Теневая экономика

 

Введение

Теневая экономика представляет собой очень трудный для исследования предмет: это феномен, который относительно легко определить, но невозможно точно измерить, так как практически вся информация, которую удается получить учёному-экономисту, является конфиденциальной и разглашению не подлежит.

Теневая экономика представляет интерес, прежде всего с точки зрения всего влияния на протекание большинства обычных, нормальных, экономических явлений процессов: формирование и распределение дохода, торговли, инвестирования и экономического роста в целом. Это влияние теневых отношений в России настолько велико, что представляет опасность для экономической безопасности и суверенитета государства в целом и совершенно очевидна необходимость их анализа.

Многие российские специалисты, как правило, склоняются к тому, что теневая экономика охватывает три сектора:

1. Подпольный бизнес - запрещенные законом виды экономической деятельности: торговля оружием и наркотиками, рэкетирство, убийства на заказ и т.п.

2. Неофициальная экономика - легальные виды экономической деятельности, где производство товаров и услуг не фиксируется официальной статистикой, сокрытие от налогов, неформальная занятость и т.п.

3. Фиктивная экономика - экономика приписок, спекулятивных сделок, взяточничества, мошенничества и т.п.

Что касается размеров капитала, незаконно вращающегося в торговых операциях. По данным КГК , объем теневой экономики составляет 20% от ВВП на начало 1997 г, включая суммарный учет искажения данных по торговле (примерно 30% товарооборота), по оказанию индивидуальных услуг населением (45%), по учету жилищных услуг (18% стоимости зарегистрированных услуг), по скрытой оплате труда, в том числе с учетом «смешанных доходов» (20%). Однако с учетом подпольной и неофициальной экономик, по оценкам правоохранительных органов, эта цифра колеблется около 50%!

 

Немного истории

Существует точка зрения, что реформы 90-х гг. являются экономическим “послесловием” к глубинным процессам роста теневой криминальной экономики, происходившим в годы застоя.  Реформы лишь высвободили присущие теневой экономике автономные механизмы регулирования, связанные, прежде всего, с насилием.

В качестве компенсирующего противовеса, смягчавшего жесткие хозяйственные регламентации и способствующего выживанию самой огосударствленной системы, выступал негосударственный сектор, включавший промысловую кооперацию (до 1960 г.), потребкооперацию, колхозы, личное подсобное хозяйство и даже частную практику (к 1985 г. было зарегистрировано 64 тыс. человек, занимавшихся частной практикой). Негосударственный сектор, в определенном смысле, создал правовые и материальные предпосылки функционирования теневых отношений.

Однако власти понимали, что без негосударственного сектора и неформальных отношений огосударствлённая хозяйственная система не могла существовать, тому есть немало примеров.

Официально объемы подрядно-строительных работ в целом по стране в 1960-1980 гг. планировались существенно выше, чем имевшиеся в них учтенные производственные ресурсы. Но работавшие в то время неформальные бригады (часто преследуемые) создали практически всю сельскую производственную и бытовую инфраструктуру (коровники, бани, школы, магазины и т.п.).

Неформальные отношения не без заинтересованности и участия властей тонко вписывались в систему хозяйствования на протяжении всех лет существования советской системы. При необходимости они использовались властями в политических целях:

· 30-е годы - в форме борьбы с неразоблаченным “кулаком”;

· 60-70-е - с “частником”;

· 80-е - с “лицами, получающими нетрудовые доходы”;

· 90-е - с новыми предпринимателями - “кооператорами”.

Владельцы частных подсобных хозяйств периодически считались социальным злом, хотя длительное время продовольственный фонд в стране по многим продуктам рассчитывался и планировался без учета потребностей сельского населения. Таким образом, самообеспечение считалось неформальным отношением.

Достаточно сложен анализ способов и видов, в которых проявлялись подлинные неформальные отношения. Каждый из носителей выбирал свои, удобные ему способы исходя из социально-экономических, территориальных, национальных и других особенностей, условий и традиций. В России с ее исторической тенденцией тяготения к коллективистским традициям долгое время преобладающей формой самоорганизации населения и соответственно реализации неформальных отношений были (и остаются) многообразные виды кооперации.

