Автор работы: Пользователь скрыл имя, 05 Марта 2014 в 22:03, курсовая работа
Идея безличного, универсального, равнообязательного правила (в том числе и правил верификации) как условия дисциплинарного общения и выявления личностного начала по правилам дисциплины не так уж нова, хотя сегодня осмысление этой идеи несет явственный отпечаток новой ситуации. Мертон, например, возвращаясь к истории становления дисциплинарных правил, видит в мере безличности и универсальности, с одной стороны, типологическое различие дисциплин , а с другой — различие историческое, способное аранжировать дисциплины в иерархию развитости и указать слаборазвитым дисциплинам их будущее состояние . Бен-Дэвид связывает становление дисциплинарных правил с появлением других безличных механизмов саморегуляции общества . Прайс, со ссылками на Конанта и Дейча, принимает кумулятивность и наличие соответствующего механизма интеграции за отличительную черту «жесткой» науки, естественнонаучной дисциплины
Безличность науки и значение личности в науке.
Мотивы занятия научной деятельности: удивление, творческий интерес, престиж и тп.
Качества, необходимые ученому: честность перед самим собой, мужество, неудовлетворенность.
Типы ученых: «делатели», «думатели», «чувствователи» и др.(по Селье).
Роль Дж.Бруно в становлении и утверждении естествознания как главенствующей отрасли культуры.
Характеристика выдающихся ученых: Ньютона, Эйнштейна, Вернадского. Зависимость их вклада в науку от личностных свойств.
Тип идеального ученого и идеального ученика.
Список литературы.
Содержание:
1.Безличность науки.
Идея безличного, универсального, равнообязательного правила (в том числе и правил верификации) как условия дисциплинарного общения и выявления личностного начала по правилам дисциплины не так уж нова, хотя сегодня осмысление этой идеи несет явственный отпечаток новой ситуации. Мертон, например, возвращаясь к истории становления дисциплинарных правил, видит в мере безличности и универсальности, с одной стороны, типологическое различие дисциплин , а с другой — различие историческое, способное аранжировать дисциплины в иерархию развитости и указать слаборазвитым дисциплинам их будущее состояние . Бен-Дэвид связывает становление дисциплинарных правил с появлением других безличных механизмов саморегуляции общества . Прайс, со ссылками на Конанта и Дейча, принимает кумулятивность и наличие соответствующего механизма интеграции за отличительную черту «жесткой» науки, естественнонаучной дисциплины. Но этот разнобой понимания и оценки безличных дисциплинарных правил приводит, в общем-то, к единству восприятия естественнонаучной дисциплины как наиболее развитой формы самоорганизации научной деятельности, где именно жесткость и признанная равнообязательность универсальных правил деятельности обеспечивают наибольшую эффективность интеграции личностного продукта, перевода личных вкладов в общедисциплинарное достояние. Закерман и Мертон иллюстрируют этот тезис статистикой отклонения рукописей.
Хотя за этим распределением потерь личностного продукта в процессе дисциплинарной интеграции могут скрываться и экстранаучные причины, следует все же признать, что таблица достаточно доказательно подтверждает тезис о большей эффективности поглощения личностного начала, продукта реального субъекта научной деятельности в естественнонаучных дисциплинах, перевода результатов такой деятельности в дисциплинарное, а с ним и в общественное, общечеловеческое достояние. Практически тот же эффект и по порядку следования дисциплин и по порядку величин дает таблица Прайса о распределении выпускников с первой ученой степенью доктора философии.
Значение личности в науке.
Если результаты науки, как отмечалось ранее, безличны, то какое значение может иметь личность ученого? По крайней мере то, что без своего создателя наука вообще невозможна.
Внешне деятельность ученого спокойна и незаметна: он что-то исследует в лаборатории, пишет в тиши кабинета, публикует результаты, которые потом входят в учебники и жизнь других людей. Однако сама современная наука началась с трагедии, когда за свои научные убеждения был сожжен на костре Джордано Бруно, а год его смерти (1600 г.) стал отправной точкой развития науки Нового времени. В XVII в. Галлилею пришлось отречься от своих взглядов перед судом инквизиции.
