Актуальные проблемы добровольного отказа от преступления в уголовном праве Российской Федерации

Вторым необходимым субъективным признаком добровольного отказа является его окончательность. Отказ будет окончательным лишь в том случае, если лицо полностью прекращает преступную деятельность и не имеет намерения продолжить ее в будущем. Это условие позволяет отграничивать добровольный отказ от случаев отлагательства преступления до наступления более удобного времени. При детальном обдумывании предстоящего преступления субъект может допустить просчет в фактических обстоятельствах приготовления или покушения на преступление. Внешние обстоятельства преступления могут оказаться непреодолимыми или существенно затрудняющими достижение преступной цели. Подобная ситуация принуждает субъекта отказаться от преступления на стадии его незавершенности, и, следовательно, такой отказ от преступления является не добровольным, а вынужденным, влекущим уголовную ответственность.

Поэтому не признается добровольным отказом от преступления отказ от повторного покушения, перенос продолжения преступной деятельности на другие сроки, приостановление с возобновлением посягательства с другими орудиями и средствами преступления при неудачной первой попытке. Если субъект приостанавливает свои преступные действия для того, чтобы продолжить их при более благоприятных обстоятельствах, например, когда он столкнулся с трудностями при вскрытии сейфа и прервал посягательство, надеясь приобрести более подходящие инструменты и затем завершить преступное намерение, то здесь не будет добровольного отказа. Лишь окончательный отказ может свидетельствовать о добровольном отказе.

В ряде комментариев добровольного отказа характеристика признака окончательности включает дополнительное требование: такой отказ должен быть не только окончательным, но и безусловным. Следует, однако, отметить, что излагается данное требование в различных источниках по-разному. Так, в одном из них говорится, что «отказ должен быть окончательным (безусловным)», и далее раскрывается содержание только признака окончательности, из чего можно сделать вывод о синонимичности рассматриваемых признаков16. В другом – речь идет о безусловности добровольного отказа наряду с его самостоятельностью, однако значение первого признака при этом никак не раскрывается17. И лишь в некоторых источниках обнаруживается более или менее содержательная характеристика требования безусловности добровольного отказа: лицо, прекращая преступную деятельность, не должно оговаривать ее прекращение каким-либо условием. Если, например, преступник, начав посягательство, прекращает его, добившись от потерпевшего согласия удовлетворить то или иное его требование, то такой отказ не должен признаваться добровольным18.

Как известно, требование безусловности добровольного отказа не предусмотрено в уголовном законе. И, может быть, поэтому оно лишь эпизодически упоминается при характеристике ст. 31 УК и еще реже комментируется. Однако очевидно, что его игнорирование при оценке отказа от доведения преступления до конца в качестве добровольного недопустимо хотя бы потому, что это противоречило бы социально-правовому назначению данного института.

Необходимым признаком добровольного отказа является осознание возможности успешного продолжения преступной деятельности.

Буквальное толкование приведенной формулировки, на наш взгляд, дает основание для однозначного вывода о том, что законодатель, говоря о добровольности отказа в совокупности с требованием (условием) осознания возможности доведения преступления до конца, ставит во главу угла именно субъективное восприятие лицом ситуации. А если это так, то такое восприятие вполне может и не совпадать (отражать) с объективным содержанием ситуации, в которой происходит акт добровольного отказа. Заметим, что российский законодатель, воспроизводя эту формулу, не дополняет ее другой, известной некоторым зарубежным УК. Например, в ст. 29 УК Кыргызской Республики в содержание субъективной стороны добровольного отказа включается осознание не только возможности доведения преступления до конца, но и факта реальности воплощения в жизнь такой возможности («сознавало и имело реальную возможность доведения преступления до конца»)19.

Между тем в целом ряде комментариев ст. 31 УК в учебной и научной литературе рассматриваемое условие правомерности добровольного отказа толкуется расширительно. Так, еще в одном из первых комментариев УК РФ 1996 г. при характеристике этого «признака» добровольного отказа акцент делается на «сознание виновным фактической (курсив наш) возможности успешно продолжить или завершить начатое преступление».

Если в рамках ранее действовавшего уголовного законодательства приведенное выше толкование содержания субъективной стороны было в общем-то допустимым, то с вступлением в действие УК РФ 1996 г. оно представляется необоснованным. Можно согласиться с Н.Г. Ивановым в том, что добровольный отказ является таковым, когда «субъект прекращает преступную деятельность по собственной воле, сознавая при этом, что продолжение преступления в данной ситуации объективно возможно»20. Но лишь с оговоркой: «в его субъективном восприятии». Безоговорочное же требование автора о «сознании реальной возможности доведения преступления до конца»21 и нереально, и противоречит уголовному закону. Как справедливо пишет Б.С. Волков, лицо «не может добровольно отказаться от того, что оно, по его мнению, не может достичь, равно как и стремиться к тому, что фактически недостижимо и невозможно»22. Воспроизводя это суждение, Г.Б. Русинов резонно замечает: здесь важно установить только то, что умыслом субъекта охватывалась возможность доведения преступления до конца, но он, изменив первоначальное намерение, добровольно прекратил преступные действия23.

