Эрих Фромм, как социальный психолог

Имя Эриха Фромма обычно ассоциируется с исследованиями человеческой деструктивности, однако его вклад в мировую психологическую и философскую мысль гораздо обширнее. В своём доклад я рассмотрю его деятельность, как социального психолога. Психолога, который изучает основы поведения не только не только отдельно взятой индивидуальной личности, но и какой — либо социальной группы или даже общества в целом.

1) Немного о биографии Фромма.

Родился он во Франкфурте-на-Майне в 1900 году, умер в 1980-м в Швейцарии. Прожил, как видим, довольно-таки долгую жизнь. По образованию Фромм был философом, он окончил Гейдельбергский университет, но после этого увлекся психоанализом, получил психоаналитическое образование в Мюнхенском университете, а затем – в Берлинском Институте психоанализа (или в Берлинском психоаналитическом колледже, как с редким упорством пишут американцы). В случае Фромма как раз интересно и показательно то, что он не медик. Большинство психоаналитиков имеет медицинское образование (то есть в основе своей естественнонаучное), а у Фромма образование гуманитарное (в Гейдельберге он изучал, помимо философии, еще и психологию и социологию). Возможно, именно это явилось причиной создания Фроммом  им не частной психотерапевтической доктрины, а социальной философии и более того – политизированной социальной философии. Было бы у него медицинское образование, подозреваю, Фромма элементарно бы снесло в увлечение чистой клиникой, то есть он занимался бы исключительно лечением пациентов.

С 1925 года Фромм работал психоаналитиком, и к концу 20-х у него медленно, но верно стало нарастать недоверие к теории Фрёйда (видимо, как раз сказывалось хорошее гуманитарное образование). Кончилось это тем, что Фромм в 1929 году пришёл во Франкфуртский институт социальных исследований (известный как Франкфуртская школа). Франкфуртская школа оказала на взгляды Фромма огромное воздействие. Все увлечение Фромма Марксом исходит из периода работы во Франкфуртской школе. Во Франкфуртской школе он непосредственно работал до 1932 года, в 1933 году, после прихода фашистов к власти, Фромм, как и все “франкфуртцы”, эмигрировал, приехал в США и работал там в различных учреждениях уже как психоаналитик, или профессор психиатрии, или преподаватель психоанализа…

Первая составная часть наследия Фромма, как социального психолога - это его теория  о “социальном характере”.

О “социальном характере” Фромм написал преимущественно в книге “Человек для самого себя” (1947), но на самом деле он говорил об этом много раз (Фромм относится к тем авторам, которые одну и ту же идею по-разному повторяют в разных книгах – шире, уже, подробнее, скороговоркой…). У него эта идея есть и в “Бегстве от свободы”, и в “Искусстве любить”, и в “Из плена иллюзий” (под таким названием эта книга у нас напечатана, на самом деле – “Из цепей иллюзий”).

1) По Фромму, “социальный характер” – это явление, присущее самым широким слоям населения (в первую очередь Фромм исследовал “социальный характер” “среднего класса”,  “обывателя” – в западных языках просто нет такого слова: с такой, как у нас, оценочной нагрузкой, умеренно или неумеренно отрицательной). Точнее сказать, “социальный характер” – это явление, распространенное на широкие слои населения, поскольку “социальный характер” этим слоям навязан. “Социальный характер” создается системой образования, религией, одобренными институтами культуры и плюс к тому – воспитанием в семье. При этом надо иметь в виду, что в семье ребенок воспитывается, в первую очередь, теми методами, которые тоже санкционированы, одобрены существующей культурой, считаются обычными, нормальными, естественными. “Социальный характер”, по Фромму – это результат адаптации человека к той конкретной культуре, в которой он живет, к конкретному типу организации общества. Поскольку Фромм считает, что никакие из известных ему обществ не дают возможности личности реализовать себя полностью, и, следовательно, личность находится в изначальном противоречии с таким обществом, “социальный характер” – это механизм, который позволяет личности безнаказанно существовать в этом несовершенном и враждебном личности обществе. Естественно, что такая адаптация происходит с искажением личности, в ущерб ей и с подчинением ее этому несовершенному, патологическому обществу. Вставить, пример...

