Автор работы: Пользователь скрыл имя, 20 Мая 2012 в 13:45, реферат
В XX веке широкое признание получили идеи М. Вебера о связи рыночного капитализма с религиозной христианской нравственностью. В своей знаменитой книге «Протестантская этика и дух капитализма» М. Вебер проанализировал значение этического фактора в генезисе рациональной, рыночной экономики. По М. Веберу, дух капитализма - это «строй мышления, для которого характерно систематическое стремление к законной прибыли в рамках своей профессии». Учёный показал, что рациональному, или рыночному, капитализму противостоят два социальных конкурента – «авантюристический капитализм» и «традиционализм», или «застойное общество». Главным принципом «авантюристического капитализма» является «нажива ради удовлетворения потребностей», что свидетельствует о совершенном его иррационализме. «Традиционализм» руководствуется принципом «максимум удовольствия и минимум напряжения».
Реферат
На
тему: Экономика и христианство
В XX веке
широкое признание получили идеи
М. Вебера о связи рыночного капитализма
с религиозной христианской нравственностью.
В своей знаменитой книге «Протестантская
этика и дух капитализма» М. Вебер проанализировал
значение этического фактора в генезисе
рациональной, рыночной экономики. По
М. Веберу, дух капитализма - это «строй
мышления, для которого характерно систематическое
стремление к законной прибыли в рамках
своей профессии». Учёный показал, что
рациональному, или рыночному, капитализму
противостоят два социальных конкурента
– «авантюристический капитализм» и «традиционализм»,
или «застойное общество». Главным принципом
«авантюристического капитализма» является
«нажива ради удовлетворения потребностей»,
что свидетельствует о совершенном его
иррационализме. «Традиционализм» руководствуется
принципом «максимум удовольствия и минимум
напряжения».
Но не авантюристический
и не традиционный капитализм породили
современное рыночное хозяйство, они сыграли
лишь роль стимуляторов. Рыночный капитализм
возникает на иной основе. Его главными
принципами являются: «профессиональный
труд как долг, самоцель». Прибыль, капитал
оцениваются как экономическая и моральная
ценности, характеризующие достоинство
человека, его самоценность, его «богоизбранность».
Капитал есть средство для самореализации,
самоутверждения как утверждения своего
«Я» в своих собственных глазах и во мнении
близких, общества.
Основная «тонкость»
здесь состоит в том, чтобы увидеть, оценить
нравственно саму предпринимательскую
деятельность, деятельность бизнесмена,
в деньгах же уметь видеть не только капитал,
но и нечто большее, а в бизнесе – нечто
моральное, духовное, религиозное. И не
важно, что не все бизнесмены это понимают,
но важно, чтобы этот момент присутствовал
в самом бизнесе, особенно на стадии формирования.
М.
Вебер считал, что этого можно достигнуть,
прежде всего, с помощью религии. При генезисе
рыночного, рационального капитализма
именно религия и, в частности протестантизм,
сыграла решающую роль. В протестантизме
существуют догматы о предопределении
и о спасении нас верой и делами. Наши деловые
успехи и свидетельствуют о нашей богоизбранности
при наличии у нас веры во Христа. Протестантская
этика, таким образом, открывает широкую
перспективу для практики. Но она же устанавливает
определённые ограничения в быту, ценит
бережливость, умеренность. В эпоху формирования
рыночного капитализма протестантизм,
особенно кальвинизм, отстаивал принципы
строгого аскетизма. Смысл жизни, экономической
деятельности состоит в достижении богоизбранничества
и поэтому имеет трансцендентный характер.
И данная трансцендентность определяет
рациональность протестантской нравственности,
направляющей разумом поведение человека
в соответствии с трансцендентной целью.
М.
Вебер критически оценивал, с точки зрения
этики успеха, возможности восточных религий,
католицизма и православия. Главный недостаток
этих религий Вебер видел в широком распространении
среди них мистицизма. Мистицизм обращён
преимущественно внутрь себя и относится
к миру как к искушению. Подобный мистицизм
отличается созерцательностью, пренебрежением
роли разума и по сути дела являет собой
отрицание мира. «Сломленный миром» мистик
противоположен занимающему активную
жизненную позицию аскету. «Особая покорная
«сломленность» характеризует мирскую
деятельность мистика, - писал М. Вебер,
- он всё время стремится уйти (и уходит)
в тень и уединение, где ощущает свою близость
к Богу. Аскет (если он полностью соответствует
этому типу) уверен в том, что служит орудием
Бога».