В свете сказанного только критической оценки заслуживает и утверждение А.М. Яковлева о том, что первым условием освобождения от уголовной ответственности при отказе от совершения преступления выступает «наличие реальной, фактической возможности доведения преступления до конца и осознание виновным такой возможности»24. Вряд ли созвучна закону, да и социально-правовому назначению рассматриваемого института и позиция Б.В. Волженкина, полагающего, что добровольный отказ предполагает сохранение объективной возможности продолжения преступной деятельности и преодоления каких-либо возникших препятствий, осознаваемой лицом, которое, тем не менее, прекращает эту деятельность25. Думается, предложенное понимание субъективной стороны добровольного отказа противоречит уголовному закону. И в связи с этим совершенно права Т.Г. Понятовская: критерий добровольности является психологическим, он зависит от субъективного восприятия и оценки ситуации лицом, а потому наличие объективных препятствий к продолжению преступной деятельности, возникших помимо воли лица и не осознаваемых им, для признания отказа от преступления добровольным значения не имеет26.

В свете приведенной характеристики условий правомерности добровольного отказа, предусмотренных в ч. 1 ст. 31 УК, показательно решение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ по делу Беймана и др., которое нередко приводится в качестве примера добровольного отказа в учебной литературе27. Судебная коллегия прекратила дело за отсутствием в действиях обвиняемых состава, предусмотренного ч. 3 ст. 30 и ч. 4 ст. 166 УК, ввиду добровольного отказа от доведения данного преступления до конца, указав следующее. Бейман и др. пришли в квартиру к К., где по предварительному сговору, угрожая расправой, избили руками, ногами и сигнальным пистолетом К.В. и К.А., повалив на пол знакомого хозяев квартиры, потребовали деньги, золото, а также ключи от автомобиля с целью его угона. Однако К.А. при этом заявил, что ключи и документы от автомобиля находятся у его жены, которой нет дома, хотя они были у него в пиджаке. Поверив ему, нападавшие ключами не завладели, и в целях хищения чужого имущества стали искать в шкафах ценные вещи и деньги. К.А. схватил для обороны нож и стал им угрожать. Испугавшись они убежали. Судебная коллегия исходила из того, что действий, непосредственно направленных на угон автомобиля, осужденные не совершали. Автомобиль находился не рядом с домом К.А., и туда они не ходили. Ничто не мешало им обыскать карманы потерпевшего и завладеть ключами от автомобиля. Даже отсутствие ключей не мешало совершить его угон, используя иные средства и способы, но никаких действий к этому они не предприняли28. Сомнительность принятого решения, на наш взгляд, обусловлена следующими обстоятельствами. Во-первых, неясно, почему Судебная коллегия, не усматривая в действиях виновных лиц признаков покушения на преступление, предусмотренное ч. 4 ст. 166 УК, не признала наличия четко выраженных приготовительных действии к этому преступлению, которые, в свою очередь, уголовно наказуемы с точки зрения ч. 1, 2 ст. 30 УК. Во-вторых – и это главное, – в совокупности приведенных обстоятельств признак добровольности вообще не просматривается, поскольку в процессе разбойного нападения, имевшего изначально в том числе и цель неправомерного завладения автомобилем, было требование о передаче ключей от него, которое осталось не реализованным лишь потому, что ключей у потерпевшего, хотя и только с его слов, не оказалось, т. е. по причине, независящей от воли виновных лиц (ст. 30 УК). В этой ситуации вряд ли обоснованно делать вывод о добровольности отказа от доведения преступления до конца на том основании, что они «поверили потерпевшему» и никаких иных действий более не совершили. Этого, по нашему мнению, и не требовалось, поскольку, «поверив потерпевшему», виновные осознали невозможность доведения начатого преступления до конца, и только этим был продиктован их отказ от угона, развитие же другого преступления при этом продолжалось вплоть до возникновения другой преграды – оборонительных действий К.А.

Глава 2. Уголовно-правовая природа добровольного отказа от преступления

На сегодняшний момент существуют разные подходы при определении уголовно-правовой природы добровольного отказа. Этот вопрос до сих пор относится к числу самых дискуссионных, потому как глава 6 УК «Неоконченное преступление» сформулирована таким образом, что содержит противоречащие друг другу положения. Противоречивость построения правовых норм приводит и к противоречивости теоретического осмысления правового явления добровольного отказа.

