Билль о правах и свобода печати в Англии

Министерство образования  и науки РФ

ФГБОУ ВПО «Кемеровский государственный  университет»

Факультет филологии и  журналистики

Кафедра журналистики и русской  литературы XX века

 

 

 

 

Билль о правах и свобода печати в Англии

Реферат

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                             Проверил:

Оценка _______________

«____» __________2013 г.

 

 

 

 

 

 

Кемерово 2013

Содержание

Введение……………………………………………………………………….3

1. Зарождение британской прессы…………………………………………...4

2. Переломные годы………………………………………………………......6

3. Билль о правах…………………………………………………………….14

4. Становление свободной  прессы…………………………………………16

Заключение………………………………………………………………......19

Список использованной литературы……………………………………….20

Приложение………………………………………………………………….21

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

Великобритания  – великая европейская страна, оказавшая большое влияние на мировую историю. Процесс её становления, как сильного и развитого государства включал в себя как экономику и военное дело, так и политику, связанную с журналистикой и свободой печати, и, конечно, многое другое.

Английская печать начинала развиваться медленнее, чем печать в странах-соседях, но в результате она обогнала и перегнала их. В том числе и саму Германию, ведь в Англии внутренние государственные отношения слагались более благоприятным образом для развития печати.  Конечно, этому способствовало ещё и то, что Англия сравнительно рано завоевала крупное политическое значение.

Английские издатели обладали достаточными финансовыми средствами, чтобы воплотить в жизнь свои редакторские и издательские задумки. И ещё одной из главных причин такого возвеличивания британской прессы является то, что Лондон – центр английской журналистики – становится центром и материальной, и духовной жизни страны. Все эти факторы повлияли не только на стремительное развитие печати в Англии, но и на то, что она получила значительную свободу раньше, чем в других странах.

 Путь становления прессы, которая сейчас оказывает огромное влияние на мировой арене, начинает свою историю с первых печатных сообщений. Мы рассмотрим все важные события и процессы, повлиявшие на становление английской прессы свободной. Этот момент является очень важным для практики всей мировой журналистики, потому что именно свобода печати помогла английским газетам добиться такого уважения.

 

 

 

Зарождение британской прессы

 

Первые шаги развития английской печати имеют большое сходство с  начальными моментами германской прессы. И здесь появились сперва писанные газеты, и лишь особенно важные известия печатались на отдельных листках. Составление первых печатных сообщений приписывается лорду Бурлей в 1588 г., когда испанская армада появилась у английских берегов. Они имели характерные признаки газет и выходили под названием «Английский Меркур». Но достоверность этих данных весьма спорна, так как более точные сведения об «Английском Меркуре» до нас не дошли, а семь газет, четыре печатных и три писанных, находящиеся в Британском музее и долгое время считавшиеся подлинными экземплярами «Английского Меркура», в 1839 г. были признаны подложными благодаря исследованиям мистера Уаттса, библиотекаря Британского музея. Старший Дизраэли замечает по этому поводу в предисловии к двенадцатому изданию своих «Достопримечательностей Литературы»: «Все экземпляры сравнительно недавнего происхождения (около 1740 г.) и несомненно являются подлогом, – доктор Бирч владелец этого собрания. Я склонен думать, что это не более, как остроумная мистификация сведущих исследователей, возникшая при ближайшем участии доктора Бирча вкупе совершенно не объясняется друзьями Йорками».

В начале XVII в. печатанные летучие листки, по-видимому, значительно размножились, а в 1622 г. появилась первая настоящая газета в Лондоне, основанная составителем писем-ведомостей Натаниелем Буттер, под названием «The Certain of this Present Week». Но при господствовавшем в последние годы правления Иакова I всеобщем возбуждении, сказавшемся и на хозяйственной жизни, правильный выход газеты был невозможен; лишь появившемуся позднее «The Weekly Courant» удалось выходить еженедельно без перерывов. В непродолжительном времени вырастали все новые листки, носившие в большинстве случаев несколько странные названия, как, например: «Таинственный филин», «Дракон парламента», «Человек с луны», «Еженедельный изобретатель», но весьма скудные по содержанию.