Однако с идеями М. Вебера всецело
согласиться нельзя. Несомненно, верна
идея о влиянии религии и морали на экономику,
и в частности, правильно отмечена важная
роль протестантской морали в становлении
рационального, рыночного хозяйства. Однако
всегда ли трансцендентная, пусть и божественная,
цель направит разум по пути добра? В протестантизме
есть внутреннее противоречие между нормами-целями
и нормами-средствами, когда целевые нормы
«оправдывают» достижение успеха и негодными
с нравственной точки зрения аморальными
средствами.
Другой недостаток концепции
М. Вебера видится в том, что он не обратил
должного внимания на объективную мораль,
и главным фактором развития экономики
считал индивидуальную этику. Но чтобы
реализовались субъективные идеи добра,
долга в объективной реальности, в частности,
в экономике, надо чтобы сама эта реальность
была бы «доброй», т.е. допускала возможность
утверждения здесь ценностей добра. Объективная
реальность, включая экономику, не нейтральна
к добру и злу, а сопричастна им, о чём свидетельствует
факт «сопротивления» объективной реальности
определённым действиям зла и поспешествования,
со-действия, со-творчества определённым
действиям добра, - как это отражено в идеи
«невидимой руки» А. Смитом.
Неверна
также оценка М. Вебером возможностей
католицизма и православия в развитии
экономики. Дело в том, что в христианстве
развивается антиномичное нравственное
отношение к успеху, в том числе к успеху
хозяйственному. Успех не может всецело
отрицаться никаким направлением христианства,
ибо об успехе говорится в Слове Божием,
которое передаётся идеями, заповедями,
притчами. Христианство развивает двоякое
отношение к успеху или говорит о двух
видах успеха, воспринимая их в антиномичном
единстве. Так, в нём утверждается положительное
понятие успеха как достижения в экономической,
социальной, политической сферах, что
связано с определёнными материальными,
социальными, политическими благами. В
знаменитой притче о талантах осуждается
тот, кто закапывает свой талант в землю
и не использует его для социального успеха,
- «всякому имеющему дастся и преумножится,
а у неимеющего отнимется и то, что имеет».
Положительную
оценку богатства, социального успеха
мы находим и у апостолов, и у отцов церкви.
Так, первоапостол Павел говорит: «трудись
… чтоб было из чего уделять нуждающемуся».
И он же в «Деяниях апостолов» ссылается
на слова Господа Иисуса, сказавшего: «блаженнее
давать, нежели принимать».
Св. Иоанн Златоуст также обращал внимание на то, что «не будем завидовать богатым и презирать бедных, ибо и то и другое бывает от Бога и не от Бога». «Я не осуждаю тех, - утверждает он в другой Беседе, - которые имеют дома, поля, деньги, слуг; а только хочу, чтобы они владели всем этим осмотрительно и надлежащим образом». Один из наиболее почитаемых отцов церкви Иоанн Лествичник, разработавший учение об аскетическом восхождении к истинной духовности, в то же время в своём «Слове особенном к пастырю» поучал, что «поистине велик подвиг благодушно и мужественно терпеть зной и тишину, и томление безмолвия и не искать вне корабля своей кельи развлечения и утешений… Несравненно же большее дело – не бояться молв, но среди шума их сохранять небоязненное и неподвижное сердце, пребывая внешне с людьми, внутренне же с Богом». Таким образом, в христианстве не отрицаются метафизически успех, богатство, высокое социальное положение. Но в отличие от языческого идолопоклонства золотому тельцу, мамоне, выдающимся людям в христианстве всё это не рассматривается как самоценность, как смысл жизнедеятельности человека: социальный успех не должен порабощать бессмертную душу, человек должен быть свободен от сребролюбия, тщеславия, гордости, и он может быть таковым, ибо свободен по природе своей, так как создан по образу и подобию Божиему. Смысл жизни, конечная цель человеческих деяний трансцендентны: они связаны с Царством Божиим, в котором бессмертная и очистившаяся от грехов душа получает истинное блаженство. Успех социальный в самом широком значении этого слова есть лишь средство, которым нельзя пренебрегать как «богатством неправедным», средство, которое, как «талант», нельзя закапывать в землю, ибо он также от Бога. Таков тезис, но в христианской метафизике успеха есть и антитезис. И суть его состоит в том, что социальный успех, связанные с ним материальные богатства, высокое социальное положение не ценятся не только как цель, но и как средства, более того, они рассматриваются как