12. Карл Хаусхофер -- автор теории «континентального блока»

     Крупный немецкий ученый - геополитик К. Хаусхофер (1869-- 1946) был военным, дипломатом, ас 1911 г. занялся наукой, получил звание доктора Мюнхенского университета. С 1924 г. в течение 20 лет издавал солидный геополитический журнал, где и были опубликованы его главные работы. Он глубоко изучил идеи своих предшественников и хорошо усвоил положения закона планетарного дуализма: «морские силы» против «суши»; власть моря против власти посредством земли. Ученый создает свою доктрину, суть которой сводится к необходимости создания континентального блока, или оси: Берлин -- Москва -- Токио. По сути он развил идеи «железного канцлера» -- объединителя всех германских земель Отто фон Бисмарка, ратовавшего за русско-германский союз и предупреждавшего Запад об опасностях любых действий (включая и военные) против России.

     Хаусхофер, вслед за Бисмарком, видел в союзе с Россией и Японией достойный ответ на стратегию морских держав. По этому поводу он писал:

     Германию обвиняют в том, что мы проводим в жизнь план по натравливанию цветных народов на их «законных» господ в Индии и Индокитае... Мы же, на самом деле, основываясь на работе англичанина Макиндера, пропагандируем во всем мире идею того, что только прочная связь государств по оси Германия -- Россия -- Япония позволит нам всем подняться и стать неуязвимыми перед методами анаконды англо-саксонского мира... Только идея Евразии, воплощаясь политически в пространстве, дает нам возможность для долговременного расширения нашего жизненного пространства³².

     Итак, для противостояния морским державам, стремящимся задушить континентальные страны, как душит анаконда свои жертвы, Хаусхофер и его школа разработали концепцию «большого пространства».

     Сам термин «большое пространство» возник еще в античном мире и в него включали умеренные тропические и субтропические зоны по линии Восток--Запад. По мере накопления знаний об окружающем мире (португальские, испанские и другие великие географические открытия и колониальные войны) категория «большое пространство» изменялась и охватывала уже не одно Средиземноморье, Малую Азию, но и Иран, Китай, Индию. «Большое пространство» раздвинуло свои границы как в меридиональном, так и в широтном направлениях. В 40-х годах XX в. сформировалось два больших геополитических образования: панамериканский и восточно-азиатский блоки. Это геополитическое событие имело большое значение, так как предопределило полное изменение «силового поля» земной поверхности. Это обстоятельство объясняет попытки Советского Союза перейти от «широтной стратегии» к «стратегии теплых морей»: Евро-Африканский проект, проекты в отношении Индии и тихоокеанских островов. Это новое геополитическое поле резко отличается от того, которое в 1904 г. было определено X. Макиндером как «географическая ось истории» -- центр Старого Света.

     Хаусхофер гениально предугадал ориентацию геополитичемких устремлений США по линии Запад -- Восток, и он считал, что эта геополитическая экспансия при ее завершении

     создает основу для самой серьезной угрозы для мира, так как она несет в себе возможность порабощения Соединенными Штатами всей планеты.

     Восточная Азия, по его мнению, вынуждена укреплять собственную политическую и культурную форму, чтобы отстоять свою геополитическую независимость. На периферии своего влияния Восточная Азия создает буферные зоны безопасности.

     К. Хаусхофер делает вывод, что геополитическое будущее планеты зависит от результата борьбы двух тенденций: сможет ли англо-американская экспансия вдоль параллелей побороть сопротивление восточно-азиатской экспансии вдоль меридианов. Но при любом исходе США будут защищены остатками бывшей английской колониальной империи и всегда смогут тереться на тропическую Америку, находящуюся под их контролем.

     Представляет интерес и определение предмета геополитики, данное Хаусхофером:

     Геополитика есть наука об отношениях земли и политических процессов. Она зиждется на широком фундаменте географии, прежде всего географии политической, которая есть наука о политических организмах в пространстве и об их структуре. Более того, геополитика имеет целью обеспечить надлежащим средством политическое действие и придать направление политической жизни в целом. Тем самым геополитика становится искусством, именно -- искусством руководства практической политикой. Геополитика -- это географический разум государства.

