Последователи Спикмена – Д.У. Мэйниг, У. Кирк, С.Б. Коен, К. Грэй, Г. Киссинджер

2.1. Последователи Спикмена  – Д.У. Мэйниг, У. Кирк, С.Б. Коен, К. Грэй, Г. Киссинджер 

Развитие  американской, чисто атлантистской  линии в геополитике после 1945 года в основном представляло собой  развитие тезисов Николаса Спикмена. Как сам он начал разработку своих  теорий с коррекций Макиндера, так  и его последователи, в основном, корректировали его собственные  взгляды.

В 1956 году ученик Спикмена Д. Мэйниг опубликовал текст “Heartland и Rimland в евразийской истории”. Мэйниг специально подчеркивает, что “геополитические критерии должны особо учитывать функциональную ориентацию населения и государства, а не только чисто географическое отношение территории к Суше и Морю”¹. В этом явно заметно влияние Видаля де ля Блаша.

Мэйниг  говорит о том, что все пространство евразийского rimland делится на три типа по своей функцио нально-культурной предрасположенности.

“Китай, Монголия, Северный Вьетнам, Бангладеш, Афганистан, Восточная Европа (включая  Пруссию), Прибалтика и Карелия –  пространства, органически тяготеющие к heartland.

Южная Корея, Бирма, Индия, Ирак, Сирия, Югославия  – геополитически нейтральны.

Западная  Европа, Греция, Турция, Иран, Пакистан, Таиланд – склонны к талассократическому блоку”

Талассокра́тия (от греч. θάλασσα, «море» и греч. κράτος, «власть») — подтип государства (античного, средневекового или современного), вся экономическая, политическая и культурная жизнь которого, вследствие недостатка земельных ресурсов или особого географического положения, сосредотачивается на деятельности так или иначе связанной с морем, морским судоходством, и контролем морских пространств и/или прибрежных регионов. Антиподом, а в некоторых случаях результатом, талласократии является теллурократия, т.е. контроль над обширными континентальными пространствами, составляющими ядро государства.

Американец  Сол Коен в книге “География и  Политика в разделенном мире”⁴ предложил ввести в геополитический метод дополнительную классификацию, основанную на делении основных геополитических реальностей на “ядра” (nucleus) и “дисконтинуальные пояса”. С его точки зрения, каждый конкретный регион планеты может быть разложен на 4 геополитических составляющие:

“1) внешняя  морская (водная) среда, зависящая от торгового флота и портов;

2) континентальное  ядро (nucleus), тождественное “Hinterland”  (геополитическому термину, означающему  “удаленные от побережья внутренние  регионы”);

3) дисконтинуальный  пояс (береговые сектора, ориентированные  либо внутрь континента, либо  от него);

4) регионы,  геополитически независимые от  этого ансамбля”⁵.

Концепция “дисконтинуальных поясов” была подхвачена такими ведущими американскими  стратегами, как Генри Киссинджер, который считал, что политическая стратегия США относительно “дисконтинуальных” береговых зон состоит в том, чтобы соединить фрагменты в  одно целое и обеспечить тем самым  атлантизму полный контроль над Советской  Евразией. Эта доктрина получила название “Linkage” от английского “link”, “связь”, “звено”. Чтобы стратегия “анаконды” была до конца успешной, необходимо было обратить особое внимание на те “береговые сектора” Евразии, которые либо сохраняли нейтралитет, либо тяготели ко внутренним пространствам континента. На практике эта политика осуществлялась через вьетнамскую войну, активизацию американо-китайских отношений, поддержку США проамериканского режима в Иране, поддержку националистов-диссидентов Украины и Прибалтики и т.д.

Как и  в предшествующие эпохи послевоенная американская атлантистская геополитическая  школа постоянно поддерживала обратную связь с властью.

Развитие  геополитических взглядов применительно  к “ядерной эпохе” мы встречаем  у другого представителя той  же американской школы Колина Грэя. В своей книге “Геополитика ядерной  эры”⁶ он дает очерк военной стратегии США и НАТО, в котором ставит планетарное месторасположение ядерных объектов в зависимость от географических и геополитических особенностей регионов.

2.3. Аэрократия и эфирократия

В отличие  от “геополитики моря”, законченной  и вполне разработанной, полноценной  “геополитики воздуха” не существует. Фактор воздухоплавания добавляется  к общей геополитической картине. Но некоторые соотношения при  актуализации воздушной среды и  связанных с ней новых типов  вооружений – стратегической авиации, межконтинентальных ракет и ядерного оружия – значительно изменились.

Освоение  воздушного пространства в некоторой  степени уравняло между собой  Сушу и Море, так как для самолетов  и ракет разница между этими  пространствами не так значительна. (Особенно важным шагом было создание авианосцев, так как это окончательно оторвало воздушные базы от Суши, сделав их независимыми от качества земной поверхности.)

Перенос вооружений на земную орбиту и стратегическое освоение космического пространства были последним этапом “сжатия” планеты  и окончательной релятивизации  пространственных различий.

Актуальная  геополитика помимо Суши и Моря вынуждена  учитывать еще две стихии –  воздух и эфир (космическое [с.112] пространство). Этим стихиям на военном уровне соответствуют ядерное оружие (воздух) и программа “звездных войн” (космос). По аналогии с теллурократией (власть Суши) и талассократией (власть Моря) эти две новейшие модификации геополитических систем могут быть названы аэрократией (власть Воздуха) и эфирократией (власть Эфира). 