Наш век повсеместного признания науки был отмечен «обезьяньим процессом» в США, когда школьного учителя судили за преподавание теории эволюции Дарвина, а в СССР ученые преследовались только за то, что занимались научными исследованиями. Выдающемуся русскому ученому Н.Н. Вавилову, погибшему, отстаивая правоту генетики, принадлежат слова, снова возвращающие нас ко временам, когда наука завоевывала себе право на свободное существование: «На костер пойдем, а от своих убеждений не откажемся».
Итак, от ученых требуется мужество в отстаивании своих взглядов, интеллектуальная честность перед собой и другими и иные качества, которыми обладает только личность, не говоря о высоком интеллектуальном потенциале и желании посвятить себя научным изысканиям.
2.Мотивы занятия научной деятельности.
Выдающийся современный ученый, основатель теории стресса Г. Селье в своей книге «От мечты к открытию» пишет: «Природа хитроумно устроила так, что большинство полезных вещей вызывает у нас субъективное чувство приятности. И это касается не только питания и размножения, но и познания. Открытие в области фундаментальных исследований, например, доставляет радость вне зависимости от его возможного практического применения. Но любое приобретенное таким образом знание рано или поздно становится полезным тем, что увеличивает нашу власть над Природой». В подтверждение он приводит слова одной из зачинательниц исследования радиоактивности в нашем веке Марии Скло- диис кой-Кюри: «Но как раз в этом дрянном старом сарае протекли лучшие и счастливейшие годы нашей жизни, всецело посвященные работе. Нередко я готовила какую-нибудь пищу тут же, чтобы не прерывать ход особо важной операции. Иногда весь день я перемешивала кипящую массу железным прутом длиной почти в мой рост. Вечером я валилась с ног от усталости». Стремление к поиску и открытию нового — существеннейшая черта подлинной личности.
Пуанкаре отмечал эстетическую причину познания. «Ученый изучает природу не потому, что это полезно; он исследует ее потому, что это доставляет ему наслаждение, а это доставляет ему наслаждение потому, что природа прекрасна... Я имею в виду ту глубокую красоту, которая кроется в гармонии частей и которая постигается только чистым разумом... красота интеллектуальная дает удовлетворение сама по себе, и, быть может, больше ради нее, чем ради будущего блага рода человеческого, ученый обрекает себя на долгие и тяжкие труды».
«Отыскание истины, — пишет в другом месте А. Пуанкаре, — должно быть целью нашей деятельности; это единственная цель, которая достойна ее».
Результат работы крупного ученого — революция в науке (это верно и с точки зрения современной терминологии, принятой в методологии науки), а революция совершается через преодоление сопротивления и рутины.
В заключение Селье сформулировал мотивы деятельности ученого;
Скупец любит перебирать свои сокровища, и, как ни странно, некоторые (хотя и немногие) ученые получают настоящее наслаждение от создания своих научных работ, ибо сам процесс "перебирания" средств убеждения вызывает приятное ощущение достижения цели. Для ученого даже самая непривлекательная, правда прекраснее самой приятной подделки.
Красота закономерности.
Трудно объяснить красоту перехода от тайны к закономерности. Собиратель марок, спичечных этикеток, бабочек или человек, решающий кроссворды, наслаждаются чувством завершения закономерных последовательностей и процессом нахождения признака, в соответствии с которым большое количество очевидно разнородных объектов могут быть расположены неким логическим образом. Чем более разнообразны, необычны и загадочны объекты, тем большее удовлетворение доставляет нам обнаружение закономерностей, в соответствии с которыми их можно размещать в удобном и гармоничном порядке, делающем их доступнее для понимания.
Но с течением времени большинство из нас (но не все) теряют этот дар
чистого наслаждения. По мере
нашего дальнейшего знакомства с повседневным миром вещей привычное начинает
приедаться. Мелочная череда каждодневных
проблем имеет свойство притуплять нашу
чувствительность к
Любопытство.