Фромм пришел к выводу, когда занимался исследованием “социального характера” (в том числе – и полевыми исследованиями, и не только в США, но и, например, в Мексике), что “социальный характер” – это такой защитный механизм, механизм ответа особи (здесь неправильно, я полагаю, говорить “личности”, но именно – индивида, особи) на фрустрирующую ситуацию, на ту социальную среду, которая не дает возможности человеку развивать себя как личность и полностью проявить заложенные в него природой возможности. И в принципе, естественно, механизм формирования “социального характера” является репрессивным механизмом в отношении каждой отдельной особи, которой этот “социальный характер” прививается. И поэтому, поскольку он все-таки прививается, “социальный характер”, как показал Фромм, является социально стабилизирующим фактором. То есть с того момента, как особям привит “социальный характер”, эти особи становятся в принципе безопасны (или в основном потенциально безопасны) для окружающей их социальной системы.

По Фромму получается, что различным обществам, различным классам внутри общества присущ свой “социальный характер”. Правящие слои прививают тем классам, которые не допущены к власти, выгодные им, правящим классам и слоям, “социальные характеры”.  Фромм полагал, что “социальный характер” играет важную роль “фильтра”, то есть те, кому “социальный характер” уже навязан, в принципе не способны воспринять такие идеи и идеалы, которые не соответствуют этому “социальному характеру”. И не потому, что они понимают (то есть сознательно, аргументированно рассматривают) эти идеалы как чуждые себе, а потому, что они эти идеалы не могут понять, у них совершенно иное мышление, у них другой внутренний язык.

Всего Фромм насчитал четыре “непродуктивных” “социальных характера”. “Непродуктивные” – значит те, которые не дают возможности человеку стать свободным, то есть стать собой, то есть реализовать себя как человека (с точки зрения Системы они, наоборот, продуктивны). “Продуктивность/ непродуктивность” – неофрейдистский термин. Он не связан с производством. Он означает лишь, дает или не дает возможность этот тип “социального характера” сохранить вам себя как личность.

Первый тип “непродуктивного” “социального характера” – рецептивная ориентация. Фромм говорит, что человек, отличающийся рецептивной ориентацией, полагает, что источник всех благ находится во внешнем мире, и считает, что единственный способ обрести желаемое (неважно что – что-то материальное или любовь, знания, удовольствие…) – это путь получения этого желаемого извне.

Второй тип – эксплуататорская ориентация. Он также основан на постулате, что источник всех благ находится вовне, что всё, что человеку хотелось бы получить, он должен искать вовне, а не создавать собственными силами. В отличие от рецептивного типа, эксплуататорский тип не ожидает получения желаемого как дара, а отбирает силой или обманом. И это проявляется во всех сферах человеческой деятельности: в области любви и чувств, например, люди эксплуататорской ориентации имеют тенденцию захватывать и воровать, они испытывают влечение только к тем, кого можно отнять у другого; в отношении интеллектуальной деятельности такие люди стремятся не продуцировать идеи, а красть их.

Третий тип – накопительская ориентация. Отличается от первых двух: те направлены на внешний источник получения благ, а накопительская ориентация характеризуется недоверием ко всему новому, приходящему извне. Безопасность в сознании людей этой ориентации основывается на накоплении и на сохранении уже накопленного, тогда как трата воспринимается ими как угроза. Эти люди как бы ограждают себя от внешнего мира (“мой дом – моя крепость”), и главная их цель – накопить как можно больше внутри этой “крепости” и дать как можно меньше из нее изъять. Эта скупость у них одинаково распространяется на деньги, на чувства, на мысли… Любовь для них – овладение, обладание. Они не отдают свою любовь, а стараются овладеть “возлюбленными”.