2.4. Две версии новейшего атлантизма 

Победа  атлантистов над СССР (heartland'ом) означала вступление в радикально новую эпоху, которая требовала оригинальных геополитических моделей. Геополитический  статус всех традиционных территорий, регионов, государств и союзов резко  менялся. Осмысление планетарной реальности после окончания холодной войны  привело атлантистских геополитиков к двум принципиальным схемам.

Одна из них может быть названа “пессимистической” (для атлантизма). Она наследует традиционную для атлантизма линию конфронтации с heartland'ом, которая считается не законченной и не снятой с повестки дня вместе с падением СССР, и предрекает образование новых евразийских блоков, основанных на цивилизационных традициях и устойчивых этнических архетипах. Этот вариант можно назвать “неоатлантизмом”, его сущность сводится, в конечном итоге, к продолжению рассмотрения геополитической картины мира в ракурсе основополагающего дуализма, что лишь нюансируется выделением дополнительных геополитических зон (кроме Евразии), которые также могут в дальнейшем стать очагами противостояния с Западом. Наиболее ярким представителем такого неоатлантистского подхода является Самуил Хантингтон.

Вторая  схема, основанная на той же изначальной геополитической картине, напротив, оптимистична (для атлантизма) в том смысле, что рассматривает ситуацию, сложившуюся в результате победы Запада в холодной войне, как окончательную и бесповоротную. На этом строится теория “мондиализма”, концепции Конца Истории и One World (Единого Мира), которая утвержда ет, что все формы геополитической дифференциации – культурные, национальные, религиозные, идеологические, государственные и т.д. – вот-вот будут окончательно преодолены, и наступит эра единой общечеловеческой цивилизации, основанной на принципах либеральной демократии

Разберем  основные положения концепции Хантингтона, которая является ультрасовременным  развитием традиционной для Запада атлантистской геополитики.  

2.5. Столкновение цивилизаций: неоатлантизм Хантингтона

Смысл теории Самуила П. Хантингтона, директора  Института Стратегических Исследований им. Джона Олина при Гарвардском  университете, сформулированный им в  статье “Столкновение цивилизаций”⁷ (которая появилась как резюме большого геополитического проекта “Изменения в глобальной безопасности и американские национальные интересы”), сводится к следующему:

Видимая геополитическая победа атлантизма на всей планете – с падением СССР исчез последний оплот континентальных сил – на самом деле затрагивает лишь поверхностный срез действительности. Стратегический успех НАТО, сопровождающийся идеологическим оформлением, отказ от главной конкурентной коммунистической идеологии, не затрагивает глубинных цивилизационных пластов. Хантингтон утверждает, что стратегическая победа не есть цивилизационная победа; западная идеология либерал-демократия, рынок и т.д. – стали безальтернативными лишь временно, так как уже скоро у незападных народов начнут проступать цивилизационные и геополитические особенности, аналог “географического индивидуума”, о котором говорил Савицкий.

Отказ от идеологии коммунизма и сдвиги в структуре традиционных государств распад одних образований, появление  других и т.д. – не приведут к автоматическому  равнению всего человечества на универсальную  систему атлантистских ценностей, но, напротив, сделают вновь актуальными  более глубокие культурные пласты, освобожденные от поверхностных  идеологических клише.

Хантингтон  цитирует Джорджа Вейгеля: “десекуляризация является одним из доминирующих социальных факторов в конце XX века”. А следовательно, вместо того, чтобы отбросить религиозную идентификацию в Едином Мире, о чем говорит Фукуяма, народы, напротив, будут ощущать религиозную принадлежность еще более живо.

Хантингтон  утверждает, что наряду с западной (= атлантистской) [с.116] цивилизацией, включающей в себя Северную Америку и Западную Европу, можно предвидеть геополитическую фиксацию еще семи потенциальных цивилизаций:

1) славяно-православная,

2) конфуцианская  (китайская),

3) японская,

4) исламская,

5) индуистская,

6) латиноамериканская

и возможно, 7) африканская⁸.

8 цивилизаций (по  Хантингтону) [c.117]  

Конечно, эти потенциальные цивилизации  отнюдь не равнозначны. Но все они  едины в том, что вектор их развития и становления будет ориентирован в направлении, отличном от траектории атлантизма и цивилизации Запада. Так Запад снова окажется в  ситуации противостояния. Хантингтон считает, что это практически  неизбежно и что уже сейчас, несмотря на эйфорию мондиалистских кругов надо принять за основу реалистиче скую формулу: “The West and The Rest” (“Запад и Все Остальные”)⁹.

Геополитические выводы из такого подхода очевидны: Хантингтон считает, что атлантисты должны всемерно укреплять стратегические позиции своей собственной цивилизации, готовиться к противостоянию, консолидировать стратегические усилия, сдерживать антиатлантические тенденции в других геополитических образованиях, не допускать их соединения в опасный для Запада континентальный альянс.

Он дает такие рекомендации:

“Западу следует

– обеспечивать более тесное сотрудничество и единение в рамках собственной цивилизации, особенно между ее европейской и  североамериканской частями;

– интегрировать  в Западную цивилизацию те общества в Восточной Европе и Латинской  Америке, чьи культуры близки к западной;