Принужденные совершенно молчать о политических делах  и парламентских заседаниях, да и  по остальным вопросам постоянно  подвергающиеся цензурным репрессиям, газеты должны были писать о несчастных случаях, убийствах, «чудесных происшествиях», в которых немалую роль играли русалки, ведьмы и прочие; при недостатке же материала они обращались к  перепечатке рассказов из Библии. Издатели тщательно соблюдали цензурные  правила, так как деспотический  Карл I за нарушение их наказывал  виновных розгами, заключением под  стражу, увечиями, нередко даже смертной казнью. При Кромвеле репрессии были несколько смягчены. «Мое правительство было бы недостойно существовать, – сказал однажды Лорд Протектор, – если б оно не было в силах устоять под бумажной картечью», но при Карле II снова началось систематическое преследование всякой свободной мысли; по мнению короля, он один имел право опубликовывать политические новости; на этом основании были воспрещены все газеты, за исключением основанного цензором Роже Л'Эстранжем в 1663 г. «Intelligencer», выходившего впоследствии два раза в неделю под названием «Лондонской газеты». Но содержание и этого листка чрезвычайно скудно. Две страницы, из которых состоял каждый номер, содержали: известия о двух-трех назначениях, сообщение о какой-нибудь стычке, описание вооруженного нападения на большой дороге, объявление о петушином бое и публикации: о потерянной собаке, о найме прислуги и пр. О парламентских дебатах и государственных процессах, волновавших всю Англию, не упоминалось ни единым словом.

С низложением Иакова II (1689) и вступлением на престол Вильгельма III наступил конец этому жалкому  состоянию печати, и в 1702 г. в Лондоне  вышла в свет первая ежедневная газета «Daily Courant».

 

 

Переломные годы

 

• Царствование Вильгельма (1689-1702)

В течение первых трех лет царствования Вильгельма, пожалуй, никто не поднимал голоса против ограничений, наложенных законом на печать. Эти ограничения превосходно гармонировали с теорией управления, которой придерживались тори, а практическое их применение не раздражало вигов. Роджер Лестрейндж, бывший цензором при двух последних королях династии Стюартов, а его место занял один шотландский джентльмен, получивший за свою страсть к редким книгам и привычку посещать все распродажи библиотек прозвище Каталог Фрейзер, под коим он и был известен в магазинах и кофейнях близ собора святого Павла. Фрейзер был ревностный виг. Авторы и издатели, державшие сторону вигов, восхваляли его как самого беспристрастного и гуманного человека. После скандала, связанного с «Icon basilike», он покинул должность. Ноттингем назначил на его место джентльмена знатного происхождения и скудного состояния по имени Эдмунд Боуэн.

• Начало борьбы

Эта смена личности привела  к немедленному и полному изменению  всей системы, потому что Боуэн был столь убежденным тори, как только мог быть добросовестный человек, принесший присягу. Он был известен как преследователь нонконформистов и защитник доктрины пассивного повиновения. Он издал нелепый трактат Фильмера   о происхождении власти и написал возражение на посмертное сочинение Элджернона Сидни, врученное шерифам на Тауэр Хилл. И Боуэн никоим образом не соглашался признать, что, принеся присягу Вильгельму и Марии, он совершил нечто несовместимое с его прежними взглядами. Ему удалось убедить себя, что они царствуют по праву завоевания, и что каждый англичанин должен так же верно служить им, как Даниил служил Дарию и Неемия Артаксерксу. Но эта доктрина, успокоительная для его совести, не имела успеха у обеих партий.

Едва он вступил в свою должность, Патерностер Роу и Малая Британия пришли в волнение. При Фрейзере виги пользовались почти неограниченной свободой, как если бы вообще не было цензуры. Теперь они подвергались столь же суровому обращению, как во времена Лестрейнджа. Собирались опубликовать «Историю кровавых судилищ», которая, как предполагалось, должна была иметь не меньший успех, чем «Странствие пилигрима». И вот, новый цензор отказался дать свое Imprimatur. Эта книга, заявил он, изображает мятежников и схизматиков в виде героев и мучеников, и он не разрешил бы ее ни за что на свете. Не дозволено было напечатать иск лорда Уоррингтона, предъявленный большому жюри Чешира, потому что его милость неуважительно отзывается о божественном праве и пассивном повиновении. Джулиан Джексон, желавший распространить свои взгляды о способе правления, должен был снова, как в бедственные времена короля Иакова, прибегнуть к тайному станку. Естественно, такие ограничения после нескольких лет безграничной свободы вызвали яростное отчаяние. Некоторые из вигов стали думать, что нежелательно самое учреждение цензуры; и все виги в одни голос заявляли, что новый цензор не годится для своей должности, и готовы были объединить усилия, чтобы от него избавиться. Эти споры закончились увольнением Боуэна и вызвали первую парламентскую борьбу за свободную бесцензурную печать.