Во-первых, существовали неформальные кооперативы, которым были присуще соответствующие принципы и черты: преобладание экономического равенства внутри кооператива, обособленность по отношению к другим организациям и защита своих групповых интересов. Во-вторых, были семейные образования с главенством лидера, действующего в интересах семьи.[1,c.35-38]

Факторы увеличения объема теневой экономики

Переход от системы административного распределения ресурсов к рыночному механизму развития означает изменение динамики номинальных показателей. Переход способствует росту сферы “агрессивной координации”, когда сделки заключаются под влиянием силы, минуя мораль и закон.

В ходе реформ был фактически ликвидирован механизм контроля власти со стороны общества. На сегодняшний день, к сожалению, нельзя дать ни достоверной оценки финансовых ресурсов, так как Минфин тщательно скрывает многие данные, ни выяснить объем  приватизационной собственности. Впрочем, и в случаях вскрытия самых серьезных злоупотреблений властью никаких санкций не применяется. Все это способствует распределению  собственности и бюджетных денег криминальными структурами.

Мировой опыт свидетельствует о том, что выйти из ловушки тотальной криминализации  социально-экономических отношений довольно-таки трудно. Ведь если национальное богатство распределяется между кланами, имеет место некий  вариант феодализма, при котором не действуют механизмы экономического роста. Анализ причин происходящего приводит, к сожалению, к лидирующей роли государства. Далее приведены некоторые доказательства:

В 1992 г. государство начало с того, что фактически ликвидировало накопления граждан. При спровоцированной гиперинфляции практически не было предпринято никаких мер для того, чтобы сохранить трудовые сбережения десятков миллионов людей в сберегательных банках. Параллельно произошла очень серьезная криминализация финансового сектора. В том же году НБРБ распределял в условиях высокой инфляции кредиты под высокий отрицательный процент, и те, кто стоял “у кормушки”, получили колоссальные доходы.

В 1993 г. развернулась спонтанная приватизация снизу, когда всем было разрешено хватать государственное имущество по принципу “кто первый”. В результате в экономике возобладали стереотипы чисто хищнического распределения: предпринимательская энергия была устремлена не на создание нового, наращивание экономической активности и повышение эффективности производства, а на передел имущества, что обеспечивало наибольшие барыши.

В конце 1993 г. произошло, свертывание демократических институтов контроля власти над обществом. И после этого началась легализация криминальной деятельности. Если раньше деньги из бюджета воровали преимущественно в нелегальных формах, то, начиная с осени 1993 г., правительственные структуры пошли по пути легального предоставления незаконных льгот “придворным” коммерческим структурам. Соответствующие примеры хорошо известны, их совокупность свидетельствует о том, что в денежно-бюджетной сфере легализация криминальных отношений - факт свершившийся.

Небезызвестная денежная политика 1994 г. привела к тому, что существенная часть хозяйственных отношений постепенно трансформировалась и перешла в теневой сектор. Искусственно вызванный кризис ликвидности в расчетах в реальном секторе экономики привел к тому, что предприятия стали широко практиковать бартер и расчеты наличными и, естественно, уходить от налогов.

В общем, этот небольшой анализ показывает, что именно государству и государственной политике мы обязаны тем, что отечественная экономическая система погрузилась в “квазиколумбийское” состояние: в 1995 г. фактически уже сформировались механизмы его устойчивого самовоспроизводства.

Еще совсем недавно существовала точка зрения, согласно которой наличие теневой экономики - прямое следствие подавляющей нормальную хозяйственную жизнь административной системы управления, с устранением которой и переходом к рыночному хозяйствованию запрещенные и потому не регистрируемые сделки неизбежно легализуются и выйдут из “тени” в “свет”. Сегодня наивность подобных надежд очевидна.

В 1992 г., когда руководители предприятий требовали от российского правительства индексации оборотных средств, на многих из них имелись значительные запасы сырья и материалов, оставшиеся в наследство от административной системы распределения ресурсов. Эти запасы товарно-материальных ценностей составляли большие трети валового общественного продукта СССР в 1991 г., и торговля ими, в том числе вывоз за рубеж, осуществлялась весьма бойко. Фактически имело место массовое “поедание” предприятиями их оборотных средств, а сегодняшняя “стабилизация” - это “поедание” уже средств основных: на большинстве предприятий о создании амортизационных фондов и каком-то поддержании прежнего уровня производственных мощностей ныне не идет и речи. Именно “экономия” за счет “бесплатного” использования основных средств представляет собой главную особенность новейшего этапа эволюции “теневой экономики”.[2]

 

Негативные последствия экономики переходного периода

За спорами последних лет о реформах и контрреформах, о том, что преобразования идут плохо или вообще остановились, перестали замечать совершенно новую социально-экономическую реальность. Реальность не столько перехода от централизованной к рыночной системе хозяйствования, сколько формирование устойчиво воспроизводящейся системы высококриминализованных экономических отношений, характеризующейся рядом признаков:

· огромный вес теневого сектора;

· огромная роль неформальных и вне правовых отношений;

· Колоссальные проблемы - почти тотальная коррумпированность госаппарата;

· низкая роль права и судебной системы, ее подчиненность административному аппарату и теневому капиталу.