препятствия для достижения истинного духовного блага. «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут; ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». «И ещё говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие». «Напротив, горе вам, богатые! Ибо вы уже получили своё утешение». Такое порицание богатства, гражданского успеха встречаем мы и в послании апостолов, и в патристике. Тот же апостол Павел, который в наибольшей степени вскрыл внутреннюю и внешнюю антиномичность христианства, писал своему духовному сыну Тимофею, что «корень всех зол есть сребролюбие», и что «мы ничего не принесли в этот мир; ясно, что ничего не можем и вынести из него». В «Первом послании к Коринфянам» он учил: «И пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего». При оценке православной метафизики успеха нельзя всецело становиться ни на одну из антитез. Поэтому невозможно согласиться с часто встречаемой формулой, согласно которой в православии нет учения о мирском, светском успехе, что якобы имманентно присущий православию мистицизм не позволяет создать развитую хозяйственную этику, этику успеха. Но православие как раз очень чётко уловило отличие мистицизма и аскетизма и потому довольно-таки негативно оценило субъективную, иррациональную мистику и мистиков. В православии такой мистицизм в целом рассматривался как преимущественно западное явление, выросшее на почве католицизма и протестантизма. Это отношение к мистицизму получило отражение даже в общедоступных изданиях. Так, в «Полном церковно-славянском словаре» прот. Г. Дьяченко «аскетство» определяется как «упражнение в Богомыслии или размышлении о Божьих делах, подвиг в добродетелях». «Мистицизму» же даётся следующая дефиниция: это есть «таинственное религиозное учение, взятое не из божественного откровения, а из мудрований и фантазий мудрецов древнейшего и позднейшего времени. Отвергая церковь и таинства, проповедуя свои учения тайно, мистицизм всегда был преследуем, но удержался доныне, особенно среди протестантов». В известной «Настольной книге священно-церковнослужителя» С.В. Булгакова в статье о мистицизме отмечается его крайность: «Они отрицают всякое значение участия разума в деле Богопознания и преувеличивают значение в этом отношении внутреннего чувства и созерцания. Вот почему история мистицизма и представляет нам не только глубокомысленных философов, но и многих мечтателей и визионеров, в защиту своих фантазий ссылавшихся на Божественное откровение, будто бы ими полученное». И далее: «… на первых же порах своего существования мистицизм встретил противодействие со стороны представителей православной Церкви (выделено нами. - М.П.Е.)». Западные мыслители, думается, иногда принимают за мистицизм ту практику умной, сердечной молитвы, умного, духовного делания, созерцания, которая существует изначально в православии и которая получила глубокое теоретическое осмысление у исихастов. Православию действительно больше, нежели католичеству и протестантизму, присуща духовная созерцательность, трансцендентная направленность сознания. Православие никогда этого не отрицало и устами своих выдающихся представителей всегда подчёркивало особую форму познания божественного, сакрального, существующую наряду с пятью чувствами и разумом, которая только и позволяет узреть Свет Фаворский. Однако это познание умное, оно даётся только очистившим, развившим духовно и чувства, и разум, и интуицию с помощью аскезы, молитвы, умных, добрых дел. Духовное созерцание православия - это не иррациональная мистика Бёме или Сведенборга и не восточная медитация, ибо здесь и чувства, и разум остаются свободными, ясными, умными. Также несостоятельны обвинения православия в том, что одной из причин отсутствия здесь хозяйственной этики является неразвитость практики индивидуального спасения, легальных отношений между Богом и человеком. Да эти положения потому и не развиты в православии, что считаются ошибочными. Ибо связь Бога и человека не легальная, не юридическая, а иная – моральная, отеческая. И проблема индивидуального спасения в православной церкви решена через соборность, что прекрасно выявил для светской публики А.С. Хомяков. Божественная же природа морали, соборность никак не могут помешать созданию хозяйственной этики, этики успеха. «Церковь благословляет всякий труд, направленный на благо людей; при этом не отдаётся предпочтения никакому из видов человеческой деятельности, если таковая соответствует христианским нравственным нормам».