13. Идея пассионарности Л.Н. Гумилева

     Жизнь свела Л.Н. Гумилева и П.Н. Савицкого в 1966 г., Л. Гумилев приехал на археологический конгресс в Прагу. Последние евразийцы -- П.Н. Савицкий и Г.В. Вернадский внимательно следили за публикациями Л.Н. Гумилева и очень высоко оценивали его идеи, носящие концептуальный характер. Савицкий не раз подчеркивал «всеобъемлющий кругозор» Гумилева. Г.В. Вернадский отмечал, что в работах Гумилева очень существенно то, что он подходит к проблемам становления и развития этносов в плоскости естественной, а не гуманитарной науки. В 1970 г. в письме к Льву Николаевичу Г.В. Вернадский подчеркивает:

     Вижу, что Вы все обобщаете, развиваете и углубляете Ваши столь важные изучения понятий «этнос», «ландшафт» и т.д. на фоне биосферы. Все это дает большой толчок мысли.

     О каком же «большом толчке мысли» писал Вернадский? В самом сжатом виде его можно сформулировать как «понятие пассионарности». Этого понятия не знали Савицкий, Трубецкой, Вернадский. Их евразийская концепция была синтезом истории и географии (геополитики), а доктрина Л.Н. Гумилева опиралась на выводы истории, географии и естествознания. По этому поводу Гумилев говорил, что Георгию Владимировичу Вернадскому как историку очень не хватало усвоения идей своего отца (академика В.И. Вернадского). Это замечание признавал Г.В. Вернадский и писал:

     Я, конечно, приветствую, что он (Гумилев) принимает постановку проблемы «биосферы» моим отцом ... сюда надо добавить и «ноосферу.

     Именно пассионарные толчки определили ритмы Евразии, полагал Гумилев. Они обусловили приоритет тех или иных сил в разные периоды формирования единого мегаконтинента -- Евразии. Особенно четко сформулированы эти идеи в его статье «Горе от иллюзий». Он утверждает, что

     Можно, конечно, продолжать считать, будто история определяется социально-экономическими интересами и сознательными решениями. Но... в жизни человеческой нет ничего более нестабильного, чем социальное положение...

     Но никакими усилиями и желаниями не может человек сменить свою этническую принадлежность... Не заставляет ли это предположить, что в недрах многообразной этнической стихии человечества сокрыты глобальные и объективные закономерности исторических процессов?⁴

     Итак, Л.Н. Гумилев считает, что отличия одного этноса от другого определяются не «способом производства», «культурой» или «уровнем образования». Этносы отличаются друг от друга стереотипами поведения, которые человек усваивает в первые месяцы жизни от родителей, сверстников, а затем использует всю жизнь. В этносе в отличие от общества работают не сознательные решения, а ощущения и условные рефлексы. Этнос, каждый человек приспосабливается к географической и этнической среде.

     Но чтобы по-новому приспособиться к окружению (особенно новому окружению), а тем более создать этнос, нужна какая-то потенциальная энергия, нужны силы. В этом-то, подчеркивает Гумилев, «сердцевина новизны пассионарной теории этногенеза». Она связывается со способностью людей «поглощать биохимическую энергию живого вещества биосферы», открытую В.И. Вернадским. Способности разных людей поглощать эту энергию различны. Гумилев предлагает классифицировать всех людей по этому признаку на три типа: наибольшее число людей располагает этой энергией в количестве, достаточном, чтобы удовлетворить потребности, диктуемые инстинктом самосохранения. Эти люди (их чаще всего называют гармоничными) работают, чтобы жить -- никаких иных потребностей у них не возникает. Однако есть определенное число персон, наделенных «экстремальной энергетикой». Этот избыток Л.Н. Гумилев назвал пассионарностью (пассия -- страсть). Если пассионарности больше, чем требуется для спокойной жизни, человек пассионарный живет, чтобы работать ради своей идеальной цели. Если пассионарности у человека меньше, чем необходимо для обычной жизни, индивид, называемый субпасионарием, живет, чтобы не работать, и ориентируется на потребление за счет других людей.

     В каждом этносе соотношение людей разных типов меняется со временем. Суммируясь, пассионарность индивидов образует пассионарность на популяционном уровне. Биологической нормой организма считается приспособление ради воспроизводства потомства. Значит, популяция, воспроизводящая биохимическую энергию на уровне нормы, является неагрессивным, вполне довольным в жизни этносом. Но если в такой популяции появляется определенное число пассионариев, то поведение этноса меняется. Избыток энергии на что-то должен быть истрачен. Он может быть истрачен на какие-либо социальные идеи или достижение определенных материальных, политических и других целей.

     Л.Н. Гумилев утверждает, что стремясь к своему идеалу, люди пассионарные часто жертвуют своей жизнью ради других, но ради достижения своих практических целей перестраивают саму этническую систему, меняют ее стереотипы поведения и цели развития.

