Правовое государство

Свобода в древности  мыслится как коллективная ценность. Гражданин свободен потому, что является частичкой свободного полиса. Поэтому не отдельный человек, а полис, как совокупность людей, является высшей ценностью. У древних греков и римлян не могло сложиться представление об автономности личности, об индивидуальной свободе. В отношении отдельного человека доминирует идея личного долга, а не личного права.

Древняя гуманистическая  мысль, государственно-правовые взгляды  и идеи передовых, прогрессивных  мыслителей того времени, несомненно, стали первоосновой всего последующего процесса развития гуманистических  взглядов и идей, составивших впоследствии фундамент теории правового государства.

Эпоха средневековья  для развития права и соответственно правопонимания не создавала необходимых условий. Роль права в жизни общества сокращается. Феодальная раздробленность, сословность, партикуляризм вытесняли право из человеческих отношений. Конечно, полное уничтожение права как равной меры невозможно, но вполне возможно сокращение его роли в обществе. Христианизация античной теории естественного права началась с Августина Блаженного и получила законченное выражение у Фомы Аквинского, сформулировавшего, по сути, концепцию правления божественного закона как божественного разума и божественной воли.

Теория правового государства  практически не развивалась в средние века, и следующим значительным этапом в развитии этой концепции стало Новое время.

1.2. Развитие теории правового государства в XVIII–XIX вв.

Формулирование концепции  правления права в Новое время  было инициировано конфликтом нарождающегося гражданского общества и абсолютистского феодального государства, претендующего на неограниченную власть. Смысл теорий правления права Нового времени – оградить нарождающуюся частную сферу от произвольного вмешательства в неё государства.

В Новое время государство  и общество начинают анализироваться как феномены, не совпадающие друг с другом. Государство предстаёт как средоточение реальной политической власти, способное использовать её как во вред, так и во благо общества. Теория ограниченного государства, озабоченная поисками средств ограничения властных возможностей государства, недопущения деспотического, произвольного осуществления власти, является в большей степени не правовой, а политической теорией. Смысл её заключается в защите права от государства и государственного закона, поскольку исторически право гражданского общества, частное право развивается вместе с обществом, независимо от воли политических властей; именно в частном праве реализуются присущие ему принципы свободы и равенства, которые лишь постепенно переносятся и на политическую сферу. Поэтому право в либеральных теориях Нового времени ассоциируется с личной свободой, с автономной и юридически равной с другими личностью, с незыблемостью частной собственности и частной жизни вообще.

В разных странах процесс  складывания либеральной политической теории шёл по-разному и с разной степенью интенсивности. Ф. Хайек выделяет два направления в истории политической мысли Нового времени – английское и французское. Первое базируется на интерпретации традиций и институтов, второе увлекается конструированием утопий. Французы пытались обеспечить свободу с помощью лучшей организации государственной власти, что с английской точки зрения означало искать свободу там, где её никогда не было. Для англичан государственное вмешательство в жизнь общества плохо само по себе, оно – необходимое зло, которое важно ограничить до максимально возможных пределов. Английское понимание свободы олицетворяли юристы, французское – философы [1, с. 30-31]. Но и сам Хайек указывает на некоторую долю условности в этой конструкции. Так, Ш.Л. Монтескье больше принадлежит к английской традиции, а Т. Гоббс, несомненно, опередил становление французской. Однако общее направление развития политико-правовой мысли указано верно: вершина английской теории – Д. Локк, французской – Ж.-Ж. Руссо. Американская же традиция является продолжением английской, а немецкая – ближе к французской.

В Англии очень рано утвердилось  представление о праве как  о силе, сдерживающей произвол властей. А парламент, возникший в XIII веке, формально мало изменившись, существует по сей день.

Д. Локк в своей либеральной политической теории широко использует способы естественно-правовой аргументации. Естественными Локк объявляет основные принципы частного права. Поскольку правительствам свойственно стремиться к злоупотреблениям, Локк предлагает принять определённые меры против государства. Гарантией против тирании является реализация принципа разделения властей. Кроме того, предъявляются и определённые требования к закону. Законы, принимаемые в государстве, не могут противоречить принципам естественного права. Такого рода закон будет правовым, и именно такой закон не ограничивает, а сохраняет и расширяет свободу. А «свобода людей в условиях существования системы правления заключается в том, чтобы жить в соответствии с постоянным законом, общим для каждого в этом обществе…; это – свобода следовать своему собственному желанию во всех случаях, когда это не запрещает закон, и не быть зависимым от непостоянной, неопределённой и неизвестной самовластной воли другого человека» [1, с. 33]. Это и есть характеристика правового гражданского общества, условием существования которого является ограниченное государство.

