Этические взгляды Иммануила Канта

Кант говорил: "Ненависть к человеку всегда отвратительна" [5, т.4, ч. 2, с.377]. Если нет в душе чувства любви, то пусть хотя бы будет чувство уважения.

Обращаясь к долгу благожелательности, мы не можем сказать, что обязаны любить других людей и делать им добро. Когда любишь другого - желаешь ему добра из собственного побуждения, а не потому, что должен желать этого.

Любовь – благожелательность, проистекающая из склонности. Но доброта может проистекать и из принципов. Соответственно этому наше удовольствие и удовлетворение от благодеяния может быть или непосредственным, или опосредованным удовольствием. Первое доставляется от благодеяния другому и является любовью. Второе имеет место тогда, когда мы одновременно сознаем, что исполнили свой долг – это благодеяние по обязанности. Благодеяние по любви исходит от сердца, благодеяние же по обязанности – скорее из принципов рассудка. Так, жене можно оказывать благодеяние по любви; но там, где склонность исчезла, необходимо делать это по обязанности. [7, с. 177]

Возникает вопрос, состоит ли наш долг в том, чтобы любить других? Однако любовь – это благожелательность по склонности, а моим долгом не может стать то, что основывается на склонности. Я не могу заставить себя любить, я люблю только тогда, когда у меня есть к этому побуждение. Следуя же теории Канта долг – это принуждение: или я должен заставлять себя сам, или же меня принуждают другие.

По Канту из двух добродетелей, если они конфликтуют друг с другом, действительно добродетелью может быть только одна, та, что составляет долг. Долг не может противоречить долгу, а если это так, то он не есть истинный долг и относится к области морали только как негативное, аморальное. Речь здесь идет о диктатуре долга, которая может привести к обострению "разорванности" человека, вразрез его целостности, вразрез гуманности.

Однако теория Канта не стремиться превратить долг в неприятную обязанность. Но в то же время философ делает акцент на реалистический момент долга. Все люди не могут относиться с симпатией и любовью друг к другу, но правомерно требовать от них соблюдения долга. Также Кант говорит, что не всякий человек, что прикрывается личиной безупречности, столь же безупречен и внутри. Возможно, им движет корыстолюбие и другие низменные побуждения. Это лишний раз доказывает, что для Канта важна не только форма, но и ее содержание.

Кант считает, что судить о людях надо не только по их поступкам, но и мотивам, которыми они руководствуются. Но он не учитывает того, что поступки не менее важны, чем мотивы, и приучение к правильным поступкам есть одно из средств воспитания нравственных чувств.

Неверно также превращать человека в служителя долга. Долг должен служить счастью людей. Но тут возникает вопрос, разве не делает людей счастливыми сознание выполнения долга? Гуманистические стремления всегда способствуют исполнению долга.

Для Канта нравственное начало сводится к субъективному сознанию долга. Долг есть долг - чистый долг, и исполнять его следует единственно из уважения к нему. Обосновывая это требование, Кант апеллирует к совести. Действительно, совесть человека является наилучшим судьей в вопросах морали, высшей способностью нахождения моральной истины и выработке правильного решения и подлинно нравственной точки зрения. Но у Канта, как это видно в "Критике чистого разума", совесть как раз и появляется там, где голос разума умолкает, где мышление не справляется с познавательными проблемами. Так что совесть по Канту уже в своем появлении по необходимости оказывается субъективной.

В учении Канта понятие совести неразрывно связано с дуализмом его философской системы, которым проникнута вся человеческая жизнь. Но этот дуализм не умоляет значение нормативно-критических принципов для реального поведения человека, и побуждения совести являются необходимой составной частью характеристики личности. Деятельный практический разум, рассматриваемый Кантом в учении о добродетели, несет в себе познание "внутреннего судилища", которое и есть совесть.

Принцип “уважения к моральному закону” является сердцевиной кантовской этики, поскольку в нем открывается измерение гуманного поведения. Только личность, согласно Канту, может выражать это уважение, которое является априорным чувством; осознание этого уважения идентично осознанию законообразного долга и имеет характер необходимой всеобщности. Уважение к закону есть единственная движущая сила морального долга. Человек, по Канту, не просто разумное существо, он призван побуждаться разумом к моральному поведению, что выражается в почитании морального закона. Казалось бы, здесь нет речи о личном стремлении к счастью. Но противоречие долга и стремления к счастью — лишь кажущееся. Кант преодолевает его, утверждая, что счастье отдельного человека и блаженство всего человечества достижимо лишь тогда, когда их поведение подчиняется моральному закону. Смысл жизни — в связи добродетели и блаженства. Только такой долг, который способствует счастью человека и человечества, имеет этическую ценность. Учение Канта о долге, таким образом, есть забота о достоинстве человека и о счастье человечества. Долг — “мост” между личным счастьем и общественным благом, точка оптимального их соединения.