Если любопытство ассоциируется с чем-то дурным, то лишь потому, что люди склонны смешивать любознательность с пронырливостью. Любознательный человек хочет узнать то, что его как-то касается, а проныра сует нос в личные дела других. Любопытство одолевает настоящего ученого, он не может без него жить. Когда исследователь теряет эту побудительную силу – потому ли, что его усилия слишком часто заканчиваются неудачей, или потому, что он самодовольно удовлетворяется "практическими достижениями",- он удаляется от науки и находит прибежище в самооплакивании или чванной гордости своим благополучием. Однако не будем касаться научной любознательности как таковой, ибо она перекрещивается с массой других побудительных мотивов.
Желание приносить пользу.
Разработки систем вооружений,
новых марок телевизоров или видов вакцин,
очевидно, являются практическими. Изучение
Чем в большей степени исследование понятно и практично, тем ближе оно к уже известной нам обыденности. Таким образом, как ни парадоксально, знания о самых отвлеченных и самых непрактичных явлениях оказываются самыми перспективными для получения новых фундаментальных данных и ведут нас к новым вершинам науки. Но на это нужно время и, как правило, немалое. Фундаментальные исследования становятся полезными и остаются таковыми на более длительное время, чем прикладные. Ряд ученых настаивают на том, что фундаментальные исследования должны вестись в духе "искусство ради искусства" и их практическая применимость не должна подлежать оценке. Отстаивая эту точку зрения, они ссылаются на то, что даже наиболее недоступное для понимания исследование может в конце концов дать практические результаты. Эгоизм и эготизм являются наиболее характерным, наиболее древним и наиболее неотъемлемым свойством всего живого. Каковы бы ни были их сознательные мотивы, многие ученые обладают искренним желанием быть полезными обществу. Вот почему даже среди тех, кто занимается фундаментальными исследованиями, не ожидая от них никакого практического выхода, лишь немногие полностью лишены надежды, что их открытия смогут помочь людям избавиться от страданий и достичь счастья. Одной из наиболее важных причин такого желания является потребность в одобрении.
Потребность в одобрении - жажда авторитета – тщеславие.
Тщеславие становится предосудительным только тогда, когда законная гордость общепризнанными достижениями превращается в неразборчивую погоню за славой ради нее самой. Ни один ученый, достойный этого звания, не измеряет свой успех количеством похваливших его людей. Ни один ученый не желает приоритета на открытие, ошибочно приписанное ему, и не хотел бы поменяться местами с самыми известными политиками, миллионерами или генералами. Ученые тщеславны, им нравится признанье, они не безразличны к известности, которую приносит слава, но очень разборчивы в отношении того, чьего признания им хотелось бы добиться и за что им хотелось бы стать знаменитыми.
Ореол успеха; преклонение перед героями и желание им подражать.
Достижению подлинного совершенства мышления и гениальности в огромной степени препятствует неправильное понимание лозунга "все люди равны", с которым Линкольн обратился к своему народу после битвы под Геттисбергом. В буквальном смысле слова это утверждение явно неверно: одни люди маленького роста, другие высокого; одни толстые, другие худые; одни умные, другие глупые. Линкольн имел в виду только то, что все люди обладают равными правами развивать те качества, которыми наделены от рождения.
Однако на практике даже и это невозможно, поэтому нам советуют
поступать наилучшим образом и относиться к каждому с точки зрения
большинства. Поскольку мы не в состоянии приспособить процесс обучения к каждому ученику, постольку будет "демократично" подогнать ученика под средний уровень процесса обучения.
В нынешних условиях вполне разумно решать основные общественные проблемы голосованием, но при решении научных, художественных и иных культурных проблем должны быть справедливы слова Генри Торо: "Всякий человек, который более прав, чем его соседи, составляет большинство в один голос".
Боязнь скуки.
Творческие люди заняты интенсивным поиском "духовных отдушин", и если они уже приобрели вкус к серьезным умственным упражнениям, все другое в сравнении с этим представляется им не стоящим внимания. Мало кто из ученых увлекается чем-то еще, кроме науки, и я думаю, что именно ужасная боязнь скуки с такой же силой не дает им заняться "мирскими" делами, с какой страсть к науке влечет их к исследованиям.
3.Качетва, необходимые ученому.
Информация о работе Безличность науки и значение личности в науке