Наука как призвание и профессия

 

                                                                  3 семинар

                                        . «Наука как призвание и профессия»

Можно быть превосходным работником и ни разу не сделать  собственного важного

открытия. Однако  было  бы  заблуждением  полагать, что только в науке  дело

обстоит подобным образом,  и что, например, в конторе  все происходит иначе,

чем в лаборатории. Коммерсанту  или крупному промышленнику  без "коммерческой

фантазии",  то  есть без выдумки  - гениальной  выдумки,  -  лучше было бы

оставаться приказчиком  или  техническим чиновником;  он  никогда не  создаст

организационных нововведений. Вдохновение отнюдь  не играет в науке, как это

представляет  себе ученое чванство,  большей роли, чем в практической жизни,

где  действует  современный предприниматель. И  с другой стороны, - чего тоже

часто не признают - оно играет здесь  не меньшую  роль, чем в искусстве. Это

ведь  сугубо  детское представление, что  математик  приходит  к  какому-либо

научно  ценному  результату,  работая  за письменным столом с помощью линейки

или  других   механических   средств:   математическая   фантазия,  например

Вейерштрасса,  по  смыслу  и результату,  конечно, совсем иная, чем фантазия

художника, то есть качественно от нее отличается, но психологический процесс

здесь  один  и  тот  же.  Обоих  отличает  упоение (в  смысле  платоновского

"экстаза") и "вдохновение".

     "Личностью"  в научной сфере является только  тот, кто служит лишь одному

делу. И это  касается не только области науки. Мы не знаем ни одного большого

художника, который  делал бы что-либо другое, кроме как  служил делу, и только

ему.  Ведь  даже личности  такого  ранга,  как Гете,  если  говорить  о  его

искусстве, нанесло  ущерб  то обстоятельство,  что  он  посмел  превратить  в

творение искусства  свою "жизнь". Пусть даже последнее  утверждение  покажется

сомнительным -  во  всяком  случае,  нужно быть Гете,  чтобы позволить себе

подобное, и каждый,  по крайней мере, согласится, что  даже и такому художнику,

как Гете, рождающемуся раз в тысячелетие, приходилось  за это расплачиваться.

Точно  так  же обстоит дело в политике.  Однако  сегодня мы не будем об  этом

говорить. Но в  науке совершенно определенно не является "личностью" тот, кто

сам  выходит  на  сцену как импресарио  того дела, которому он  должен был бы

посвятить себя, кто  хочет узаконить себя через "переживание"  и спрашивает:

как  доказать, что  я не только специалист,  как  показать, что я - по форме

или  по существу - говорю  такое,  чего еще никто  не сказал так, как  я, -

явление, ставшее  сегодня массовым, делающее все ничтожно  мелким, унижающее

того,  кто  задает подобный вопрос, не будучи  в силах  подняться до высоты и

достоинства  дела,  которому  он должен  был  бы  служить  и,  значит,  быть

преданным только своей задаче. Так что и здесь нет отличия от художника.

     Научный   прогресс  является  частью,  и  притом  важнейшей частью,  того

процесса  интеллектуализации,  который  происходит   с  нами  на  протяжении

тысячелетий  и по  отношению к которому в настоящее время обычно занимают

крайне негативную позицию.

Сегодня как  раз у молодежи появилось скорее противоположное чувство,  а  именно что мыслительные построения науки  представляют  собой  лишенное   реальности  царство  надуманных  абстракций, пытающихся своими  иссохшими  пальцами ухватить  плоть и кровь  действительной

жизни, но никогда  не достигающих этого. И напротив, здесь,  в жизни, в том, что для Платона было игрой теней на стенах  пещеры,  бьется пульс реальной действительности,  все остальное

лишь безжизненные,  отвлеченные  тени,  и ничего больше.

Что же означала наука для этих людей, живших на пороге  нового времени?

Для художников-экспериментаторов  типа  Леонардо  да  Винчи  и  новаторов  в

области музыки она означала путь к истинному  искусству, то есть прежде всего

путь к истинной  природе.  Искусство тем  самым  возводилось  в  ранг  особой

науки, а художник в социальном отношении и по смыслу  своей  жизни - в ранг

доктора. Именно такого рода честолюбие лежит в  основе,  например, "Книги  о

живописи" Леонардо да Винчи.

     А   сегодня? "Наука  как  путь  к  природе"  -  для  молодежи  это звучит

кощунством. Наоборот, необходимо  освобождение от научного интеллектуализма,

чтобы  вернуться  к  собственной природе и  тем  самым к природе вообще! Может

быть, как путь к искусству? Такое предположение  ниже всякой критики.

     Но  в эпоху возникновения точного   естествознания от науки ожидали   еще

большего.  Если  вы  вспомните  высказывание  Сваммердама:  "Я докажу   вам

существование божественного провидения, анатомируя вошь", то вы увидите, что

собственной  задачей  научной   деятельности,  находившейся   под  косвенным

влиянием протестантизма  и  пуританства, считали открытие пути к  Богу. В то

время  его  больше  не находили у философов  с их понятиями  и дедукциями; что

Бога невозможно найти на том пути, на котором  его искало средневековье, - в

этом была  убеждена вся пиетистская  теология того времени,  и прежде  всего

Шпенер. Бог сокрыт, его пути - не наши пути, его мысли - не наши мысли. Но

в точных естественных  науках, где  творения  Бога физически  осязаемы, были

надежды напасть  на след его намерений относительно мира.

     А  сегодня? Кто сегодня, кроме  некоторых "взрослых" детей,  которых можно

встретить как  раз  среди естествоиспытателей,  еще верит в то,  что  знание

астрономии, биологии,  физики или химии может  - хоть в малейшей степени -

объяснить нам  смысл мира или хотя бы указать, на каком пути можно напасть на

след этого "смысла", если он существует? Если наука что  и может сделать, так

это скорее убить  веру в то, будто вообще существует нечто такое, как "смысл"

мира! И уж тем  более нелепо рассматривать ее, эту  особенно чуждую Богу силу,

как путь "к  Богу". А что  она именно такова - в этом сегодня в глубине души

не сомневается  никто,  признается он  себе в  том  или  нет. Избавление  от

рационализма  и  интеллектуализма науки  есть основная  предпосылка  жизни  в

единстве с божественным - такой или тождественный ему по смыслу тезис стал

основным  лозунгом  нашей  религиозно настроенной или стремящейся обрести

религиозное  переживание   молодежи.  И   не  только  религиозное,   а  даже

переживание  вообще. Однако здесь  избирается странный  путь:  единственное,

чего  до  сих  пор  не коснулся интеллектуализм,  а  именно  иррациональное,

пытаются  довести  до сознания и  рассмотреть в  лупу.  Ведь именно к  этому

практически    приходит    современная    интеллектуалистическая   романтика

иррационального. Такой путь освобождения  от интеллектуализма  дает  как раз

противоположное тому, что надеялись найти  на нем  те, кто  на него вступил.

Наконец, тот  факт,  что науку, то есть основанную  на ней технику  овладения

жизнью, с наивным  оптимизмом  приветствовали  как  путь к счастью,  я  могу

оставить в  стороне после  уничтожающей  критики Ницше  по  адресу "последних

людей,  которые  изобрели  счастье".  Кто  верит  в  это,  кроме   некоторых

"взрослых" детей на кафедрах или в  редакторских кабинетах?