Автор работы: Пользователь скрыл имя, 19 Января 2014 в 20:15, доклад
В.Н. Татищева. В связи с этим следует заметить, что сам Татищев рассматривает задачи истории в духе современной ему исторической науки. «Вначале рассуждая то, что история не иное есть, как воспоминовение бывших деяний и приключений добрых и злых... которая нас ово от своих собственных, ово от других людей дел учит о добре прилежать, а зла остерегаться...». Другими словами, историческая концепция Татищева, несмотря на все западные новации, которые обычно отмечаются исследователями его творчества, не противоречит сложившейся исторической традиции.
В.Н. Татищева. В связи с этим следует заметить, что сам Татищев рассматривает задачи истории в духе современной ему исторической науки. «Вначале рассуждая то, что история не иное есть, как воспоминовение бывших деяний и приключений добрых и злых... которая нас ово от своих собственных, ово от других людей дел учит о добре прилежать, а зла остерегаться...». Другими словами, историческая концепция Татищева, несмотря на все западные новации, которые обычно отмечаются исследователями его творчества, не противоречит сложившейся исторической традиции. История носит назидательный характер, ибо человек «без знания оной совершенен, мудр и полезен быть не может». Следует, конечно, отметить, что для своего времени Татищев был примером эрудированности. В своей «Истории Российской» он творчески переработал многие элементы философии С. Пуфендорфа и Х. Вольфа, создав свою, особенную историческую концепцию. Известны его критические выпады против богословия, присутствовавшего в современной ему русской истории. Так, Н.Л. Рубинштейн приводит острую критику Татищева, направленную против легенды о заселении Земли потомками сынов Ноя. Татищев в ней указывает на невозможность связи между современной ему этнической ситуацией и ветхозаветными легендами. Подобная критика била по богословской концепции, однако не затрагивала догматических основ. Она была в духе петровской эпохи, когда, как отмечает С.Л. Пештич, историческая критика иногда использовалась для того, чтобы отстоять право светской исторической науки освободиться от сюжетов библейской истории. В другом же случае, когда Татищев едко высказывается по поводу царя Соломона и написанной им «Песни песней», он быстро получает отповедь со стороны Феофана (Прокоповича). И это несмотря на то, что между ними существовал весьма плодотворный научный контакт, о котором упоминает И.А. Чистович. Затрагивать основы догматики, в частности Ветхий Завет, было категорически запрещено. На страже этого стояла система русской церкви, которая после реформ Петра I превратилась уже в государственное учреждение. В истории Татищев по-новому продолжает старую традицию назидательной реконструкции прошлого. Традицию, заложенную до него, в частности Прокоповичем, который, как он считал « в науке философии новой и богословии толико ученъ, что въ Руси прежде равнаго ему не было». Она, пройдя через его творчество, будет позднее отражена в работах последующих поколений историков, для которых «История...» Татищева станет образцом исторического сочинения.