Ограниченное государство –  это основная тема исследования и Ш.Л. Монтескье. Он утверждает, что свобода может поддерживаться только в умеренных государствах, в тех, в которых проведено разделение властей и созданы условия для их взаимного сдерживания, а это возможно только тогда, когда власти находятся в разных руках. Только в том случае, если будет проведено не только функциональное, но и социально-политическое разделение властей, будут иметь смысл конституционные средства воздействия органов власти друг на друга: такие, как импичмент или право вето.

Организационные принципы ограниченного  государства впервые сознательно, целенаправленно были реализованы на практике при образовании США. Американский опыт интересен тем, что впервые в истории человечества было создано конституционное, ограниченное государство (конституция означает реализацию принципа ограниченного государства, писал Гамильтон) [1, с. 38]. Не объяснение того, что есть свобода, а создание эффективного механизма её обеспечения – в этом ценность американского опыта. Ограниченное государство есть социально-политический и юридический феномен, смысл которого состоит в обеспечении свободы, понимаемой как свобода от вмешательства в частную жизнь, как свобода меньшинства от большинства. Гарантом такого положения должна являться писаная конституция, фиксирующая компетенцию государственных органов и стоящая над ними, поскольку принята она специально созданным для этой цели органом и требует особого порядка изменения, а также конституционное закрепление разделения властей и системы сдержек и противовесов. Итак, в США, можно сказать, было реализовано понимание конституционного государства как государства максимально ограниченного, т.е. в духе «английской традиции».

Во Франции набравшее силу третье сословие стремилось выразить свою волю в виде всеобщего закона. Это нашло  своё выражение в работах Руссо, писавшего о правлении общей воли, что, в конечном счете, практически реализовалось в кровавой якобинской диктатуре, показавшей, что нет тирана страшнее, чем возомнившего себя выразителем всеобщей народной воли.

Немецкую теорию правового государства  философски обосновали И. Кант и затем Г. Гегель. Строго говоря, у Канта речь идёт не о правовом государстве, а о правовом обществе, ведь государство он понимал в античном духе: «Государство – это объединение множества людей, подчинённых правовым законам» [1, с. 41], где действует принцип, согласно которому законодательство может решить относительно народа то, чего народ не может решить относительно самого себя. Если же государство уклоняется от данного принципа, от соблюдения прав и свобод и не обеспечивает охрану позитивных законов, то оно рискует потерять уважение и доверие своих граждан [3, с. 15].

Государство у Гегеля поглощает  индивида, семью, гражданское общество, которые являются лишь предпосылками государства. И Кант, и Гегель, таким образом, продолжают оперировать категориями античности. Государство мыслится ими как античный полис, в особенности Гегелем. И как античные мыслители понимали полис в виде правового общения, как высшую форму человеческого общения, так и Гегель понимает государство. Но государство начала XIX века – это сосредоточение реальной власти в обществе, поэтому слияние права и государства, в конечном счете, приводит к победе последнего, к уничтожению права как права.

Такой же стиль мышления свойствен  и немецким юристам. Так, автор термина  «правовое государство» (Rechtsstaat) В.Т. Велькер понимал государство в цицероновско-кантовском смысле, противопоставляя правовое государство теократическому и деспотическому [1, с. 42-43]. Впоследствии немецкие юристы в целом разделяли этот подход. Л. фон Штейн совершенно логично рассуждал, что не может существовать государство без права, поэтому в определённом смысле каждое государство является правовым. Особенностью немецкой теории являлось то, что собственно государство, вся политическая система выводилась за границы исследования. Смысл теории правового государства – упорядочить, но не изменить административно-бюрократическую систему управления. Правовое государство, по сути, означало «государство упорядоченной законами бюрократии» и контролируемой судом.

Таким образом, в Новое время концепция правления права отдаёт предпочтение обществу перед государством и индивиду – перед обществом. Главная опасность для права видится не в индивидуальном, а в государственном произволе.