 

Одно из следствий формирования соответствующей олигархии,  присваивающей связанные с монополизмом колоссальные доходы,  и вместе с тем - обнищание огромной части населения.

Второе следствие - деградация бюджетной системы (на которой эти клановые структуры паразитируют, используя такой главный источник сверхдоходов, как манипулирование с бюджетными ресурсами и государственной собственностью), рост государственного долга как вынужденное в подобных условиях средство решения финансовых проблем в обществе. А с этим, как и с отмеченными выше моментами, сопряжено сужение реального сектора экономики, разорение значительной части предприятий (согласно имеющимся оценкам, до двух их третей в реальном секторе не имеют шансов выжить в сложившейся экономической ситуации, а не менее трети уже фактически находятся в состоянии банкротов).

Третье следствие - перераспределение национального дохода в пользу паразитического потребления. Мы видим, как оно растет у рассматриваемой элитной группы, включая «подставное» потребление, связанное с развертыванием охранных и других структур, обслуживающих кланы, тогда как народнохозяйственные сферы, обеспечивающие благосостояние большей части населения (индустрия народного потребления, здравоохранение, образование и т.п.), приходят в упадок.

Четвертое следствие - пресловутая утечка российских капиталов за границу: ежегодно из РБ вывозится за рубеж до 5 млрд. долл., по другим данным - около 20 млрд. долл. Вся эта система сегодня устойчиво воспроизводится, причем главный механизм ее воспроизводства связан с тем, что сформировавшиеся кланы фактически доминируют в принятии общегосударственных экономико-политических решений и обладают абсолютной конкурентоспособностью в сравнении с любыми другими хозяйственными субъектами.

О том, что практически вся мощь госаппарата подчиняется интересам отмеченных кланов, свидетельствует правительственная денежно-кредитная политика, политика безудержного наращивания государственного долга, а также приватизационная политика, которая явно делается по заказу конкретных коммерческих структур. В этой ситуации весь бюджет направлен на обслуживание соответствующих интересов. Фактом является, с одной стороны, огромный перерасход (в 1995 г. - четырехкратный) бюджетных средств по сравнению с законодательно установленными лимитами на обслуживание внутреннего долга, на содержание госаппарата, на предоставление казенных ссуд. С другой, - постоянно (подчас на треть, а то и наполовину)   недофинансируются расходы на социально-культурные нужды и на оборону.

На полные обороты запущены механизмы казнокрадства, не только скрытого, но и легального. «Классический» пример тут являет ситуация на рынке государственных обязательств, которые распределяются через обслуживающие бюджет привилегированные коммерческие банки под сверхвысокий реальный процент, а затем выкупаются Национальным банком РБ, осуществляющим чисто денежную эмиссию.

Фактически ликвидирован механизм контроля власти со стороны общества. Ни парламент,  ни общественные организации не контролируют сегодня не только Правительство РБ в целом или НБРБ, но и отдельные структуры исполнительной власти, скажем, Министерство финансов. Практически все эти государственные институты превратились в «государства в государстве». Нельзя дать ни достоверной оценки финансовой политики (ибо Минфин тщательно скрывает многие данные), ни прояснить картину приватизации собственности . Впрочем, и в случаях вскрытия самых серьезных злоупотреблений никаких санкций не применяется. Это способствует криминализированному распределению собственности и бюджетных денег. И те кланы, которые в нем участвуют, обладают, стоит еще раз подчеркнуть, колоссальным монопольным преимуществом, а остальные хозяйствующие субъекты вынуждены либо как-то к ним пристраиваться, либо разоряться .

Последние, т.е.  предприятия, которые, как и полагается в рыночной экономике, работают на свой страх и риск, законопослушны и исправно платят налоги, не имея «крыши» во властных структурах и правоохранительных органах, по сути обречены на банкротство.[5,c.49-56]