переходя на категориальную ступень, пытаясь сформулировать некоторые обобщения в отношении того, чем живое отличается от неживого, мы сталкиваемся с одним из сложнейших вопросов современной биологии. Аналогичная ситуация складывается практически в любой науке, специальная психология в этом смысле не составляет исключения.

         Выделяя существенные характеристики феномена нарушенного развития, разные авторы предлагают чаще всего не его дефиниции, а разнообразные названия, фиксирующие, с их точки зрения, наиболее важные отличительные признаки отклоняющегося развития в сравнении с нормальным. Современный словарь подобных названий весьма богат и имеет явную тенденцию к расширению. В качестве примера приведем лишь несколько терминов (помимо употребляемых нами словосочетаний «отклоняющееся» и «нарушенное» развитие).

           В специальной психологии и коррекционной педагогике используются такие понятия, как аномальное развитие, ненормальное развитие, ненормативное развитие, анормальное развитие, ограниченное развитие, отставание в развитии, стесненное развитие, недостаточное развитие, субнормальное развитие, а также некоторые иные словосочетания: дети с ограниченными возможностями в развитии, дети с проблемами в развитии, особый ребенок и многое другое. В приведенных примерах хотя и фиксируются различные характеристики дизонтогенеза, но чаще всего они не раскрываются в форме развернутого определения. В лучшем случае авторы ограничиваются конкретными ссылками, иллюстрирующими то или иное понятие. Если все же отвлечься от смыслового многообразия перечисленных терминов, то нетрудно заметить, что все они в некотором роде относительны. Иначе говоря, они акцентируют разные стороны процесса становления психики в сравнении с его нормальным течением, которое интуитивно воспринимается как нечто самоочевидное. Но понятие нормальное развитие (как и нарушенное) также нуждается в обобщенном определении. В противном случае, мы не сможем раскрыть сущность отклонений.

          Приведенная дихотомия: нормальное — нарушенное развитие представляет собой лишь частный случай более широкой и сложной проблемы «норма — патология». Это одна из острейших проблем современного человекознания, по своему содержанию выходящая далеко за пределы медицины. Ее можно обозначить как мультидисциплинарную. Острый дискуссионный характер данной проблемы проявляется в многочисленных вариантах ее решения, каждый из которых имеет как свои достоинства, так и явные недостатки.

          Очень часто понятие норма определяется как состояние, при котором индивид не проявляет признаков патологии. Последняя характеризуется как нарушение состояния нормы. На наш взгляд, такой подход не нуждается в особых комментариях.

           Иным распространенным вариантом в решении обозначенной проблемы можно считать частотный или статистический подход. Сущность его состоит в том, что критерием нормальности объявляется показатель распространенности, или частотности того или иного значения: чем большее распространение оно получает, тем выше вероятность его отнесения к категории нормы и наоборот. Эта точка зрения прочно укоренилась как в обыденном, так и в научном сознании в силу своей простоты и кажущейся очевидности. Но опора на среднестатистические критерии при отнесении редких феноменов к разряду чего-то ненормального чревата опасными ошибками. Сторонники частотного подхода, среди которых немало психологов, традиционно ссылаются на возможность использования строгого математического аппарата, повышающего, по их мнению, степень объективности оценок. В действительности применение математических методов противоречит сущности самого частотного подхода. Весьма интересные суждения по данному поводу высказывает известный отечественный психолог Ю. Б. Гиппенрейтер. Статистический подход с неизбежностью предполагает количественные измерения изучаемого предмета с последующим вычислением средних показателей. При оценке такого сложного объекта, каким является психика, а тем более процесс ее развития, обойтись измерением одного-двух свойств невозможно. В связи с этим Ю. Б. Пшпенрейтер замечает: «Пусть нормальным будут считаться такие степени отклонения какого-нибудь свойства от математического среднего, которыми обладает половина популяции. Тогда по одной четверти популяции разместятся на обоих полюсах оси этого свойства в зонах отклонения от нормы. Если мы теперь возьмем не одно, а два независимых свойства, то при тех же условиях в нормальной зоне окажется одна четвертая часть популяции, а остальные три четверти попадут в зону отклонения, при пяти независимых свойствах нормальным окажется один человек из 32, а при десяти свойствах — один из 1024» Из приведенного весьма красноречивого примера становится ясно, что последовательное применение статистического подхода оборачивается ситуацией абсурда: среднестатистическими, то есть нормальными оказываются исключительно редкие индивиды. Следует отдельно подчеркнуть его особую популярность частотного подхода в специальной психологии, где стало традицией рассматривать нарушенное развитие как нечто редко встречающееся в сравнении с широкой распространенностью феномена нормального развития. Так, в одном из наиболее авторитетных отечественных руководств по психологии развития В. И. Слободчиков и Е. И. Исаев, определяют его как «отклонение хода и результатов развития от существующих в данной культуре типологических (среднестатистических) и социокультурных норм» Согласно их логике, современную тенденцию роста численности лиц с подобными расстройствами следует рассматривать как процесс сближения нормального и нарушенного генеза психики, грань между которыми, в конечном счете, сотрется.