Четвертый тип, которому Фромм специально уделяет много внимания, подробно критикует и который, по его мнению, становится преобладающим в современном обществе, – это рыночная ориентация (рыночная ориентация становится преобладающей в современном капитализме, капитализме ХХ века; на более ранних стадиях, по Фромму, буржуазия отличалась накопительской ориентацией). Рыночная ориентация основана на том, что личность, особь, индивид превращается в товар, в один из товаров, которые циркулируют на рынке. Соответствующим образом эта личность и оценивается – именно как товар. Принцип оценки одинаков и для рынка товаров, и для рынка личностей: на одном на продажу предлагаются товары, на другом – личности, а больше разницы, с точки зрения представителей этой ориентации, нет никакой. Соответственно, такой человек и должен строить себя как товар. Фромм говорит, что, подобно чемодану, человек должен быть в моде на рынке, а чтобы быть в моде, он должен знать, какого рода личности пользуются спросом на рынке. То есть происходит полный отказ личности от себя в угоду моде и стремлению себя продать. Иначе говоря, этот человек заявляет: “Я таков, каким вы хотите меня видеть”, где “вы” – это покупатели. Причем отношение к другим у него тоже ничем не отличается от отношения к себе, поскольку другие тоже воспринимаются как товар и они сами выступают не такими, какие они есть сами по себе, а предъявляют ту часть себя, которая пользуется товарным спросом.

2) Второй “кирпичик”, изъятый из теоретических построений Фромма, о котором я считаю необходимым рассказать, это понятие Фромма об экзистенциальной дихотомии. Фромм выводит несколько таких дихотомий (то есть противоречий, а экзистенциальных потому, что возникли они, по Фромму, не исторически, а существовали изначально), но для нас самой интересной является экзистенциальная дихотомия между ограниченным временем существования человека и невозможностью в это ограниченное время реализовать все потенции, заложенные в человеке, все проекты, которые, в принципе, каждый из нас мог бы воплотить в жизнь.

Фромм пишет, что кратковременность человеческой жизни не дает человеку возможности полностью реализовать себя даже при наличии благоприятных условий. Только если бы время человеческой жизни было тождественно времени человечества, только тогда человек мог бы полностью реализоваться в таком человеческом развитии, которое осуществляется в историческом процессе. Я убежден, что это – очень важное открытие. Все мы страдаем от того, что не успеваем сделать то-то и то-то, что такие-то проекты не осуществляются, – тому множество причин: внешний мир мешает, времени не хватает, сил не хватает… – могут быть тысячи причин. Когда-то Орсон Уэллс – знаменитый кинорежиссер, актер, писатель – говорил, что он до какого-то момента, до какого-то возраста был самым натуральным гением, а потом с ним что-то случилось, он, кажется, серьезно заболел и – перестал быть гением. Он остался, разумеется, талантом, стал известнейшим артистом, многого добился, но понимает, что он не смог себя реализовать и уже не сможет. По его мнению, таким убивающим гениальность явлением могут быть болезнь, психическая травма, женитьба… – что угодно, любое подобного рода серьезное внешнее воздействие. Орсон Уэллс до конца жизни страдал от того, что знал, что мог сделать больше и реализовать себя полнее, но не сделал этого. Хотя Орсон Уэллс – это тот самый человек, который останется в истории мировой культуры не только как выдающийся актер и режиссер и оригинальный писатель, но и как единственный человек, который смог пол-Америки испугать до смерти радиопередачей. Это, в принципе, знаменитая история: в 1938 году, когда Орсон Уэллс работал на радио, он осуществил радиопостановку по известному роману Герберта Уэллса “Война миров”. Но Орсон Уэллс решил сделать пародию на радиорепортаж с места событий: он перенес действие в “настоящий момент”, в 30 октября 1938 года, и в штат Нью-Джерси – так, словно это в Нью-Джерси высадились марсиане и об этом “чрезвычайном событии” ведется прямой репортаж. И хотя О. Уэллс был уверен, что уж “Войну миров” все читали еще в подростковом возрасте, и хотя передача вышла в эфир 30 октября, то есть накануне Дня Всех Святых (Хэлловина), когда все разыгрывают всех, последствия были катастрофическими: возникла массовая паника, десятки тысяч людей бросили свои дома (особенно после призыва якобы президента Рузвельта сохранять спокойствие), дороги были забиты беженцами, американцы устремились как можно дальше от Нью-Джерси, а моторизованная полиция, напротив, кинулась в Нью-Джерси. Телефонные линии были парализованы: тысячи людей “видели” корабли марсиан и сообщали об этом властям. На флоте отменили увольнения на берег. Некоторые пытались покончить с собой, другие в бинокль “видели”, как “марсиане наступают через Манхэттен к Бронксу”. И т.д. Людей потом пришлось шесть недель – понимаете, шесть недель! – убеждать, что никакие марсиане ни на кого не нападали…