1.3. Современные концепции правления права

Теория правового государства получила дальнейшее развитие в позитивистской и естественно-правовой концепциях права конца XIX-начала XX века. На деле, позитивистское обоснование права оборачивается на практике произволом. «Если в законах нет общечеловеческих ценностей (которые и делают закон всеобщим и необходимым), нет ничего постоянного, «начертанного в сердцах» передаваемого из поколения в поколение, то их можно менять как угодно – вплоть до полного беззакония» [4, с. 132].

В позитивизме, в сравнении с  естественно-правовыми теориями, право предстаёт в виде чёткой и логической системы норм. Избрав в качестве объекта исследования реально существующее право, юридический позитивизм, особенно в изложении Остина, фактически превратился в антиправовую теорию. Правовая норма оказалась заменённой простым приказом, выражавшим волю фактически правящей в обществе группы людей или даже одного лица.

Преодолеть такой дефект позитивизма, как огосударствление права, в XX веке попытались Г. Кельзен и Г. Харт. В отличие от других позитивистов, Харт находит в естественно-правовой теории здоровое зерно. Для него естественное право – это универсальные нормы человеческого общежития, обеспечивающие выживание вида. Эти нормы произрастают из таких факторов человеческой жизни, как уязвимость человека, относительное равенство, ограниченное чувство альтруизма, ограниченность жизненных ресурсов и т.п. Эти объективные условия обуславливают «естественную необходимость» определённых минимальных форм защиты личности, собственности, договорных обязательств. Но право не выступает как высшее звено по отношению к позитивному праву и вообще не имеет к нему непосредственного отношения.

Более продуктивной с точки зрения развития концепции правления права, чем позитивизм, является концепция  инструментализма. Например, Дж. Раз рассматривает правление права как идеал, но такой идеал, которому правовая система может соответствовать в большей или меньшей степени. Принципы правления права, полагает Раз, не должны смешиваться с принципами демократии, справедливости, человеческого достоинства. Более того, недемократическая политическая система может соответствовать требованиям правления права в большей степени, чем демократическая. Это не значит, что она лучше демократической, она лишь превосходит её по одному из критериев. Раз убеждён, что правление права ошибочно противопоставляется деспотическому правлению. И с точки зрения инструменталистской концепции правления права это не вызывает сомнений. Действительно, если закон – это инструмент управления обществом, средство регулирования поведения людей, то почему его не может использовать и тиран, облекая свои интересы в формы всеобщих, обнародованных, стабильных норм. С точки зрения инструментализма, в широком смысле принцип правления права означает, что люди должны подчиняться праву и управляться им. В более узком-то, что государство должно управляться правом и подчиняться ему.

Что касается взглядов Раза на свободу  индивида, он считает, что если государственное вмешательство способствует росту благосостояния народа, то оно увеличивает, а не уменьшает свободу как возможность выбора, в отличие, например, от Хайека, который выступает против государственного вмешательства в общественную жизнь, полагая, что в любом случае это ограничивает возможность индивидуального выбора, а потому и свободу. Таким образом, по мнению инструменталистов, требования правления права не исключают оправданности государственного вмешательства, хотя и накладывают определённые ограничения на характер этого вмешательства. В этом, я считаю, невозможно согласиться с инструменталистами, поскольку в этом случае речь идёт не о государстве права, а о государстве закона. Но с точки зрения их концепции, если смотреть на закон как на орудие управления обществом, государственное вмешательство, действительно, оправдано. Хотя, не понятно, за кем остаётся право определять, способствует ли это вмешательство благосостоянию граждан. Я думаю, сами граждане не будут иметь право голоса.

Раз формулирует два аспекта, две  стороны концепции правления  права. Первый аспект заключается в том, что управление людьми, обществом должно основываться на законе, люди должны этому закону подчиняться. Второй аспект обращён собственно к праву: закон должен обладать такими качествами, чтобы управление людьми могло строиться на основе закона, а люди были бы в состоянии ему подчиняться. Поведение человека соответствует праву в той степени, в какой оно не нарушает существующих законов. Для этого человек как субъект права должен, по меньшей мере, знать и понимать закон [1, с. 54]. Мне кажется, с таким подходом к требованиям правления права нельзя не согласиться.