• Открытая война с цензурой

Невдалеке от Лондона жил  человек хорошего происхождения  по имени Чарльз Блаунт, обладавший некоторой начитанностью и кое-каким литературным талантом. В политике он был крайним вигом. При всем том малом уважении, какого заслуживают умственные способности и нравственные качества Блаунта, как раз ему Англия в значительной мере обязана освобождением своей печати. Он долго враждовал с цензурой. Еще до революции один из его еретических трактатов был безжалостно отделан Лестрейнджем и в конце концов запрещен по приказу начальника Лестрейнджа, епископа Лондонского. Боуэн был не менее суровый критик. Поэтому Блаунт объявил войну цензуре и цензору. Военные действия он начал листовкой, вышедшей без всякого разрешения под псевдонимом Филопатрис и носившей название «Справедливая защита просвещения и свободы печати». (Читатель, не знающий, что Блаунт был один из самых бессовестных плагиаторов в истории, будет удивлен, обнаружив среди жалких мыслей и выражений третьесортного памфлетиста отрывки, достойные по возвышенному чувству и прекрасному стилю величайших писателей всех времен. Дело в том, что «Справедливая защита» состоит главным образом из подтасованных кусков «Ареопагитики» Мильтона).

• Невероятный успех

Это благородное воззвание  не было услышано поколением, которому предназначалось, было забыто, и теперь им мог воспользоваться любой  проходимец. В заключение Блаунт, точно так же, как Мильтон, предлагает, чтобы книга могла быть напечатана без всякого разрешения, если на ней указаны имена автора и издателя. «Справедливая защита» имела успех. И он тут же принялся наносить дальнейшие удары. В «Ареопагитике» осталось еще много великолепных мест, не использованных Блаунтом в его первом памфлете. Из этих мест он изготовил второй памфлет под названием «Основания для освобождения печати от цензуры». К этим «Основаниям» он прибавил послесловие под названием: «Верное и правдивое изображение Эдмунда Боуэна». Изображение было крайне резким. Автор цитировал отрывки из сочинений цензора, доказывающие, что он придерживается доктрин пассивного повиновения и непротивления. Он обвинял Боуэна в том, что тот систематически использует свою власть, потворствуя врагам и вынуждая к молчанию друзей тех самых монархов, чей хлеб он ест; и далее утверждал, что цензор — друг и ученик сэра Роджера, своего предшественника.

Написанное Блаунтом «Изображение Боуэна» широко распространилось, хотя его и нельзя было открыто продавать. И в то время как это сочинение переходило из рук в руки, а виги повсюду выражали свое негодование, называя цензора вторым Лестрейнджем, Боуэну был представлен на рассмотрение анонимный труд под названием «Король Вильгельм и королева Мария — завоеватели». Он разрешил его публикацию весьма охотно и даже с полным сочувствием. В самом деле, его излюбленные доктрины и доктрины, изложенные в этом трактате, до такой степени совпадали, что многие подозревали в нем автора, и это подозрение ничуть не убавилось от включенной в трактат похвалы его собственным политическим сочинениям. Но настоящим автором был тот самый Блаунт, кто старался в это время возбудить негодование публики против Закона о печати, а заодно и против цензора. Мотивы Блаунта нетрудно угадать. Его собственные взгляды были диаметрально противоположны тем, которые он выдвинул здесь в крайне воинственной форме. Поэтому никак нельзя сомневаться, что целью его было поймать в ловушку и погубить Боуэна. Это была низкая и коварная интрига. Но нельзя отрицать, что капкан с приманкой был поставлен весьма искусно. Республиканец успешно разыграл роль крайнего тори. Атеист успешно притворился сторонником Высокой Церкви. Памфлет завершался благочестивой мольбой к Богу света и любви умудрить умы англичан и направить их волю, научив их, что способствует гражданскому миру. Цензор не знал, что и думать. На каждой странице он видел свои собственные мысли, изложенные яснее, чем он умел их когда-либо выразить сам. Прочитав эту замечательную брошюру, каждый якобит неизбежно обратится. Непримиримые толпами пойдут к присяге. Нация, столь долго разделенная, обретет, наконец, единство. Но Боуэн скоро пробудился от своих приятных мечтаний: он узнал, что через несколько часов после появления очаровавшей его книжки ее титульный лист привел в ярость весь Лондон, что ненавистные слова — «Король Вильгельм и королева Мария — завоеватели» — вызвали негодование множества людей, даже не читавших ни слова дальше. Через четыре дня после появления книжки он узнал, что этим делом занялась Палата Общин, что некоторые ее члены нашли эту книгу мерзкой, а поскольку автор неизвестен, то парламентский пристав разыскивает цензора. Боуэн никогда не был силен умом; свирепость и внезапность обрушившейся на него бури поразила его и расстроила его нервы. Он явился в Палату. Было решено без голосования просить короля снять Боуэна с должности цензора. Бедняга, готовый упасть в обморок от горя и страха, был отведен служителями Палаты в место заключения.