В США было всего два таких случая – первый раз с О. Уэллсом, второй – когда объявили, что на Кубе стоят советские ракеты с ядерными боеголовками (знаменитый “Карибский кризис”). Хотя ядерных боеголовок – в отличие от ракет – на самом деле не было, потому что наши козлы – по русской разболтанности – ракеты на Кубу доставили, а боеголовки – нет. То есть реально ядерной угрозы для Америки не было, но все равно в США была страшная паника: десятки тысяч людей бежали из южных штатов на север – подальше от русских ракет. В супермаркетах впервые за многие годы были сметены подчистую все товары, потому что, ясное дело: ядерная война начнется – жрать будет нечего, – и американцы делали грандиозные закупки, буквально на все сбережения. Повторяю: всего лишь два раза в истории США наблюдалась такая массовая паника. То есть Орсон Уэллс останется в истории культуры и вообще в мировой истории хотя бы как автор такой гениальной провокации, выявившей, кстати, умственный уровень среднего американца, а также и возможности СМИ в манипулировании сознанием и поведением “среднего человека”.

Но вернемся к Фромму. Осознание объективного существования упомянутого противоречия, которое Фромм называет экзистенциальной дихотомией, может позволить любому радикалу ощутить некоторое внутреннее спокойствие. Если вы все равно не воплотите всего, что вы можете сделать – и это в принципе невозможно – значит, это не должно парализовывать вашу активность и не нужно из-за этого нервничать и расстраиваться. Можно не бояться смерти – это очень важно. Страх смерти (если, конечно, это не иррациональный, глупый, позорный и не достойный мыслящего человека религиозный страх перед Адом, “карой за грехи” на “том свете”) – это в действительности страх перед небытием, то есть перед отсутствием жизни. В конечном итоге жизнь человека – это цепь целенаправленных осознанных действий. Умерев, вы лишаетесь возможности совершать такие действия, то есть смерть в известном роде обессмысливает ваши предыдущие действия, которые всегда (в философском смысле) не завершены. Тем более, что не все действия удачны, мы все совершаем ошибки, и смерть лишает нас возможности исправить ошибки, как и возможности совершить повторную попытку. И лишь поняв и прочувствовав открытую Фроммом дихотомию, вы можете сказать себе: не нужно бояться, что завтра жизнь оборвется, нужно делать сейчас то, что вы должны делать, чего-то не сделаете, не успеете – черт с ним! – все равно всего не сделаете. Делайте сейчас и не бойтесь, потому что страх смерти лишь парализует ваш порыв:

Здесь надо понимать, что когда речь идет о полной самореализации, то имеется в виду именно полная реализация человеком себя как личности, то есть воплощение в жизнь таких потенций, заложенных в человеке, которые делают этого человека существом общественно ценным, то есть реализация которых ведет в конечном счете к прогрессу человечества.