Так, И.И. Слуцкий добровольный отказ от преступления относил к группе обстоятельств, которые характеризуют общественную полезность и правомерность поведения человека. К этой же группе им отнесены необходимая оборона, крайняя необходимость и другие. Отличительная черта поведения человека во всех этих случаях определяется автором как «общественная полезность и правомерность»29.

Н.Д. Дурманов считает принципиально неправильным суждение, приравнивающее добровольный отказ от преступления к обстоятельствам, исключающим преступность деяния. Объясняет он это тем, что действия, совершенные в состоянии необходимой обороны, крайней необходимости и других обстоятельствах, при которых лицо освобождается от уголовной ответственности, общественно полезны от начала до конца, а при добровольном отказе представляют собой только прекращение общественно опасной деятельности30.

По мнению Т.Л. Сергеевой, основанием для исключения уголовной ответственности при добровольном отказе являются прежде всего интересы предотвращения преступлений31. Н. Лясс указывает, что освобождение от уголовной ответственности при добровольном отказе основано на отсутствии вины и, следовательно, общественной опасности субъекта, совершившего приготовление к преступлению, и отсутствии общественной опасности его действий, так как он их прекратил, и они не создают опасности для охраняемых объектов32. А.А. Тер-Акопов считает, что при добровольном отказе от совершения преступления отпадает общественная опасность деяния и лица, но состав преступления остается33. В.М. Ревин отмечает, что в действиях лица, добровольно отказавшегося от доведения преступления до конца, имеются признаки общественной опасности. Но в целях общей и частной превенции предупреждения преступлений лица освобождаются от уголовной ответственности. По мнению большинства авторов, единственным основанием, исключающим уголовную ответственность при добровольном отказе, является отсутствие в деянии признаков состава преступления34. А.А. Клюев, посвятивший этой проблеме целое диссертационное исследование, также полагает, что лица, добровольно отказавшиеся от доведения преступления до конца, не подлежат уголовной ответственности в связи с отсутствием в деянии признаков состава преступления35.

В последнее время возник еще один подход к определению правовой природы добровольного отказа. В рамках «концепции внестадийных неоконченных деликтов» высказывалось мнение об отнесении добровольного отказа к видам неоконченного преступления36. Попытка дифференцировать отдельные виды неоконченных преступлений была предпринята российскими ученными после принятия в 1996 году нового уголовного кодекса высшим законодательным органом РФ.

Г.В. Назаренко и А.И. Ситникова считают, что «добровольный отказ не меняет юридической природы содеянного: добровольно прекращенное деяние является преступлением»37. В частности, Г.В. Назаренко различает три вида неоконченных преступлений: приготовление к преступлению, покушение на преступление, и преступление, которое не было доведено до конца вследствие добровольного отказа38. Вслед за ним А.И. Ситникова считает неоконченным преступлением приготовление к преступлению; покушение на преступление; добровольно оставленное приготовление и добровольно оставленное покушение39.

А.П. Козлов в своей книге «Учение о стадиях совершения преступления» указывает, что неоконченная преступная деятельность выражается не только в пресеченном поведении, но и в добровольном отказе. Таким образом, по его мнению, добровольный отказ – это разновидность неоконченного преступления, то есть специфический вид преступлений40. Он не отрицает, что действующий уголовный закон к неоконченным преступлением относит в ч. 2 ст. 29 УК только приготовление к преступлению и покушение на преступление; однако, по его мнению, «этот ограничительный перечень видов неоконченного преступления не должен привести правоприменителя к непризнанию добровольного отказа неоконченным преступлением. Так, глава 6 уголовного закона называется «Неоконченное преступление» и в данную главу входит добровольный отказ (ст. 31 УК), что дает основание определить последний как неоконченное преступление»41. А.П. Козлов считает, что «вся регламентация добровольного отказа свидетельствует о том, что до добровольного отказа существовало преступление и сама логика развития преступления во времени и пространстве показывает, что до добровольного отказа уже имели место преступные действия по созданию условий и по исполнению преступления, которые по своей сущности ничем не отличаются от таких же при приготовлении и покушении, где они признаны преступлением»42.

Добровольный отказ от преступления отличается от объективных сторон составов приготовления к преступлению и покушения на преступление только добровольным характером прекращения умышленной преступной деятельности при полной возможности ее завершения. Данное обстоятельство указывает на наличие общественной опасности действий, прекращаемых добровольно на ранних этапах развития такой деятельности. Н.М. Скорилкин считает, что утрата лицом желания реализовать преступное намерение до конца напрямую не связано с нейтрализацией общественной опасности совершенного им приготовления или покушения43.