        Часто исследователи используют и так называемый адаптациоиный подход. Его основная идея состоит в том, что критерием нормальности должна выступать способность человека к адаптации, то есть приспособляемость. Как определить последнюю остается неясным. Следует признать тот факт, что серьезные нарушения в процессе психического развития способны приводить к снижению адаптационных возможностей. Но из этого отнюдь не следует, что наличие адаптационного дефицита свидетельствует о нарушении психического развития. Кроме того, приспособленческий критерий имеет и другие ограничения. Чрезвычайно высокие адаптационные возможности, способность всегда приспосабливаться к любым условиям, в особенности к социальным, по мнению польского психиатра К. Домбровского, скорее свидетельствует о моральной и эмоциональной незрелости, а также о значительной деформации системы ценностей личности. Вряд ли можно назвать аномальным активное нежелание человека приспосабливаться к аморальным и антигуманным условиям жизни, в которые он попал помимо своей воли. Открытым остается и вопрос о параметрах адаптационного критерия. Как долго человек должен проявлять признаки дезадаптации, чтобы это состояние было квалифицировано как отклонение от нормы?

           В рамках этнографии зародился и получил широкое распространение культурно-релятивный подход трактовке феноменов нормальности и ненормальности. Согласно этой точке зрения тип культуры и историческое время выступают в качестве основы дифференциации нормального и ненормального в человеке. Представители данного подхода акцентируют внимание на относительности существующих критериев, определяемых своеобразием и актуальным состоянием той или иной национальной культуры. Проще говоря, одно и то же явление в рамках разных культур может оцениваться по-разному в зависимости от национальных традиций. Культурно-релятивный подход относится к разряду весьма популярных в современной науке. Тем не менее указание на относительную природу оценок «нормы — патологии» само по себе проблемы как таковой не решает.

          Релятивный подход противостоит попыткам установления жестких границ между нормой и патологией, но одновременно предельно размывает этот рубеж. Идея, согласно которой между этими двумя полюсами должны существовать многочисленные пограничные состояния, имеет в современной науке много приверженцев. Один из классиков отечественной психиатрии П. Б. Ганнушкин подчеркивал, что «в таком, с одной стороны, хрупком и тонком, а с другой — в таком сложном аппарате, каким является человеческая психика, можно у каждого найти те или иные, подчас достаточно диффузные, конституциональные психопатические черты, ибо гармонические натуры по большей части есть плод воображения. Человек здоров настолько, насколько он не позволяет патологическим чертам разрастись больше положенного.

           В традициях гуманистической психологии возник еще один подход решения обсуждаемой проблемы. Обозначим его как подход описательных критериев. В данном случае выделяются одновременно несколько признаков психического здоровья, что, по сути, принципиально отличает такое видение от вышерассмотренных, где в центре внимания исследователей неизменно находились критерии психической патологии. Безусловно, гуманистический подход в оценке и понимании свойств психически здорового индивида во многом произволен и отражает субъективные авторские предпочтения. В предлагаемых перечнях критериев не указывается, какие из них обязательны, а какие факультативны. Как, впрочем, не всегда ясна и необходимая степень выраженности тех или иных свойств. В качестве примера, иллюстрирующего данный подход, приведем наиболее обобщенные характеристики психического здоровья, чаще всего встречающиеся у разных исследователей.