     Когда же лидеры - пассионарии, их потомки оказываются уничтоженными (в войнах, на кострах инквизиции, в концлагерях, взаимоистреблениями), то вновь виден трудолюбивый народ, довольный своей жизнью. От момента пассионарного толчка (появления первых пассионариев в спокойной популяции) до возвращения в новое состояние равновесия -- гомеостаз -- проходит около 1200 -- 1500 лет. За это время пассионарность вначале устойчиво растет -- фаза подъема, когда структура этнической системы постоянно усложняется, из разрозненных субъектов (сословий) возникает единый новый этнос. Когда пассионарность достигает вершины, создается единый этнический мир -- суперэтнос, состоящий из отдельных, близких друг другу по поведению и культуре этносов. Вся последующая этническая история связана с обратным процессом -- разрушением создавшегося суперэтноса вследствие спада пассионарности.

     Спад пассионарности предопределен тем, что энергичных пассионарных людей с каждым поколением становится все меньше, а социальная система, созданная ими, не успевает за этими переменами, так как более инерционна, чем природная среда. И в фазе надлома этноса систему приходится постоянно перестраивать, приспосабливая к ухудшающимся условиям. Если этот процесс заканчивается благополучно, этнос имеет шанс дожить до следующей фазы этногенеза -- инерционной. В этой фазе пассионарность убывает медленно и плавно, люди наслаждаются материальными и культурными благами. Но когда пассионарность падает ниже критической точки, то обманчивое благополучие гибнет от рук собственных пассионариев, этнос исчезает, а отдельные люди либо ассимилируются, врастая в новые этносы, либо остаются в виде этнических реликтов.

     Самые тяжелые моменты в жизни этноса (в жизни людей) -- это смены фаз этногенеза, фазовые переходы. Фазовый переход -- это кризис, связанный с изменением уровня пассионарности, с психологической ломкой стереотипов поведения ради приспособления к новой фазе. Необходимо знать, что любой процесс этногенеза может быть насильственно оборван извне (агрессии, эпидемии и т.д.).

     Может ли все человечество слиться в один гигантский суперэтнос, где будут торжествовать общечеловеческие ценности? Гумилев полагает, что пока существуют разные уровни пассионарного напряжения в уже имеющихся суперэтносах, пока существуют различные ландшафты Земли, требующие специфического приспособления в каждом отдельном случае, такое слияние маловероятно и торжество общечеловеческих ценностей, к счастью, -- лишь очередная утопия. Если это слияние произойдет, то восторжествуют не «общечеловеческие ценности», а этническая доминанта какого-то конкретного суперэтноса⁵.

     В геополитической научной мысли сложилось убеждение, что Л.Н. Гумилев в своей теории этногенеза и этнических циклов продолжает линию «органического» подхода и отчасти «географического детерминизма», лежащую в основе геополитики Ф. Ратцела, Г. Челлена, К. Хаусхофера и т.д. Вряд ли можно полностью согласиться с таким категорическим утверждением, значительно сужающим методологию Гумилева. Из анализа трудов ученого можно сделать вывод, что это был, хотя и спорный, но совершенно оригинальный подход к проблемам этногенеза и становления государственности великороссов. По мнению Гумилева, великороссы представляют особый этнос, сложившийся под мощным воздействием пассионарного толчка, на основе тюркско-славянского слияния. Подобный тезис -- своего рода обоснование русского контроля над землями, населенными тюркскими этносами. Этот сплав этносов мог образоваться как симбиоз, порожденный специфическим сочетанием Леса и Степи. Тесный союз Леса и Степи предопределил сущность цивилизации, культуры, стереотипов поведения великороссов. Этносы имеют системную природу. Гумилев пишет:

     Это значит, что в основе этносов лежит не похожесть особей, его составляющих, а связи, цементирующие коллектив и простирающиеся на природные особенности населяемого данным коллективом ландшафта.

     Как влияет тот или иной ландшафт, или «место развития», на формирование этносов? На этот вопрос русский ученый отвечает:

     Степные просторы... всегда были удобны для развития скотоводства. Поэтому в Восточную Европу переселялись азиатские кочевники... Они вступали в военные и хозяйственные кок акты со славянами, хозяйство которых базировалось на лесных массивах. Однако кочевое хозяйство не может существовать вне связи с земледельческими, потому что обмен продуктами одинаково важен для обеих сторон. Поэтому мы наблюдаем... постоянные примеры симбиоза.