Идея безусловного достоинства каждой человеческой личности является одной важнейших в этической философии Канта. По его мнению, практический нравственный закон возможен при существовании чего-то, что представляет абсолютную ценность само по себе. Такая цель "само по себе" – человек, точнее, личность.

Есть предметы, существование которых зависит не от нашей воли, а от природы. Они не наделены разумом, имеют только относительную ценность, служат только средствами для цели, но не могут быть самой целью. Такие предметы Кант называет вещами. Разумные существа он называет лицами. Сама природа отмечает их в качестве целей самих по себе, т. е. как нечто, что не следует употреблять как условие или как способ достижения какой-нибудь цели.

Человек представляет себе собственное бытие как самоцель. Именно представление о личности как самоцели неотделимо в этике Канта от идеи долга.

Итак, Кант исходит из того, что долг – это принуждение и малейшее его нарушение является крайне губительным для моральной практики. Долг есть могучая сила бескомпромиссной совести, и своим "торжественным величием" [5, т. 4, ч. 1, с. 403] он создает фундамент человеческого достоинства. Известно эмоциональное заявление Канта, начинающееся словами: "Долг! Ты возвышенное, великое слово" [5, т. 4, ч. 1, с. 413].

Человек как носитель нравственного закона и самоцель способен подчинить себе свою эмпирическую природу и возвыситься над миром явлений, с гордостью подведя итог: "Звездное небо надо мной и нравственный закон во мне" [5, т. 4, ч. 1, с. 499].

Однако как возможно для человека выполнение долга, нравственного закона, моральной практики? Постановка этого вопроса ведет Канта к центральному понятию и центральной проблеме его этики – к понятию и проблеме свободы.   

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

3. ЦАРСТВО СВОБОДЫ.

"Для того, кто привык  к свободе, нет

большего несчастья, чем быть отданным во

власть такого же существа, как он, которое

может принудить его отказаться от своей

воли и делать то, что хочет он"

И. Кант

Формирование внутренней свободы личности рассматривается философом как главная цель морального воспитания. "Разум должен рассматривать себя как творца своих принципов независимо от посторонних влияний; следовательно, как практический разум или как воля разумного существа он сам должен считать себя свободным…" [5, т. 4, ч. 1, с. 292]

В философии Канта имеются четыре различных понятия свободы, которые так или иначе, связаны друг с другом и которые следует различать.

Во-первых, это свобода как особая трансцендентальная способность. Это независимость рассудка от причин в рядах явлений, позволяющая ему выступать в роли чувственно необусловленного начала упорядочения этих рядов, которое и вносит в них эту причинность как априорный результат трансцендентальной деятельности.

Во-вторых, Кант принимает "относительное" [5, т. 4, ч. 1, с. 166] понятие свободы в мире явлений. Так как этот мир пронизан строгой необходимостью, то свобода в нем может существовать только в виде осознанной необходимости в опыте.

В-третьих, это собственно свобода в умопостигаемом мире вещей в себе, "высший принцип свободы" [5, т. 4, ч. 1, с. 339], "причинность через свободу". Ее аналогом является "свободная необходимость" субстанции.

В-четвертых, Канту приходится пользоваться обыденным понятием свободы как способности к произволу в эмпирическом мире. Это возможность человеческой воли выбирать между различными принуждениями чувственности или же стать независимой от принуждений чувственности вообще. В общем смысле это лишь "свобода в негативном смысле" [5, т. 4, ч. 1, с. 351]. Она есть причина антиморального поведения.

Среди принципов государственной жизни он указывает "свободу" в смысле права повиноваться только тем законам, на которые гражданин сам изъявил согласие. С другой стороны, для граждан любого государства требуется и такая свобода: "…ни один не может меня принудить меня быть счастливым так, как он хочет…" [5, т. 4, ч. 2, с. 79]. Больше всего беспокоит Канта проблема "рабства", под которым он имеет в виду также и крепостную зависимость. "Нет ничего ужаснее, когда действия одного человека должны подчиняться воле другого… Человек, зависящий от другого, уже не человек" [5, т. 4, с. 219]. Также ратует Кант и за свободу совести, мысли и слова.