• Закон о цензуре

Парламент в 1695 г. работал без перерыва. Когда Аббатство было увешано черными полотнищами по поводу похорон королевы, Палата Общин приступила к голосованию, которое привлекло в то время мало внимания, не вызвало никакого волнения и осталось незамеченным в наших пространных анналах, историю которого можно лишь неполно проследить по парламентским архивам, но которое сделало для свободы и цивилизации больше, чем Великая Хартия или Билль о Правах. В начале сессии был назначен комитет для проверки, какие временные законодательные акты вскоре теряют силу, и для рассмотрения, какие из них следует продлить. Комитет сделал доклад, и все содержавшиеся в нем рекомендации были одобрены, за одним исключением. Среди законов, которые комитет советовал возобновить, был и закон, подчинявший печать цензуре. Перед Палатой был поставлен вопрос: «Согласна ли Палата с решением комитета, что закон под названием „Закон о предотвращении злоупотреблений посредством печатания мятежных, изменнических и недозволенных памфлетов и о наблюдении за печатью и печатными станками“ должен быть продлен». Спикер заявил, что ответившие «Нет» одержали верх; и те, кто сказал бы «Да», предпочли не настаивать на голосовании. Билль, продолжавший действие всех остальных временных законов, которые по мнению комитета не должны были утратить силу, был внесен на рассмотрение, принят и направлен в Палату Лордов. Но вскоре этот билль вернулся с важной поправкой. Лорды присоединили к списку законов, подлежащих продлению, также закон, ставивший печать под надзор цензоров. Палата Общин решила не согласиться с этим дополнением, потребовала конференции и назначила уполномоченных для участия в ней. Главным уполномоченным был Эдуард Кларк, стойкий виг и представитель Тонтона, бывшего твердыней гражданской и религиозной свободы на протяжении пятидесяти бурных лет.

• Нижняя палата против верхней

Кларк предъявил лордам в Картинном Зале мемуар, где были изложены мотивы, побудившие Нижнюю Палату не возобновлять Закон о печати. Этот документ оправдывает решение Палаты Общин. Но он доказывает в то же время, как мало понимали члены этой палаты, что они делают, какую революцию совершают своим решением и какую силу вызывают к жизни. Они указали сжато, отчетливо, убедительно и местами со сдержанной иронией на бессмысленность и несправедливость закона, который должен был утратить силу. Но, оказывается, все их возражения относились к деталям. В их мемуаре ни слова не было о главном принципиальном вопросе, будет ли вообще свобода печати благом для общества или злом. Закон о печати осуждался не как дурное в своей сущности установление, а по причине связанных с ним мелочных жалоб, поборов, затруднений, препятствий для коммерции и обысков в частных домах. Закон объявлялся вредным, потому что он давал возможность Компании книжной торговли вымогать деньги у издателей; потому что он давал возможность агентам правительства обыскивать частные дома, прикрываясь общими ордерами; потому что он ограничивал торговлю иностранными книгами лондонским портом; потому что он задерживал в таможне ценные грузы с книгами так долго, что страницы покрывались плесенью. Палата Общин жаловалась также, что сумма взимаемого цензором вознаграждения не была точно установлена. Она жаловалась, что чиновники таможни не вправе открыть прибывший из-за границы ящик с книгами без присутствия одного из цензоров. Далее задавался разумный вопрос, каким образом чиновник может узнать, есть ли в ящике книги, если ему не дозволено открыть его? Таковы были аргументы, достигшие той цели, которой не мог добиться своей «Ареопагитикой» Мильтон.