           В последние десятилетия, особенно в рамках клинической психологии, активно развивается уровнево-типологический подход в решении проблемы «норма — патология». Основываясь на критериях эффективности социального и биологического функционирования человека, В. Н. Мясищев выделял четыре соответствующих типа: 1) тип социально и биологически полноценный, 2) социально полноценный при биологической недостаточности, 3) биологически полноценный при социальной недостаточности, 4) социально и биологически неполноценный тип.

        Продолжая эту традицию, Б. С. Братусь рассматривает феномен здоровья как неоднородное и многоуровневое образование. Высшая его ступень — нравственное самосознание личности, представляющее собой внутреннюю регуляцию внешнего социального поведения человека. Более низкий уровень связан с собственно отражательной, когнитивной деятельностью человека; он обозначается как психологический. И наконец, третий уровень выступает как материальная база психической деятельности, ее биологический фундамент. Дальнейший ход размышлений вполне ясен. Как указывает Б. С. Братусь, психическое здоровье может страдать на одних уровнях при относительной сохранности других. В рамках данной модели соотношение нормы и патологии предстает в виде многочисленных переходных вариантов, расположенных между двумя крайними полюсами, на одном из которых находятся состояния, характеризующиеся устойчивым функционированием на всех трех уровнях, на другом — состояния дефицита функционирования на тех же обозначенных уровнях. Таким образом, идея пограничных состояний наполняется конкретным содержанием. Тем не менее и здесь не вполне понятны критерии адекватной деятельности отдельных ступеней как таковых. Не случайно автор обозначает свой подход не иначе как рабочей гипотезой, нуждающейся в дальнейшей проработке.

           В отечественной специальной психологии в основу понимания феноменов нарушенного развития положена культурно-историческая теория Л. С. Выготского. Одной из центральных ее категорий является понятие высших психических функций, прижизненно формируемых путем усвоения социально-исторического опыта в процессе общения ребенка со взрослым, знаково опосредованных по строению и произвольных по способу регуляции. Предельно обобщая, мы получим следующее определение сущности процесса психического развития, из которого будем исходить в трактовке дизонтогенеза. Итак, развитие — это непрерывно-поступательный, необратимый процесс формирования качественно позитивных изменений в характере субъективного отражения человеком внешнего и внутреннего мира (в параметрах его полноты, точности, глубины и взаимосвязности), обеспечивающих все более эффективную саморегуляции» внешней предметной и внутренней психической деятельности.

          Теперь выделим существенные характеристики феномена нарушенного развития. В последнее время подобные попытки явно демонстрируют стремление авторов выйти за пределы интуитивно-эмпирического подхода. Так, Ю. А. Кулагин полагал, что нарушенное развитие имеет особый способ протекания, при котором необходима специальная коррекционная помощь. Нельзя с этим не согласиться, но также трудно решить вопрос, на основании каких критериев мы можем говорить о необходимости и форме коррекционной помощи. Данное определение по сути своей скорее педагогическое, нежели психологическое.

           Исходя из настоящего определения феномена нарушенного развития, мы не можем отнести его к категории патологии, ибо в случаях дизонтогенеза изменения касаются лишь формально-динамических сторон процесса психического развития. Содержательно-сущностная сторона психических явлений (отражательная природа психики) и последовательности их формирования остается принципиально неизменной. Безусловно, предложенная нами дефиниция отнюдь не окончательна и безупречна. Скорее это рабочее определение, на основе которого только еще предстоит разработать дифференциальные критерии нарушенного развития, в основу чего, с нашей точки зрения, должны быть положены следующие идеи. Прежде всего, отсутствие жесткой границы между нормальным и нарушенным развитием -— идея континуума. Такая граница может быть весьма подвижной. Нормальное развитие, как и нарушенное, многовариантно. Важной теоретической составляющей с этих позиций становится идея многоуровневого подхода в оценке характера развития. И наконец, поиск объективных критериев должен быть дополнен критериями субъективными.