Согласно этике Канта, согласуются два типа поведения: любой, но тот же самый поступок легален для одного и морален для другого мира. Значит, у каждого фактически совершаемого поступка налицо две различные мотивации, и он легален и морален одновременно. Но не понятно, как две различные мотивации уживаются в сознании одного и того же человека. Проблема еще осложняется тем, что Кант желает победы моральной мотивации, а значит, и торжества полного морального поведения.

Как же возможна свобода и нравственность? Человек, говорит Кант, принадлежит в одно и то же время к двум мирам. Один — мир природы, явлений эмпирического бытия, пространства и времени, внешней необходимости; другой же — мир ноуменальный, вне пространства, времени и всего сущего, мир интеллигибельный, мыслимый лишь в категориях практического разума, мир свободы. Соответственно все мыслимые законы подразделяются Кантом на “законы природы” и “законы свободы”, или нравственности. Свобода для Канта означает не беспричинность, а способность разумного существа самому устанавливать для себя закон в качестве необходимого и универсального. Когда человек сам налагает на себя закон, но при том такой, который может быть одновременно законом всеобщим, распространяющимся на все человечество (знаменитый кантовский “категорический императив”), тогда он свободен. Это и есть нравственность, тождественная свободе. В том, что этот закон определяется свободным, собственным усмотрением индивида, которое в свою очередь не предопределено никакими природными детерминантами, ничем иным, кроме самого человеческого разума, проявляется субъективный и автономный характер морали; в том же, что этот закон не может быть простым изъявлением личного произвола, а может быть только всеобщим, проявляется его объективность и необходимость, — объективность не эмпирического, а ноуменального, трансцендентального плана, необходимость, выводящая человека за границы мира природы. Кант высказывает догадку о том, что свобода не предшествует морали как ее изначальная предпосылка, а является выражением специфического характера нравственного долженствования.

Многие философы и моралисты пытались доказать возможность для человека свободы посредством различения причинности психической и физической. Но Кант отвергает эти попытки и говорит, что психическая причинность не меньше, чем физическая, принадлежит к царству необходимости. Проблема свободы есть проблема вменяемости и возможной спонтанной причинности. Философ задавался вопросом, каким образом один и тот же поступок может называться свободным, если в то же время он подчинен неизбежной естественной необходимости?

По Канту решение в вопросе о свободе зависит не от того, лежит ли причинность внутри объекта или вне его, и если она лежит внутри него, то определяется ли необходимость поступка инстинктом или разумом. Если определяющие представления имеют основу существования во времени – в каком-нибудь предшествующем состоянии, а это состояние в свою очередь – в ему предшествующем, то необходимые определения могут быть одновременно и внутренними. Их причинность может быть и психической, а не только механической. Однако и в этом случае основа причинности определяется во времени, следовательно, при необходимо действующих условиях прошлого. А это значит, что, когда субъект должен действовать, определяющие основания его поступков уже не находятся в его власти. Вводя то, что можно было бы назвать психологической свободой, вместе с ней вводят и естественную необходимость. Следовательно, не остается уже никакого места для свободы в кантовском, "трансцендентальном" смысле. Если бы свобода нашей воли была только психологической и относительной, а не трансцендентальной и абсолютной, то, как говорил Кант, "в сущности, она была бы не лучше свободы приспособления для вращения вертела, которое, однажды заведенное, само собой совершает свои движения" [5, т. 4, ч. 1, с. 426].

Следуя теории Канта, для того чтобы "спасти" свободу, т. е. показать, что она возможна, приписывать ее надлежит как "вещи в себе".

В учении Канта о свободе обнаруживается глубокая связь между его теорией познания и этикой, между его учением о разуме теоретическом и учением о разуме практическом. Этика Канта одним из своих устоев имеет "трансцендентальную эстетику" – учение об идеальности пространства и времени.

Кант выдвигает три постулата свободы, которые составляют его глубинную онтологию, т. е. метафизику.

Первый постулат требует полной автономии человеческой воли, т. е. свободы – произвола, сразу же перерастающей в свободу, нравственно ориентированную. Кант сводит этот постулат к формуле: "Ты должен, значит ты можешь".

Далее следует логическая сторона вопроса, которая показывает, что выводить способность к выполнению нормы только из того факта, что эта норма нами принята неверно. Но в минимальном своем значении "норма обязывает при том условии, что субъект способен ее выполнить" формула Канта вполне корректна. Разумеется, ссылка на "способность" или "неспособность" не должна прикрывать уклонение от обязанностей: ситуация ты можешь должна оцениваться объективно.